- Не скажете ли - что тут такое странное, длинное?
- Я же вам ранее уже показывал: почка. А вот тут, гораздо выше и посредине, мы можем обнаружить... Что?
- Желудок?
- Верно, господин учитель! Ваша тяга к науке похвально возросла. Здесь же мы сейчас найдем селезенку.
Окончив осмотр, фельдшер собрался описать свои наблюдения. Бесцельность дальнейшего нахождения Чувашевского в управе стала бы совершенно очевидна...
Ткнув пальцем в первую попавшуюся книгу со шкафчика, учитель чрезмерно радостно воскликнул:
- О боже! Ефим Степаныч, отчего вы скрыли, что у вас имеется этот труд? Я так давно мечтал его прочесть!
Фельдшер взглянул на выбор больного.
- А, Бокариус. Да, весьма познавательно, и изложено просто.
«О значении странгуляционной борозды при повешении...» - прочитал про себя учитель, укоряя свою неразборчивость.
- Всегда хотел узнать, что происходит в человеке при подобном сведении счетов с жизнью. Удивительно, что люди, невзирая на великий грех, столь часто прибегают к этому способу.
- Вы правы. Взять хоть прежнего помощника полицмейстера... Впрочем, куда чаще я рассматривал такого рода борозды у казненных.
Чувашевский вздрогнул.
- Возьмите себе, - предложил фельдшер.
- Благодарю, но, право, не могу. Однако, если позволите, я бы почитал прямо в управе.
Чувашевский расположился на лавке для посетителей напротив желанного общего стола и долго делал вид, что старательно читает, не забывая перелистывать страницы.
Окончив работу, фельдшер собрался домой.
- Ну как, господин учитель? Как вижу, вам по душе?
- Да, весьма интересно. Вот послушайте-ка: «Картина странгуляционной борозды может быть довольно разнообразной в зависимости не только от прижизненного или посмертного наложения петли, но также и оттого в каком положении находился труп, как была затянута петля, из чего она сделана, как долго висел труп...» Это удивительно, не так ли? А вот еще: «раз же появилась борозда, то как бы мало труп не висел, будут на лицо и все признаки прижизненной реакции на названную травму». Вы не станете возражать, если я задержусь немного и еще почитаю?
- На здоровье!
Следом за фельдшером разошлись околоточные. За ними последовал и непостижимый мальчишка-нанай, который теперь жил в управе по собственной воле.
Чувашевский облегченно выдохнул: он опасался, что присутствие человечка испортит весь его план.
Однако тот и дальше не шел, как по маслу, несмотря на хорошую смазанность инструментов.
Как Чувашевский и боялся, замок не желал поддаваться. Сказывалось и отсутствие опыта, и неполное исцеление: пальцы почти не слушались, руки дрожали. Взяв меньший инструмент, учитель так и не смог попасть тонким жалом в замочную сердцевину.
Толстая же загогулина имела насадку больше, чем сам замок, и попросту в него не проходила.
Учитель близился к отчаянию, когда вспомнил напутствия слесаря. Однако он избрал лучший подход: вставил фомку между углом ящика и стенкой и со всей силой, на которую только был способен, ударил сверху стопкой из дел каторжников. На этом не только ветхий замок, но и сам ящик сдали свои позиции. Только, увы, теперь следы взлома уже не удалось бы скрыть.
Перерыв лежавшие сверху письма Вагнера, Чувашевский на удивление быстро нашел то единственное, что ему требовалось - лживое и губительное.
В этот самый момент, когда судьба готовилась перемениться к лучшему, учителя и застали Деникин с Ершовым.
- Разрушив вот этот самый стол вы, господин учитель, совершили преступление против службы государственной и доходов казны, - вывел Чувашевского из раздумий громкий голос Ершова, листавшего толстенный фолиант «Уложения о наказаниях». - Но это сущие мелочи, ведь вас в любом случае ждет повешение. Вы - опасный государственный преступник и убийца, и на рассвете же мы предадим вас в руки суда.
- Умоляю, выслушайте меня! - Чувашевский прижал руки к груди, чувствуя на глазах неуместные и недостойные слезы. - Все вышло совершенно случайно! Прошу вас - позвольте мне рассказать?
Полицейские кивнули. Бледный Деникин вяло, будто делая одолжение. Темный Ершов - с любопытством и нетерпением.
***
В последнюю пору осени 1906 года, после затяжных дождей, город, как обычно в этот сезон, превратился в грязное месиво. За околицей в жирной жиже вязли вместе с лошадьми телеги и повозки, в центральных кварталах спасались дощатыми мостками.
Перекрыв ими мутные дождевые реки, жители кое-как перебирались на другую сторону улицы.
В один из таких дней Чувашевский готовился выступить перед попечительским советом училища. Желая произвести на важных особ, в числе которых находилась и супруга генерал-губернатора, наилучшее впечатление, учитель приложил немало усилий, чтобы привести себя в наиболее достойный облик.
(- Это не только народное присловье гласит: «По одежке встречают». Жизнь показывает, что если вы, к примеру, бедные туфли носите, или рукава у вас залоснились, и оттого смотреть на вас неприятно - так вас ни за что и слушать не станут, уж будьте уверены, - отметил учитель, обращаясь к Ершову. Тот с пониманием кивнул).
Чувашевский потратил изрядно средств на приобретение нового костюма-тройки - двубортного сюртука, жилета и брюк. Накануне он, намеренно ради этого случая, посетил цирюльника. К утру прислуга домовладелицы накрахмалила белоснежную рубашку с отложными манжетами. Вложив в нагрудный карман часы, учитель придирчиво рассмотрел свое отражение в тусклом квадратном зеркале, что висело в комнате.
(- Мы уже поняли, что вы хорошо оделись. Продолжим? - поторопил Деникин).
Чувашевский пришел к выводу, что его облик вполне достоин речей об увеличении казенного финансирования. С тем он и вышел на улицу, чтобы направиться в училище и прийти, по правилам хорошего тона, несколько ранее, чем начнет собираться попечительский совет. Однако, стоило учителю сделать лишь несколько шагов и поравняться с соседним зданием, как его постигла сокрушительная неприятность.
В межсезонье жители, имевшие лошадей, предпочитали не передвигаться по улицам пешком. И как раз один из таких горожан поравнялся в тот момент с Чувашевским. Правил он плохо, а двигался быстро. Остановив лошадь едва ли не на полном скаку, всадник в капитанской шинели сильно задел учителя. Не удержавшись на ногах, Чувашевский навзничь упал с мостков в самую грязь.
Однако ни помощи, ни извинений не последовало. Приблизившись к самым мосткам, офицер спешился, и, как ни в чем ни бывало, принялся привязывать лошадь к столбику у дома Фаня, куда он, очевидно, и приехал.
С трудом встав, Чувашевский пришел в ужас от размеров постигшей его катастрофы. Все пропало! О том, чтобы продолжить свой путь в таком виде, и речи быть не могло. Но, если же бы он даже вернулся домой, рискуя разозлить попечительский совет своим опозданием, то и это бы мало спасло - другой подходящей одежды Чувашевский попросту не имел.
Результаты долгой работы погибли в один лишь миг - а виновник не испытывал ни малейшего сожаления.
- Сударь, я требую извинений! - гневно обратился Чувашевский к капитану.
- Это вы должны принести извинения - вы стояли у меня на пути, хотя могли бы отойти в сторону. Вы напугали мою лошадь! - спокойно отвечал офицер.
- Да как вы можете быть настолько бесчувственным? Вы испортили мое платье накануне важнейшего события!
Офицер не только не устыдился - он засмеялся.
- Вы сами его испортили, упав в лужу!
(- Капитан Вагнер всегда отличался весьма своеобразными манерами, этого не отнять, - отметил Ершов)
Тогда Чувашевский в сердцах нагнулся, и, схватив ком грязи, метко бросил его прямо в лицо обидчику, отчего тот, разумеется, пришел в ярость.
- Да ты знаешь, кто я, мерзкий негодяй? Нет? Так узнай: я офицер на службе государя! Я строю железную дорогу! Я - инженер Вагнер, а ты еще тысячи раз пожалеешь о своем подлом поступке!
- А я - учитель Чувашевский, - с достоинством отвечал противник.
И тут офицер бросил утирать грязь и мерзко засмеялся.
- Чувашевский-то? Никакой ты не Чувашевский. Я-то все про тебя знаю.
Учитель вмиг охладел. Капитан же, продолжая тихо ругаться, проследовал в дом Фаня.
На следующий день Чувашевский выведал адрес Вагнера. После полудня он, сославшись на нездоровье, ушел с уроков и, незваным, отправился в гости.
(- Я просто хотел с ним поговорить. Думал узнать, откуда он обо всем прознал, и уверить, что эта страница моего прошлого давно и навсегда перечеркнута. Ничего более, клянусь вам!)
Инженер жил в маленьком скверном доме, состоявшем всего из двух помещений - совсем недостойно его статуса. Чувашевский постучал, и откликнулся сам хозяин:
- Входите, не заперто!
Капитан лежал на кровати и читал книгу. Увидев учителя, он изумился и даже было растерялся - на миг Чувашевскому показалось, что на недобром лице мелькнуло нечто вроде испуга. Но затем, выслушав первые слова, засмеялся.
(- Он потешался надо мной и оскорблял словами, недостойными того, чтобы произноситься человеком, - с затаенной обидой вспомнил учитель. - Однако на мой вопрос - откуда он узнал о моем прошлом? - Вагнер все же ответил).
- Отец Георгий, мой друг, раскрыл мне все твои тайны. Обо всем сказал, о чем ты на исповеди обмолвился. Давненько, говорит, мне таких дураков встречать не доводилось! - с этими словами Вагнер бросил в Чувашевского свою книгу, попав в голову. Это вызвало в нем новый приступ веселья.
(- Я был просто раздавлен. Тайна исповеди - священна! Я не мог поверить, что она оказалась раскрыта. Но Вагнер не лгал - он более ниоткуда не мог прознать о моем прошлом...)
Чувашевский поднял книгу и сделал ответный, не менее ловкий, бросок. Тогда Вагнер встал - и учитель, не дожидаясь, толкнул его.
(- В комнате очень тесно, не более двух свободных шагов в ширину и пяти в длину. Инженер упал и с размаху ударился точно виском о спинку кровати. Она у них высокая, точно столбик, и весьма острая. Вагнер тотчас же начал биться на полу, как будто при падучей. Кровь потекла... А я вовсе не знал, что делать! Поднял ему голову, пытался перевязать своей рубахой - больше ничего на ум не пришло. Принес воды... Но ему стало совсем худо, он закатил глаза и стал синеть... А потом и вовсе затих. Я так перепугался, что и не знал, что делать...)
Сняв с головы Вагнера рубаху, Чувашевский затолкал ее под кровать.
(- Это довольно глупо, не находите?
- Да. Но тогда мне не приходили такие мысли...
- Вы сами ее сложили?
- Запамятовал).
Затем, надев одну из рубах умершего, взятую в его гардеробе, Чувашевский замотал капитана в простынь и волоком вытащил на двор. Как и большинство горожан, Вагнеры держали в хозяйстве мелкую тележку. Учитель положил туда тело и вывез за околицу - а оттуда и прямо в лес.