С кем в другой раз ползти?
Где Борисов? Где Леонов?
И парнишка затих
Из второго батальона
Запомню, оставлю в душе этот вечер
Не встречу с друзьями, не праздничный стол:
Сегодня я сам самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевел.
И пусть отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах,
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Свое я отъездил, и даже сверх нормы,
Стою, вспоминаю, сжимая флажок,
Как мимо меня проносились платформы
И реки с мостами, которые сжег.
Теперь отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах,
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Они без меня понесутся по миру
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу,
А то мне навяжут еще пассажиров
Которых я вовсе сажать не хочу.
Итак, я отправил составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах,
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Растаяли льды, километры и годы
Мой первый состав возвратился назад,
Он мне не привез драгоценной породы,
Но он возвратился, и рельсы гудят.
Давай постоим и немного остынем:
Ты весь раскален ты не встретил реки.
Я сам не поехал с тобой по пустыням
И вот мой оазис убили пески.
Как в селе Большие Вилы,
Где еще сгорел сарай,
Жили-были два громилы
Огромадной жуткой силы
Братья Пров и Николай.
Николай что понахальней
По ошибке лес скосил,
Ну а Пров в опочивальни
Рушил стены и входил.
Как братья не вяжут лыка,
Пьют отвар из чаги
Все от мала до велика
Прячутся в овраге.
В общем, лопнуло терпенье,
Ведь добро свое, не чье,
Начинать вооруженье
И идти на усмиренье
Порешило мужичьё.
Николай что понахальней
В тот момент быка ломал,
Ну а Пров в какой-то спальне
С маху стену прошибал.
«Эй, братан, гляди ватага,
С кольями, да слышь ли,
Чтой-то нынче из оврага
Рановато вышли!»
Неудобно сразу драться
Наш мужик так не привык,
Стали прежде задираться:
«Для чего, скажите, братцы,
Нужен вам безрогий бык?!»
Николаю это странно:
«Если жалко вам быка
С удовольствием с братаном
Можем вам намять бока!»
Где-то в поле замер заяц,
Постоял и ходу
Пров ломается, мерзавец,
Сотворивши шкоду.
«Ну-ка, кто попробуй вылезь
Вмиг разделаюсь с врагом!»
Мужики перекрестились
Всей ватагой навалились:
Кто багром, кто батогом,
Николай, печась о брате,
Первый натиск отражал,
Ну а Пров укрылся в хате
И оттуда хохотал.
От могучего напора
Развалилась хата,
Пров оттяпал ползабора
Для спасенья брата.
«Хватит, брат, обороняться
Пропадать так пропадать!
Коля, нечего стесняться,
Колья начали ломаться,
Надо, Коля, нападать!»
По мужьям да по ребятам
Будут бабы слезы лить
Но решили оба брата
С наступленьем погодить.
«Гляди в оба, братéнь,
Со спины заходят!»
«Может, оборотень?»
«Не похоже вроде!»
Дело в том, что к нам в селенье
Напросился на ночлег
И остался до Успенья,
А потом на поселенье
Никчемушный человек.
И сейчас вот из-за крика
Ни один не услыхал:
Этот самый горемыка
Чтой-то братьям приказал.
Кровь уже лилась ручьями,
Так о чем же речь-то?
«Бей братьев!» Но вдруг с братьями
Сотворилось нечто:
Братьев как бы подкосило
Стали братья отступать
Будто в миг лишились силы
Мужичье их попросило
Больше бед не сотворять.
Долго думали-гадали,
Что блаженный им сказал,
Как затылков ни чесали
Ни один не угадал.
И решили: он заклятьем
Обладает, видно
Ну а он сказал лишь: «Братья,
Как же вам не стыдно!»
В Тридевятом государстве
(Трижды девять двадцать семь)
Все держалось на коварстве
Без проблем и без систем.
Нет того чтобы сам воевать,
Стал король втихаря попивать,
Расплевался с королевой,
Дочь оставил старой девой,
А наследник пошел воровать.
В Тридесятом королевстве
(Трижды десять тридцать, что ль?)
В добром дружеском соседстве
Жил еще один король.
Тишь, да гладь, да спокойствие там,
Хоть король был отъявленный хам,
Он прогнал министров с кресел,
Оппозицию повесил
И скучал от тоски по делам.
В Триодиннадцатом царстве
(То бишь в царстве Тридцать три)
Царь держался на лекарстве:
Воспалились пузыри.
Был он милитарист и вандал,
Двух соседей зазря оскорблял
Слал им каждую субботу
Оскорбительную ноту,
Шел на международный скандал.
В Тридцать третьем царь сказился:
Не хватает, мол, земли,
На соседей покусился
И взбесились короли:
«Обуздать его, смять!» только глядь
Нечем в Двадцать седьмом воевать,
А в Тридцатом полководцы
Все утоплены в колодце
И вассалы восстать норовят
Словно в сказке, на экране
И не нужен чародей
В новом фильме вдруг крестьяне
Превращаются в князей!
То купец то неимущий,
То добряк а то злодей,
В жизни же почти непьющий
И отец восьми детей.
Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,
Загадочны и голосисты.
Скорее! Спешите! Приехали к вам
Живые киноартисты!
Но для нашего для брата,
Откровенно говоря,
Иногда сыграть солдата
Интересней, чем царя.
В жизни всё без изменений,
А в кино: то бог то вор,
Много взлетов и падений
Испытал киноактер.
Мальчишки, мальчишки бегут по дворам,
Загадочны и голосисты.
Скорее! Спешите! Приехали к вам
Живые киноартисты!
Сколько версий, сколько спора
Возникает тут и там!
Знают про киноактера
Даже больше, чем он сам.
И повсюду обсуждают,
И со знаньем говорят
Сколько в месяц получает
И в который раз женат.
Мальчишки, мальчишки не нужно реклам
Загадочны и голосисты.
Спешите! Скорее! Приехали к вам
Живые киноартисты!
Хватит споров и догадок
Дело поважнее есть.
Тем, кто до сенсаций падок,
Вряд ли интересно здесь.
Знаете, в кино эпоха
Может пролететь за миг.
Люди видят нас, но плохо
То, что мы не видим их.
Вот мы и спешим к незнакомым друзьям
И к взрослым и к детям,
На вас посмотреть, все, что хочется вам,
Спросите ответим!
Комментатор из своей кабины
Кроет нас для красного словца,
Но недаром клуб «Фиорентины»
Предлагал мильон за Бышовца.
Что ж, Пеле как Пеле,
Объясняю Зине я,
Ест Пеле крем-брюле,
Вместе с Жаирзинио.
Муром занялась прокуратура,
Что ему реклама! он и рад.
Здесь бы Мур не выбрался из МУРа
Если б был у нас чемпионат.
Я сижу на нуле,
Дрянь купил жене и рад.
А у Пеле «шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
Может, не считает и до ста он,
Но могу сказать без лишних слов:
Был бы глаз второй бы у Тостао
Он вдвое больше б забивал голов.
Что ж, Пеле как Пеле,
Объясняю Зине я,
Ест Пеле крем-брюле,
Вместе с Жаирзинио.
Я сижу на нуле,
Дрянь купил жене и рад.
А у Пеле «шевроле»
В Рио-де-Жанейро.
Разбег, толчок И стыдно подыматься:
Во рту опилки, слезы из-под век,
На рубеже проклятом два двенадцать
Мне планка преградила путь наверх.
Я признаюсь вам как на духу:
Такова вся спортивная жизнь,
Лишь мгновение ты наверху
И стремительно падаешь вниз.
Но съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подергаю славу я.
У кого толчковая левая,
А у меня толчковая правая!
Разбег, толчок Свидетели паденья
Свистят и тянут за ноги ко дну.
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!
У тебя растяженье в паху;
Прыгать с правой дурацкий каприз,
Не удержишься ты наверху
Ты стремительно падаешь вниз».
Но, задыхаясь словно от гнева я,
Объяснил толково я: главное,
Что у них толчковая левая,
А у меня толчковая правая!
Разбег, толчок Мне не догнать канадца
Он мне в лицо смеется на лету!
Я снова планку сбил на два двенадцать
И тренер мне сказал напрямоту,
Что начальство в десятом ряду,
И что мне прополощут мозги,
Если враз, в сей же час не сойду
Я с неправильной правой ноги.
Но лучше выпью зелье с отравою,
Я над собою что-нибудь сделаю
Но свою неправую правую
Я не сменю на правую левую!
Трибуны дружно начали смеяться
Но пыл мой от насмешек не ослаб:
Разбег, толчок, полет И два двенадцать
Теперь уже мой пройденный этап!
Пусть болит моя травма в паху,
Пусть допрыгался до хромоты,
Но я все-таки был наверху
И меня не спихнуть с высоты!
Я им всем показал «ху из ху»,
Жаль, жена подложила сюрприз:
Пока я был на самом верху
Она с кем-то спустилася вниз
Но съел плоды запретные с древа я,
И за хвост подергал все же славу я,
Пусть у них толчковая левая,
Но моя толчковая правая!
Я скачу, но я скачу иначе,
По камням, по лужам, по росе,
Бег мой назван иноходью значит:
По-другому, то есть не как все.
Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне
Но не под седлом и без узды!
Мне сегодня предстоит бороться,
Скачки! я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца,
Но не я жокей на мне хрипит!
Он вонзает шпоры в ребра мне,
Зубоскалят первые ряды
Я согласен бегать в табуне
Но не под седлом и без узды!
Нет, не будут золотыми горы
Я последним цель пересеку:
Я ему припомню эти шпоры
Засбою, отстану на скаку!..
Колокол! Жокей мой «на коне»
Он смеется в предвкушенье мзды.
Ох, как я бы бегал в табуне,
Но не под седлом и без узды!
Что со мной, что делаю, как смею
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею
Я прийти не первым не могу!
Что же делать? Остается мне
Вышвырнуть жокея моего
И бежать, как будто в табуне,
Под седлом, в узде, но без него!
Я пришел, а он в хвосте плетется
По камням, по лужам, по росе
Я впервые не был иноходцем
Я стремился выиграть, как все!
Я несла свою Беду
по весеннему по льду,
Обломился лед душа оборвалася
Камнем под воду пошла,
а Беда хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
И Беда с того вот дня
ищет по свету меня,
Слухи ходят вместе с ней с Кривотолками.
А что я не умерла
знала голая ветла
И еще перепела с перепелками.
Кто ж из них сказал ему,
господину моему,
Только выдали меня, проболталися,
И, от страсти сам не свой,
он отправился за мной,
Ну а с ним Беда с Молвой увязалися.
Он настиг меня, догнал
обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог
был всего один денек,
А Беда на вечный срок задержалася
Копú!
Ладно, мысли свои вздорные
копú!
Топú!
Ладно, баню мне по-черному
топй!
Вопи!
Все равно меня утопишь,
но вопи!..
Топи!
Только баню мне как хочешь
натопи.
Ох, сегодня я отмаюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Не спи!
Где рубаху мне по пояс
добыла?!
Топи!
Ох, сегодня я отмоюсь
добела!
Кропи!
В бане стены закопченные
кропи!
Топи!
Слышишь, баню мне по-черному
топи!
Ох, сегодня я отмаюсь,
эх, освоюсь!
Но сомневаюсь,
что отмоюсь!
Кричи!
Загнан в угол зельем, словно
гончей лось.
Молчи!
У меня давно похмелье
кончилось.
Терпи!
Ты ж сама по дури
продала меня!
Топи!
Чтоб я чист был, как щенок,
к исходу дня!