- Зря ты так, - примирительно сказала Женька.
- Нет, не зря. Почему никто не заступился? Ну, за меня и за других, на кого зря наклепали, - ладно А за Чирка, когда его Дыба мучил?
- Не знали же
- А почему не знали?
- Но он же не говорил.
- А почему не говорил?
- Ну я откуда знаю?
- Знаешь. Потому что бесполезно было.
- Почему?
- А потому что боимся. Потому что шпана сильнее нас хоть мы и гордость школы, правофланговый тимуровский отряд. Ура-ура! Зато у нас на смотре строя и песни первое место! За шефство над старушками благодарность. За вечер немецкого языка - премия
- Ну чего ты, Кирилл - жалобно сказала Женька. - Разве это плохо?
- А помнишь, весной Кубышкин с синяками пришел? Его парни на хоккейной площадке излупили, просто так, ни за что. Кто-нибудь сказал, что надо заступиться? Хоть что-нибудь сделали? Одни охали, другие смеялись
- Ты тоже смеялся.
- Нет, - сказал Кирилл. - Тогда я уже не смеялся. Но я тогда еще боялся многого
- А сейчас? - осторожно спросила Женька.
- А сейчас все равно - усмехнулся он.
- Что все равно? - удивилась Женька.
- Все равно, боюсь или нет, - спокойно объяснил Кирилл. - Так, как Чирок, я бояться все равно не буду. Потому что он один, а у меня друзья есть.
- Да? - быстро спросила она и опустила глаза.
- Да - сказал Кирилл, не поняв ее. И повторил: - А Чирок один.
- И поэтому ты его пожалел?
То ли насмешка, то ли пренебрежение почувствовалось в Женькином вопросе. А может быть, Кириллу это показалось. Но ответил он сердито:
- А кто придумал, что человека нельзя пожалеть? Если один раз человек не выдержал, разве его нельзя простить?
- Ну почему? Можно
- И дело не только в Чирке. Еще мать у него
- Я понимаю.
- Ничего ты, Женька, не понимаешь, - сказал Кирилл. - Потому что у тебя нет брата.
- Я же не виновата, что нет, - ответила она почти шепотом.
- Да ты не обижайся.
- Я не обижаюсь, - сказала она обрадованно. Они посмотрели друг на друга и разом улыбнулись.
- Про Чирка - никому, - предупредил Кирилл.
Женька торопливо кивнула несколько раз. Потом спросила:
- А твоему Антошке сколько месяцев?
- Три с половиной.
- Славный такой И так песни слушает Кирилл, а откуда та песня? Ну, которая «Колыбельная» Она же не колыбельная в самом деле.
- Так, просто песня - небрежно сказал Кирилл. И сразу вспомнил тот котел из ветра и волн и вырастающую на глазах гранитную стену с дурацкой надписью: «Ура, Маша, я твой», и Митьку-Мауса, пружинисто сжавшегося у бушприта
Глава 9
- Боимся, братцы? - спросил Саня Матюхин. Тихо спросил, без обычной взрословатой нотки.
- Будто ты не боишься, - заметил Валерка.
- Есть маленько, - согласился Саня.
- Я тоже маленько, - со вздохом сказал Митька-Маус.
Остальные промолчали.
Остальные промолчали.
Когда в тросах стоячего такелажа начинает ровно и тонко свистеть ветер, это значит - сила его достигла шести баллов. На мачтах спортивных гаваней поднимают черные шары: сигнал, что парусным шлюпкам и яхтам не следует соваться на открытую воду. Конечно, случается парусникам ходить и при таком ветре, и покрепче, но дело это связано с риском. Все тут зависит от умения экипажа и надежности судна.
Сейчас ветер не свистел, а выл, тросы гудели, а по озеру шли рядами пенные валы.
Когда твое судно укрыто за надежным мысом и прочно стоит на двух якорях, а сам ты смотришь на взбесившееся озеро с гранитного валуна, который неподвижно пролежал на берегу миллион лет и пролежит еще столько же, волны и ветер кажутся нестрашными. Даже интересно смотреть. Интересно, если знаешь, что тебе не надо выходить под парусом вон туда, на середину, где нет ничего, кроме свиста и дыбом встающей воды
Впрочем, можно было и не выходить. Но ветер, плотный и душный, приносил с другого берега запах гари, а над зубчатой кромкой леса вставал желтоватым длинным облаком дым. Лес горел, и огонь, видимо, шел к озеру широкой полосой. Он мог перерезать дороги. А на той стороне, на крошечном выступе берега, среди сосен и валунов, стояла желтая палатка.
Палатку не было видно отсюда, но ребята знали, что она там. Куда ей деться?
Утром, когда еще не свистело так по-сумасшедшему, а дул нормальный ветер в три балла, «Капитан Грант» шел курсом крутой бакштаг вдоль южного берега. Здорово шел. Были поставлены все паруса, даже летучий кливер. Бурлила за кормой струя, трепетал под гафелем оранжевый флаг, а Митька-Маус сидел на носу и пел страшным голосом пиратскую песню: «Дрожите, лиссабонские купцы»
Июльское солнце было ясное, вода синяя, почти как на море, а леса стояли спокойные и не чуяли беды.
Хорошо начинался первый долгий поход «Капитана Гранта». И только одно было плохо: несколько дней назад поссорились неразлучные Юрки. Что у них случилось, никто не знал. Ссорились они сдержанно: говорили друг другу «спасибо» и «пожалуйста», если делали что-то вместе, но друг на друга не смотрели. И если не было общего дела, тут же расходились.
Когда люди ругаются, обвиняют друг друга, можно во всем разобраться и помирить их. А если вот так, молча и спокойно?
Накануне похода Дед не выдержал.
- Да что у вас стряслось?! - заорал он. - Лучше бы уж разодрались! Всю душу измотали!
Юрка Сергиенко надул губы, ссутулился и отошел в сторону. Юрка Кнопов угрюмо глянул на Деда и шепотом спросил:
- Как это мы будем драться?
- Не возьму в поход, - в сердцах сказал Дед.
- Разве мы что-нибудь не так делаем? - по-прежнему шепотом спросил Юрка Кнопов. Он и тут по привычке сказал не «я», а «мы». Дед плюнул. А чуть позже сказал Кириллу:
- Черт с ними. Может, в походе у них все наладится.
Кирилл кивнул
Сейчас, когда шли вдоль берега, Юрки работали на подветренных шкотах стакселя и кливера. Хорошо работали - паруса, налитые ветром, стояли не шевелясь и не вздрагивая, хотя ветер был не очень ровный. Сидели Юрки рядом, но, как и прежде, было между ними молчание.
Кирилл стоял у штурвала, смотрел на них и думал, что так ссорятся, видимо, очень крепкие друзья. Продолжают любить друг друга, мучаются, а чего-то простить друг другу не могут Но все равно они счастливые. Все люди счастливые, у кого есть такая дружба. Ведь не навсегда же Юрки поссорились! Не может быть, чтобы навсегда
Справа была открытая вода, слева - близкий берег. С берега долетел звонкий крик:
- Папа, смотри, старинный корабль!
Кирилл глянул налево и увидел среди сосен желтую палатку. Она не была еще натянута как надо. У палатки стояли пятеро и смотрели на парусник. Молодые мужчина и женщина и трое ребятишек: мальчик ростом с Митьку, девочка чуть поменьше и карапуз примерно полутора лет.
Крикнул, кажется, мальчишка - забавный такой пацаненок в длинной, как платьице, тельняшке, подпоясанной флотским ремнем. Видимо, он был моряк душой и телом и при появлении белопарусного чуда загорелся радостью и восхищением.
Все пятеро замахали «Капитану Гранту», а экипаж помахал им в ответ. Мужчина схватил с валуна кинокамеру и, не подворачивая брюк, прыгнул в воду, пошел навстречу паруснику, чтобы снять поближе.
Митька гордо встал на носу и скрестил руки. На поясе у него красовался надутый круг из красной резины, а от круга, словно длинный хвост, тянулся к мачте страховочный трос. Митьку, однако, это не смущало.
- Адмирал Нельсон, - сказал Дед Митьке, а у туристов громко спросил: - Собираетесь ночевать здесь?
Мужчина, не отрываясь от камеры, кивнул, а мальчишка крикнул:
- Ага! За нами завтра дядя Юра приедет!
- С костром поосторожнее, - предупредил Дед. У него было удостоверение общественного инспектора лесной охраны.
- Все будет в порядке, кэп! - откликнулся мужчина. - Огонек мы у самой воды разведем ненадолго!
«Капитан Грант», кренясь и оставляя бурунный след, прошел мимо желтой палатки и ее обитателей. И скоро про нее забыли.
Маршрут путешественников был извилистый и длинный: с заходом в Камышиную бухту, со стоянкой у Плоского острова, где водились великолепные раки. Раков наловили, но варить не стали: Митька их пожалел и выпустил. Тогда хотели сварить на обед Митьку, но передумали и приготовили кашу с консервами
В середине дня ветер зашел к югу и разгулялся так, что Митьку на носовой палубе стало захлестывать пеной. Убрали топсель и летучий кливер. А еще через полчаса засвистело совсем по-штормовому. Пришлось убрать грот и бизань и полным курсом уходить под стакселем и кливером за Березовый мыс (где не росло ни одной березы, а стояли редкие сосны и неровной щеткой поднимался хвойный молодняк).
За высоким горбатым мысом было спокойно, хотя наверху шумел и раскачивал сосны ветер. «Капитан Грант» чиркнул килем по дну, и Дед скомандовал убрать последние паруса. Потом ребята забросили на берег два якоря и выбрались на сушу сами.
Земля была твердой и надежной. Пахло теплой хвоей. На лужайках блестели искорками слюды гранитные валуны. Трава между ними была маленькая, словно прижатая к земле, густо пересыпанная сухими сосновыми иголками. На ней темнели угольные проплешины - следы старых костров.
- На сегодня все. Отходились, - сообщил Дед.
Ну что ж, все так все. Можно искупаться в прогретой бухточке с песчаным дном, поваляться на солнышке, потом покидать мячик, а ближе к вечеру заняться устройством ночлега. Они неторопливо натянут старенькую Дедову палатку, разожгут у воды осторожный маленький костер, сварят ужин. Дед возьмет обшарпанную гитару и споет несколько туристских песенок. Это такие песни, что животы болят от смеха. Дед поет их меланхолическим голосом, с очень серьезным лицом, и потому они кажутся еще смешнее.
Потом Алик расскажет продолжение своего фантастического романа
Один за другим ребята поднялись на бугор. Здесь опять набросился на них ветер. У Кирилла рванул назад волосы, у Алика сбросил с головы старую мичманку, и она по катилась назад к воде
И только сейчас все заметили, что ветер с едким дымком. И увидели над южным берегом тяжелые клубы
- Скотство какое, - с бессильной досадой сказал Дед. - Опять сколько погорит
Сделать они, конечно, ничего не могли, если бы даже оказались на том берегу. Что такое крошечный экипаж «Капитана Гранта» перед километровым фронтом огня? Тут нужен был пожарный десант или саперы. Но леса горели часто, и десантники успевали не везде.
- Выжжет все до самой воды, - тихо сказал Алик. - Хорошо, если там людей нет.
- Запрет же объявлен, - напомнил Дед. - В лес никому нельзя.