Зайдя в дом Фаня, Деникин распугал его обитательниц, которые неприбранными шатались в первом этаже. С веселым визгом девушки разбежались по своим помещениям. Их крики привлекли ту, что помощник полицмейстера звал про себя привратницей. При свете дня, без прически и многослойного платья, она выглядела куда менее карикатурно. Зевая, она молча показала рукой, что гость может пройти.
Поднявшись во второй этаж и проследовав по уже хорошо знакомому коридору, Деникин постучал в дверь Цинь Кианг.
- Это я, Дмитрий...
- Входите, открыто, - приветливо отозвались изнутри.
Цинь Кианг грызла орешки, лежа на кровати, но, встречая гостя, тотчас поднялась.
- Это тебе, - Деникин протянул сверток.
- Право же, не стоило беспокоиться! - взяв подарок, девица, кокетливо улыбаясь, прижала его к груди, но через миг отбросила и переключила свое внимание на Деникина.
Он задержался в доме Фаня до позднего вечера, перемежая забавы питьем кислого вина и китайской игрой в маджонг. Деникин знал правила, так как прежде играл с доктором, и потому не уступал радушной хозяйке. А может, она просто не показывала виду.
Однако отбросить все думы и забыться в приятном миге, как того весьма хотелось, по обыкновению, мешал Ершов. Нет, околоточный, к счастью, не проник в бордель - по крайней мере, пока. Но, тем не менее, из головы не шел.
В самом деле, отчего бы и не попытаться разузнать, что за участь постигла здесь архитектора? Вдруг это каким-то образом наведет на следы его дочери - ведь говорили же в городе разное.
- Послушай, Цинь... - осторожно начал он, перебирая гладкие черные волосы, которые их обладательница, похоже, смазывала каким-то маслом, и оттого они так блестели.
- Да, мой господин? - с улыбкой отозвалась китаянка, поглаживая Деникина по щеке. - Налить вам еще вина, а может, пришел черед и для чего покрепче?
- Нет. Я хочу спросить тебя кое о чем.
- Да?
- Я знаю, что покойный полицмейстер встречался с одной девушкой в вашем доме.
- Да. Это была я, - не изменяя тона, отвечала Цинь Кианг, а вот Деникин невозмутимым не остался.
- Ты?
В самом деле, отчего Ершов решил, что дама полицмейстера не говорила по-русски?
- Ну да. Я думала, вы знаете, и оттого подошли ко мне тогда, в лавке.
- Нет, я не знал.
Деникин задумался, испытав нечто, отчетливо напоминавшее ревность.
- Он заходил к тебе в свои последние дни?
- Конечно. Он почти каждый день здесь бывал.
- И сколько же вы встречались?
- Лет пять. Может, и шесть. Он был хорошим. Я рада, что вы сыскали тех, кто повинен в его погибели.
- Ну... не совсем. А ты помнишь, что он тебе рассказывал?
- Про службу? Я не любила про нее слушать. Такие беседы всех огорчают, а тут у нас положено забывать о горестях, - Цинь Кианг рассмеялась. - Хотя нет, кое-что могу припомнить. Кажись, он думал на кого-то из городских про какие-то бумажные шулерства. Не то что подделали, не то покрали. Не могу сказать. Больше ничего о его делах в управе не ведаю, это наверняка.
Деникин огорчился, предвкушая очередную схватку с совестью. Одна сторона вновь станет твердить о поисках истины, а другая - о том, что не стоит проявлять излишнее любопытство.
- А Миллер, городской архитектор, к вам заглядывал?
Цинь Кианг призадумалась.
- Пожалуй, да. Если я его ни с кем не путаю.
- Его недавно здесь ранили.
Девушка пожала плечами:
- Тут у нас такое частенько выходит.
- Не знаешь, кто?
Проститутка покачала головой.
- Вовсе не припомню. Вот плотника Турова намедни порезали, это да.
- А его кто?
- Золотари, с добычи давеча воротились. Не поделили нашу Наденьку. Слово за слово - да за ножи. Ну сами, верно, ведаете, как такое выходит.
- А сколько тут у вас девочек?
- Ну, тех, кто выходит, где-то пятнадцать. Бывает, новые появляются, или наоборот, свои пропадают.
- А Чувашевского помнишь?
- Это кто таков?
- Учитель. Тоже часто к вам хаживал. Тощий такой, сутулый, голова длинная, нос - крючком.
Цинь Кианг снова развеселилась.
- Вот и прежний полицмейстер про такое любил спрашивать. Нет, того, про кого говорите, я не припомню. А что с ним? Тоже порезали?
- Нет. Бревном зашибли.
- Бревном? И как я такое упустила? Надо будет вызнать у девочек, может, что и скажут.
- Да, ты спроси...
Радостный, что все недоразумения, связанные домом Фаня, разрешились, Деникин вернулся к тому занятию, ради которого и пришел.
XV. Нечаянное избавление
С тех пор, как жертвоприношение отложили, минуло уже несколько дней.
В доме серого человека - гадателя по кишкам - сегодня было совсем пусто.
Сам он еще не вернулся с ночных ритуалов, что проводил почти каждый вечер после захода солнца. Шаманка запрещала мешать ей в такие моменты - но у белых людей все иначе. Вместе с гадателем уходили и воины в одинаковых одеждах, которые днем охраняли дом. Гида понял, что они шли следом за серым человеком, чтобы защищать его от злых духов.
Сегодня обряд, похоже, затянулся, и громкие голоса воинов все еще не доносились с улицы.
- Где их всех только черти носят?
Черный человек, ростом лишь немного выше самого Гиды, сидел за столом, на котором рисовали письмена. Перед ним лежало очень-очень много больших кусков - но не бересты, а необычной, тонкой и прозрачной не то шкуры, не то ткани. Гида не знал, как такую выделывать, но у белых такого вопроса не возникало: она водилась тут в каждом доме.
Черный внимательно изучал знаки, порой поднося их к самым глазам. Видимо, охранные чары, защищавшие письмена, на него не действовали - листы его не кусали. Гида же совсем не умел с ними управляться. Однажды, у рыжего старика, он неосторожно их потрогал - и тут же одернул руку от боли: на коже выступила капля крови. Тогда он твердо решил, что дальше станет держаться от неизвестной ворожбы в стороне.
В селении Гиды вообще мало кто, кроме шаманки, мог заниматься волхованием. Но здесь тайные умения, похоже, были доступны едва не каждому. Поняв это, Гида больше не удивлялся тому, отчего вдруг белые люди так легко одурманивали нанаев.
Сначала черный рассматривал гладкие листы, временами копируя знаки на другой кусок - может, готовил какой-то обряд. Потом перешел к смятым. Он глядел то на них, то на стену напротив, и что-то говорил. Видимо, разучивал заклинание.
- Вот это дела... Вот что значит - в тихом омуте.
Или:
- Я просто дурак! Отчего я раньше это не выяснил?
Затем - другое:
- Уже ровно девять. Ну где же этот разгильдяй? Я должен все рассказать.
И после:
- Деникин продолжает спать, как и всегда. Разве что мне сходить его добудиться? Хоть бы кто, наконец, пришел и приглядел за ними.
Сначала Гида запоминал, но потом бросил. Слишком много, да и боязно. Неведомо, для чего эти слова. Может, именно они и вызывают сход снега с холмов? Или же способны разжечь огонь? Или выкрасть душу? Нет, охотник точно не станет выяснять.
Наблюдать за черным Гиде уже порядком надоело, но выбора не имелось.
Рядом, на лавке, спала женщина, прикованная, как и он сам. Это за ней Гиду посылали в лес - идти по следу большого башмака. Видимо, она очень понадобилась духам, раз за ней ходили так далеко, чтобы принести в жертву вместе с ее маленьким человечком.
Гиду тоже собирались отдать белым богам.
Когда длинноносая женщина отправилась к предкам, в доме рыжего хромого старика вновь поднялась большая суета. Сперва пришел серый человек и совершил предсказание. Похоже, оно вышло неблагоприятным. Едва женщину по обычаям белых закопали в мерзлую землю, как за Гидой явились воины гадателя и увели с собой. Он сразу понял: его жизнь решили отдать, чтобы умилостивить богов.
Гида очень рассердился. Он-то верил в своих, и потому чужих его жертва никак не могла порадовать - и никому бы пользы не принесла. Однако белые, по своему обыкновению, не слушали.
Охотника заперли в доме гадателя, посадив, как собаку, на цепь. Видимо, так проходил у них обряд подготовки. Но Гида не смирился: он отказывался есть жертвенную жидкую пищу, что ему подносили, и читать непонятные заклятия. Он рассчитывал, что белые, возможно, поймут - нельзя отдавать богам непосвященного. Но они, судя по всему, думали иначе. И даже их большой шаман, который знал Гиду, ничего не смог сделать. После разговора с охотником он попытался растолковать гадателю его ошибку, за что был побит и ушел ни с чем.
Жертвоприношение назначили на следующее утро. Гиду отстегнули от лавки и собрались вести на заклание. Но тут внезапно появился Друг. Он увел куда-то двух воинов. Однако, вскоре вернувшись, они снова посадили Гиду на цепь... Охотник огорчился: он-то подумал, что Друг хочет его забрать, но, видимо, белые просто решили, что день для жертвы выбран неправильно.
Друг - единственный в доме рыжего хромого старика, кто любил Гиду. Сначала он дарил подарки - то бусы, то вкусную рыбу. Потом стал подходить близко, гладить по голове и огорчаться, когда Гида отбрасывал руку. Охотник попробовал объяснить, что так делать нельзя - иначе украдешь душу. Друг не понимал и грустил, и Гида смирился - не стал его обижать. Но потом все зашло еще дальше: Друг принялся обнимать и целовать Гиду, зажав в углу дома, и, очевидно, принимая за девушку. Тут Гида очень возмутился, даже схватил со стола какую-то непонятную острую штуку и сделал вид, что себя заколет. Но Друг показал в ответ на свою шею.
После этого случая Гида какое-то время избегал Друга. Но в доме рыжего старика - так страшно и одиноко. Постепенно охотник позволил к себе прикасаться, а иногда - даже делать нехорошие, противные, болезненные вещи. Гида терпел. Тощий солдат с гадким лицом причинял куда большую боль, стегая жгучей веревкой или наступая лысым унтом на руку, а тут все же - Друг, не враг.
Именно Друг сделал так, что Гида смог выходить на свои прогулки. Но у него имелось страшное условие, которое он объяснил жестами: если Гида его оставит, то он себя убьет. Хуже и не выдумать - в этом случае дух Друга терзал бы охотника до самой смерти. Так что он каждый раз вынужденно возвращался в дом рыжего старика, как бы далеко не заходил.
А в метель Друг вдруг пропал. Гида не раз тайком отправлялся на поиски и видел все, что происходило в городе белых, но знакомого запаха так и не взял.
Но одну ночь он, наконец, почуял - Друг вернулся! Но отчего-то не шел домой. Подкравшись, охотник понял: боялся. Но дать ему замерзнуть было никак нельзя, и тогда Гида проводил Друга в опустевший дом женщины, что спит на лавке по соседству - так хорошо различимой по запаху чеснока.