Пер Гюнт: стихотворения - Генрик Ибсен 15 стр.

Видно, ты не слышишь, крошка,
этих нежных серенад!
Где ж ты? Выгляни в окошко
да чадру откинь назад.
Что за звук? Как будто пробка
угодила в потолок.
И опять! Так нежно, робко
Обо мне грустишь, дружок?
Или сладкий голосок
вторит мне?.. Да нет! Храпит!
Музыка! Анитра спит
Соловей, перед рассветом
лучше не буди ее,
брось ты треньканье свое!..
Впрочем, ты рожден поэтом!
Ты певец, как я певец!
Оба мы малы и слабы,
что б мы делали, когда бы
не мутили мы сердец?
Невозможно все уметь,
а вот песни наша сфера.
Каждому свое. А петь
дело соловья и Пера.
А девчонка пусть поспит,
все равно душа пьяна.
Так пьянит один уж вид
драгоценного вина.
О! Проснулась! Подойди же!
Лучше ведь, когда поближе

Повелитель, это ты?

Я, пророк Не спится Перу
Распроклятые коты!
Разохотились не в меру.

Только это не охота,
а небось похуже что-то

Что же?

Нет уж

Не стыдись!

Нет

Ну, то, чем я пылал,
поднося тебе опал.
Ведь похоже, согласись!

Что? Владыка горделивый
и какой-то кот блудливый?

Ах, дитя! Одна морока
у кота и у пророка!

Шутка на твоих устах
что нектар

Вы все, малышки,
о великих господах
судите лишь понаслышке.
Я шалун, и весельчак,
и ценитель красоты.
Да и все, наверно, так:
днем рассчитан каждый шаг,
а с приходом темноты
мы снимаем маски судий
к черту должности, посты,
ни хлопот, ни суеты,
даже и слова пусты,
как у всех. Мы тоже люди.
Слушай, дай поближе сесть.
Я не господин теперь,
я обыкновенный Пер
Сам, таков, каков я есть.

Ну, не бойся же, садись!
Пусть нам соловей поет.
Я шепну ты улыбнись;
а потом наоборот:
твой напев и бормотанье
привлекут мое вниманье.

Очень песня хороша,
но не все я понимаю.
Может статься, с песней рая
явится ко мне душа?

О дитя! Душой, умом
овладеешь ты потом.
Подожди! Как только день
перстень золотой наденет
на пурпурный перст зари,
строго твой пророк оценит
знания твои. Смотри!
Но, когда ночная лень
оковала дух вселенский,
стану ль мудростью чужой,
как учитель деревенский,
докучать тебе? Нелепо!
Сердце, хоть оно и слепо,
первенствует над душой.

Драгоценно, как опал,
все, что ты сейчас сказал!

Ум безумен, как ни странно,
робость создает тирана,
правда с истиной не дружит,
ложь изнанкой смысла служит,
высшее на свете зло
обладание душой,
а особенно большой.
Знал я одного такого,
перл, не парень право слово,
да ему не повезло:
не сумел он выбрать цели,
рано чувства оскудели
Может быть, он жив поныне
да к чему?.. Смотри! Пустыня!
Хочешь, я взмахну тюрбаном
и сюда придет вода
ручейкам и океанам
путь я проложу сюда.
Впрочем, что за ерунда,
только время бы я тратил.
Право, я еще не спятил!..
Знаешь, что такое жить?

Расскажи мне!

Надо плыть!
Не тонуть в морях времен
и одежд не замочить.
«Стань самим собой!» закон
так гласит, и верен он,
что ж, на то мне власть мужская
в ней себя я утверждаю!..
Старость всем не хороша:
птица отстает от стаи,
старец бродит, чуть дыша,
женщина теряет зубы,
высыхают ветви дуба
высыхает и душа.
Юность! Если бы пришлось
получить мне жезл султана,
я бы власть мою принес
не на холмы Гюнтианы,
не под зелень пальм и лоз
Чистый мир девичьих грез
вот где королем я стану!
Это я! Мечтатель праздный,
я изведал все соблазны.
Вот уж близок мой закат,
но, пока не догорел я,
основать мой калифат
в сердце бы твоем хотел я.
Только мир любви мне дан,
в нем я царь и в нем тиран.
Ты ж мечтай, дитя, о плене,
в золоте хорош опал,
а уйдешь так мир пропал
(для Анитры, нотабене).
Твой лоскутный и пустой
мир наполню я собой.
Красота твоя ночная
так ясна, как свет звезды,
так пышна, как те сады,
что растут в преддверье рая.
А что голова пустая,
тут не властно воспитанье,
кто душою наделен,
тот всецело погружен
в тяжкий труд самопознанья.
Я с душой. Но ты свободна.
Вот, возьми, если угодно,
эти кольца и браслеты
на ноги и на запястья,
я душа твоя и счастье;
остальное статус-кво.

Как! Заснула? Что же это?
До признанья моего,
видно, ей и дела нет?
Впрочем, впрочем Вот ответ:
на крылах моих речей
к девочке слетел Морфей.

Эта брошь и этот перл
Пусть тебе приснится Пер
в императорской короне,
что дана твоей рукой,
Пер властитель, Пер на троне
Вот теперь я стал собой!

Я укушу тебя!

Ах ты, плутовка!

Что тебе надо?

Сыграть в мышеловку,
в сокола с горлицей В общем, шалить.

Стар ты, владыка! С тобой мне неловко.

Как это стар?.. Для тебя, может быть!..
Но согласись, не любой старичок
развеселит тебя так, как пророк!

Ну, отпусти же! Мне надо домой!

Нет уж, кокетничать полно со мной!
Думаешь, мне интересен мой тесть?
Как же! Когда упорхнули из клетки,
не попадайтесь охотнику, детки
Друг мой! Оседлость не высшая честь.
Как заведется знакомых орава
значит, считай, что потеряна слава.
Истинный вождь, настоящий пророк
должен быть странен, неведом, далек.
Молнией, сказкой, звездой промелькнуть
и, не прощаясь, отправиться в путь
Я охладел к аравийским сынам
плохо мне курят они фимиам.

Ну, отпусти же! Мне надо домой!

Нет уж, кокетничать полно со мной!
Думаешь, мне интересен мой тесть?
Как же! Когда упорхнули из клетки,
не попадайтесь охотнику, детки
Друг мой! Оседлость не высшая честь.
Как заведется знакомых орава
значит, считай, что потеряна слава.
Истинный вождь, настоящий пророк
должен быть странен, неведом, далек.
Молнией, сказкой, звездой промелькнуть
и, не прощаясь, отправиться в путь
Я охладел к аравийским сынам
плохо мне курят они фимиам.

Ты не пророк!..

Для тебя я король.

Ишь, осерчала, дятленок упрямый!

Дай мне твой перстень!

О, прелесть! Изволь!
Ты меня только избавишь от хлама.

Речи твои услаждают меня!

Ты меня любишь! Я спрыгну с коня!
Слушай я раб твой! Не страшен песок.

Я поведу тебя, нежный цветок!
Может быть, солнечный хватит удар
и шаловливость мою покарает;
но не тверди мне, дитя, что я стар:
юность одна шаловливой бывает.
Молодость это игра, озорство
Впрочем, ведь ты не поймешь ничего.
Мой олеандр, твой любовник шалун
факт непреложный. И ergo[17] он юн.

Юноша, мальчик, дитя Не сердись.
А у тебя еще много колечек?

Мальчик! Я прыгну сейчас, как кузнечик!
Пьян я от счастья, как сам Дионис.

Я блаженный петушок
попляши со мной, хохлатка!
Прыг-скок, прыг-скок,
попляши со мной, хохлатка!

Больно ты потный растаешь, пророк.
Дай заберу у тебя кошелек!

Вот, моя радость,  бери на здоровье.
Как ее сердце богато любовью!

Юный повеса Пер Гюнт
скачет по кругу вперед ни на шаг.
Ну и чудак Пер-весельчак,
юный повеса Пер Гюнт.

Плечи и локти ты держишь не так.
Следует в танцах, пророк, упражняться

Хочешь одеждой со мной поменяться?

Длинен кафтан твой и пояс широк,
а вот чулки узковаты, пророк!

Ладно, eh bien![18]

Но для пылких сердец
сладко мученье так сделай мне больно!
А как доставлю тебя во дворец

Долго нам ехать-то?

Долго довольно
миль этак тысячу.

У, далеко!

Душу тебе подарю я тогда.

Нет, не хочу! Без души мне легко!
Ты ведь о боли просил меня?

Да!
Сильной, пронзительной но быстротечной,
дня этак на три, не больше.

Не вечной?..
Что ж, повинуюсь пророку. Прощай!

Это, пожалуй, уже через край!..

Повержен турок, ну, а я стою.
Не заблудился я в чужом краю,
не изменил ни родине, ни вере.
О, слава Богу, что, надев тюрбан,
я не забыл морали христиан.
И что мне делать на чужой галере?
Уж лучше жить на родине своей
и уважать тех маленьких людей,
кто помянуть добром меня бы мог
и на могилку положить венок.

А эта дрянь была на полпути
к тому, чтобы с ума меня свести.
И будь я проклят, если я пойму,
с чего это я так полез на стену.
Ну, вот, еще одна такая сцена
я стал бы жалок. Впрочем, почему?
Я побежден, но есть и утешенье:
я оказался в ложном положенье,
но, в сущности, остался сам собой
Теперь подальше от таких профессий,
не то слащавость падишахской спеси
безвкусной отрыгнется пустотой.
Плохое это дело быть пророком,
изображать немыслимый экстаз,
дрожа, что человеческое в нас
наружу может выйти ненароком.
Случайно оказавшись в этом чине,
я стал жрецом ощипанной гусыни.
А все же, все же

А эта дрянь была на полпути
к тому, чтобы с ума меня свести.
И будь я проклят, если я пойму,
с чего это я так полез на стену.
Ну, вот, еще одна такая сцена
я стал бы жалок. Впрочем, почему?
Я побежден, но есть и утешенье:
я оказался в ложном положенье,
но, в сущности, остался сам собой
Теперь подальше от таких профессий,
не то слащавость падишахской спеси
безвкусной отрыгнется пустотой.
Плохое это дело быть пророком,
изображать немыслимый экстаз,
дрожа, что человеческое в нас
наружу может выйти ненароком.
Случайно оказавшись в этом чине,
я стал жрецом ощипанной гусыни.
А все же, все же

Да нельзя, пойми,
в бездарной пляске время удержать,
хвостом виляя, реку двинуть вспять
Я так страдал, любовь терзала дух
а под конец ощипан, как петух.
Пророческая щедрость, черт возьми!
Что говорить! Карман мой оскудел,
но кое-что я все-таки сумел
в Америке припрятать на дорогу.
Бродягой я не стану, слава Богу.
Что лучше середины золотой?
Ни кучером не связан, ни слугой,
ни толстым чемоданом, ни каретой.

Я господин и мне по сердцу это.
Но все ж на перепутье я пока,
и не свалять бы снова дурака.
Коммерция негодное занятье,
любовный пыл затрепанное платье.
И нет желанья пятиться назад.
«Назад вперед, где дальше неизвестно,
снаружи ли, внутри повсюду тесно»
так мудрецы, я слышал, говорят.
Как выбрать путь, не проторенный ране?
Где цель найти, достойную стараний?
Я собственное жизнеописанье
составить мог бы юным в назиданье.
Нет! Выбрать путь открытий и исканий!
Писать я буду, как велит мне Бог,
об алчности умчавшихся эпох.
Да, вот куда я двину корабли:
я сызмальства листал страницы хроник
и был естествознания поклонник,
мой долг писать историю земли!
Я, как перо, по морю поплыву,
жизнь мира, как свою, переживу
и буду наблюдать в укромном месте,
как погибают люди в битвах чести,