Говорят, что раньше йог
мог
Ни черта не брамши в рот
год,
А теперь они рекорд
бьют:
Всё едят и целый год
пьют!
А что же мы? И мы не хуже многих
Мы тоже можем много выпивать,
И бродят многочисленные йоги
Их, правда, очень трудно распознать.
Очень много может йог
штук:
Вот один недавно лег
вдруг
Третий день уже летит,
стыд!
Ну а йог себе лежит
спит.
Я знаю, что у них секретов много,
Поговорить бы с йогом тет-на-тет,
Ведь даже яд не действует на йога:
На яды у него иммунитет.
Под водой не дышит час
раз,
Не обидчив на слова
два,
Если чует, что старик
вдруг
Скажет «стоп!», и в тот же миг
труп!
Я попросил подвыпимшего йога
(Он бритвы, гвозди ел как колбасу):
«Послушай, друг, откройся мне ей-бога,
С собой в могилу тайну унесу!»
Был ответ на мой вопрос
прост,
Но поссорились мы с ним
в дым,
Я бы мог открыть ответ
тот,
Но йог велел хранить секрет,
вот
У вина достоинства, говорят, целебные,
Я решил попробовать бутылку взял, открыл
Вдруг оттуда вылезло чтой-то непотребное:
Может быть, зеленый змий, а может крокодил!
Если я чего решил я выпью обязательно,
Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!
А оно зеленое, пахучее, противное
Прыгало по комнате, ходило ходуном,
А потом послышалось пенье заунывное
И виденье оказалось грубым мужуком!
Если я чего решил я выпью обязательно,
Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!
Если б было у меня времени хотя бы час
Я бы дворников позвал с мётлами, а тут
Вспомнил детский детектив «Старика
Хоттабыча»
И спросил: «Товарищ ибн, как тебя зовут?»
Если я чего решил я выпью обязательно,
Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!
«Так что хитрость, говорю, брось свою иудину
Прямо, значит, отвечай: кто тебя послал,
Кто загнал тебя сюда, в винную посудину,
От кого скрывался ты и чего скрывал?»
Тут мужик поклоны бьет, отвечает вежливо:
«Я не вор, я не шпион, я вообще-то дух,
За свободу за мою захотите ежли вы
Изобью для вас любого, можно даже двух!»
Тут я понял: это джинн, он ведь может многое
Он же может мне сказать «Враз озолочу!»
«Ваше предложение, говорю, убогое.
Морды будем после бить я вина хочу!
Ну а после чудеса по такому случаю:
До небес дворец хочу ты на то и бес!..»
А он мне: «Мы таким делам вовсе не обучены,
Кроме мордобитиев никаких чудес!»
«Врешь!» кричу. «Шалишь!» кричу. Но и дух
в амбицию,
Стукнул раз специалист! видно по нему.
Я, конечно, побежал позвонил в милицию.
«Убивают, говорю, прямо на дому!»
Вот они подъехали показали аспиду!
Супротив милиции он ничего не смог:
Вывели болезного, руки ему за спину
И с размаху кинули в черный воронок.
Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается,
Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть!
Ну а может, он теперь боксом занимается,
Если будет выступать я пойду смотреть!
Как ныне сбирается вещий Олег
Щита прибивать на ворота,
Как вдруг подбегает к нему человек
И ну шепелявить чего-то.
«Эх, князь, говорит ни с того ни с сего,
Ведь примешь ты смерть от коня своего!»
Но только собрался идти он на вы
Отмщать неразумным хазарам,
Как вдруг прибежали седые волхвы,
К тому же разя перегаром,
И говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
«Да кто вы такие, откуда взялись?!
Дружина взялась за нагайки.
Напился, старик, так пойди похмелись,
И неча рассказывать байки
И говорить ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!»
Ну, в общем, они не сносили голов,
Шутить не могите с князьями!
И долго дружина топтала волхвов
Своими гнедыми конями:
Ишь, говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
А вещий Олег свою линию гнул,
Да так, что никто и не пикнул,
Он только однажды волхвов вспомянул,
И то саркастически хмыкнул:
Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
«А вот он, мой конь на века опочил,
Один только череп остался!..»
Олег преспокойно стопу возложил
И тут же на месте скончался:
Злая гадюка кусила его
И принял он смерть от коня своего.
Каждый волхвов покарать норовит,
А нет бы послушаться, правда?
Олег бы послушал еще один щит
Прибил бы к вратам Цареграда.
Волхвы-то сказали с того и с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
В Ленинграде-городе
у Пяти Углов
Получил по морде
Саня Соколов:
Пел немузыкально,
скандалил,
Ну и, значит, правильно,
что дали.
В Ленинграде-городе
тишь да благодать!
Где шпана и воры где?
Просто не видать!
Не сравнить с Афинами
прохладно,
Правда шведы с финнами,
ну ладно!
В Ленинграде-городе
как везде, такси,
Но не остановите
даже не проси!
Если сильно водку пьешь
по пьянке
Не захочешь, а дойдешь
к стоянке!
Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!
Во первых строках письма шлю тебе привет.
Вот вернешься ты, боюсь, занятой, нарядный
Не заглянешь и домой, сразу в сельсовет.
Как уехал ты я в крик, бабы прибежали.
«Ой, разлуки, говорят, ей не перенесть».
Так скучала за тобой, что меня держали,
Хоть причина не скучать очень даже есть.
Тута Пашка приходил кум твой окаянный,
Еле-еле не далась даже щас дрожу.
Он три дня уж, почитай, ходит злой и пьяный
Перед тем как приставать, пьет для куражу.
Ты, болтают, получил премию большую;
Будто Борька, наш бугай, первый чемпион
К злыдню этому быку я тебя ревную
И люблю тебя сильней, нежели чем он.
Ты приснился мне во сне пьяный, злой, угрюмый,
Если думаешь чего так не мучь себя:
С агрономом я прошлась, только ты не думай
Говорили мы весь час только про тебя.
Я-то ладно, а вот ты страшно за тебя-то:
Тут недавно приезжал очень важный чин,
Так в столице, говорит, всякие развраты,
Да и женщин, говорит, больше, чем мужчин.
Ты уж, Коля, там не пей потерпи до дому,
Дома можешь хоть чего: можешь хоть в запой!
Мне не надо никого даже агроному,
Хоть культурный человек не сравню с тобой.
Наш амбар в дожди течет прохудился, верно,
Без тебя невмоготу кто создаст уют?!
Хоть какой, но приезжай жду тебя безмерно!
Если можешь, напиши что там продают.
Не пиши мне про любовь не поверю я:
Мне вот тут уже дела твои прошлые.
Слушай лучше: тут с лавсаном материя,
Если хочешь, я куплю вещь хорошая.
Водки я пока не пил ну ни стопочки!
Экономлю и не ем даже супу я,
Потому что я куплю тебе кофточку,
Потому что я люблю тебя, глупая.
Был в балете, мужики девок лапают.
Девки все как на подбор в белых тапочках.
Вот пишу, а слезы душат и капают:
Не давай себя хватать, моя лапочка!
Наш бугай один из первых на выставке.
А сперва кричали будто бракованный,
Но очухались и вот дали приз таки:
Весь в медалях он лежит, запакованный.
Председателю скажи, пусть избу мою
Кроют нынче же, и пусть травку выкосют,
А не то я тёлок крыть не подумаю:
Рекордсмена портить мне на-кось, выкуси!
Пусть починют наш амбар ведь не гнить зерну!
Будет Пашка приставать с им как с предателем!
С агрономом не гуляй, ноги выдерну,
Можешь раза два пройтись с председателем.
До свидания, я в ГУМ, за покупками:
Это вроде наш лабаз, но со стеклами
Ты мне можешь надоесть с полушубками,
В сером платьице с узорами блеклыми.
Тут стоит культурный парк по-над речкою,
В ём гуляю и плюю только в урны я.
Но ты, конечно, не поймешь там, за печкою,
Потому ты темнота некультурная.
Долго Троя в положении осадном
Оставалась неприступною твердыней,
Но троянцы не поверили Кассандре,
Троя, может быть, стояла б и поныне.
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев впрочем, как и очевидцев
Во все века сжигали люди на кострах.
И в ночь, когда из чрева лошади на Трою
Спустилась смерть, как и положено, крылата,
Над избиваемой безумною толпою
Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев впрочем, как и очевидцев
Во все века сжигали люди на кострах.
И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту,
Когда сбылись все предсказания на славу,
Толпа нашла бы подходящую минуту,
Чтоб учинить свою привычную расправу.
Без устали безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев впрочем, как и очевидцев
Во все века сжигали люди на кострах.
Конец простой хоть не обычный, но досадный:
Какой-то грек нашел Кассандрину обитель,
И начал пользоваться ей не как Кассандрой,
А как простой и ненасытный победитель.
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев впрочем, как и очевидцев
Во все века сжигали люди на кострах.
Сидели пили вразнобой
«Мадеру», «старку», «зверобой»
И вдруг нас всех зовут в забой, до одного:
У нас стахановец, гагановец,
Загладовец, и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.
Он в прошлом младший офицер,
Его нам ставили в пример,
Он был как юный пионер всегда готов,
И вот он прямо с корабля
Пришел стране давать угля,
А вот сегодня наломал, как видно, дров.
Спустились в штрек, и бывший зэк
Большого риска человек
Сказал: «Беда для нас для всех, для всех одна:
Вот раскопаем он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать и нам хана.
Так что, вы, братцы, не стараться,
А поработаем с прохладцей
Один за всех и все за одного».
Служил он в Таллине при Сталине
Теперь лежит заваленный,
Нам жаль по-человечески его
Ой, где был я вчера не найду, хоть убей!
Только помню, что стены с обоями,
Помню Клавка была, и подруга при ей,
Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть
Донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить
Потому что устал,
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот
Молодая вдова,
Верность слову храня,
Ведь живем однова
Пожалела меня.
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную.
«Развяжите, кричал, да и дело с концом!»
Развязали, но вилки попрятали.