И любая подлая ехидна
Сосчитает позвонки на ней,
Дальше видно, но недальновидно
Жить с открытой шеей меж людей.
Вот какую притчу о Востоке
Рассказал мне старый аксакал.
«Даже сказки здесь и те жестоки»,
Думал я и шею измерял.
Кто-то высмотрел плод, что неспел,
Потрусили за ствол он упал
Вот вам песня о том, кто не спел
И что голос имел не узнал.
Может, были с судьбой нелады
И со случаем плохи дела,
А тугая струна на лады
С незаметным изъяном легла.
Он начал робко с ноты до,
Но не допел ее, не до
Не дозвучал его аккорд
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот
Мышей ловил.
Смешно, не правда ли, смешно!
А он шутил недошутил,
Недораспробовал вино,
И даже недопригубил.
Он пока лишь затеивал спор,
Неуверенно и не спеша,
Словно капельки пота из пор,
Из-под кожи сочилась душа.
Только начал дуэль на ковре
Еле-еле, едва приступил,
Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,
И судья еще счет не открыл.
Он знать хотел всё от и до,
Но не добрался он, не до
Ни до догадки, ни до дна,
Не докопался до глубин
И ту, которая одна,
Недолюбил.
Смешно, не правда ли, смешно!
А он спешил недоспешил,
Осталось недорешено
Все то, что он недорешил.
Ни единою буквой не лгу
Он был чистого слога слуга,
И писал ей стихи на снегу
К сожалению, тают снега!
Но тогда еще был снегопад,
И свобода писать на снегу,
И большие снежинки и град
Он губами хватал на бегу.
Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до
Не добежал бегун, беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его Телец
Холодный Млечный Путь лакал.
Смешно, не правда ли, смешно,
Когда секунд недостает,
Недостающее звено,
И недолет, и недолет!
Смешно, не правда ли? Ну вот,
И вам смешно, и даже мне
Конь на скаку и птица влет,
По чьей вине?
В день, когда мы, поддержкой земли заручась,
По высокой воде, по соленой, своей,
Выйдем точно в назначенный час,
Море станет укачивать нас,
Словно мать непутевых детей.
Волны будут работать и в поте лица
Корабельные наши борта иссекут,
Терпеливо машины начнут месяца
Составлять из ритмичных секунд.
А кругом только водная гладь, благодать!
И на долгие мили кругом ни души!..
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в домашней тиши.
Наши будни без праздников, без выходных,
В море нам и без отдыха хватит помех.
Мы подруг забываем своих:
Им до нас, нам подчас не до них,
Да простят они нам этот грех!
Нет, неправда! Вздыхаем о них у кормы
И во сне имена повторяем тайком.
Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы,
Не за счастьем, а за косяком.
А кругом только водная гладь, благодать!
Ни заборов, ни стен хоть паши, хоть пляши!..
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
Говорят, что плывем мы за длинным рублем,
Кстати, длинных рублей просто так не добыть,
Но мы в море за морем плывем,
И еще за единственным днем,
О котором потом не забыть.
А когда из другой, непохожей весны
Мы к родному причалу придем прямиком,
Растворятся морские ворота страны
Перед каждым своим моряком.
В море водная гладь, да еще благодать,
И вестей никаких, сколько нам ни пиши
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
И опять уплываем, с землей обручась
С этой самою верной невестой своей,
Чтоб вернуться в назначенный час,
Как бы там ни баюкало нас
Море мать непутевых детей.
Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты,
Только пялит глаза ошалел, обалдел:
Он увидел, что судно встает на винты,
Обороты врубив на предел.
А на пирсе стоять все равно благодать,
И качаться на суше, и петь от души.
Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать
После громких штормов к долгожданной тиши!
Всему на свете выходят сроки,
А соль морская въедлива как черт,
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
«Какого типа этот тип? Какой он грубый!
Корявый, ржавый, просто никакой!»
В упор не видели друг друга
оба судна
И ненавидели друг друга
обоюдно.
Он в аварийном был состоянье,
Но и она не новая отнюдь,
Так что увидишь на расстоянье
С испуга можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый, с крепким дном,
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем!
И так обидели друг друга
оба судна,
Что ненавидели друг друга
обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклевщики прошли,
И ватерлинией вдоль талии
Перевязали корабли.
И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли,
И палубы и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели
оба судна,
Что так похорошели
обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув: «Мы оба не прав˚!
Я никогда не видел женщин
И кораблей прекраснее, чем вы!»
Та, что поменьше, в том же состоянье
Шепнула, что и он неотразим:
«Большое видится на расстоянье,
Но лучше, если все-таки вблизи».
Кругом конструкции толпились,
было людно,
И оба судна объяснились
обоюдно!
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчанье рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними? Может быть, взбесились
оба судна?
А может, попросту влюбились
обоюдно.
Был развеселый розовый восход.
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Накренившись к воде, парусами шурша,
Бриг двухмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа,
Как пеньковые ванты на гроте.
И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет:
«Будь джентльменом, если есть удача,
А без удачи джентльменов нет!»
И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило.
Был однажды богатой добычи дележ
И пираты бесились и выли
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож,
Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет:
Мы джентльмены, если есть удача,
А нет удачи джентльменов нет!
И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары.
И ран глубоких он не замечал
И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой беда,
А другого она не хотела,
Перекинулась за борт и скрыла вода
Золотистое смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил горячий пистолет
Он был последний джентльмен удачи,
Конец удаче джентльменов нет!
Мы все живем как будто, но
Не будоражат нас давно
Ни паровозные свистки,
Ни пароходные гудки.
Иные те, кому дано,
Стремятся вглубь и видят дно,
Но как навозные жуки
И мелководные мальки
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые на излете,
Одни под них подставиться рискнули
И сразу: кто в могиле, кто в почете.
А мы так не заметили
И просто увернулись,
Нарочно, по примете ли
На правую споткнулись.
Средь суеты и кутерьмы
Ах, как давно мы не прямы!
То гнемся бить поклоны впрок,
А то завязывать шнурок
Стремимся вдаль проникнуть мы,
Но даже светлые умы
Всё размещают между строк
У них расчет на долгий срок
Стремимся мы подняться ввысь
Ведь думы наши поднялись,
И там парят они, легки,
Свободны, вечны, высоки.
И так нам захотелось ввысь,
Что мы вчера перепились
И горьким думам вопреки
Мы ели сладкие куски
Открытым взломом, без ключа,
Навзрыд об ужасах крича,
Мы вскрыть хотим подвал чумной,
Рискуя даже головой.
И трезво, а не сгоряча
Мы рубим прошлое сплеча,
Но бьем расслабленной рукой,
Холодной, дряблой никакой.
Приятно сбросить гору с плеч
И всё на божий суд извлечь,
И руку выпростать, дрожа,
И показать в ней нет ножа,
Не опасаясь, что картечь
И безоружных будет сечь.
Но нас, железных, точит ржа
И психология ужа
А рядом случаи летают, словно пули,
Шальные, запоздалые, слепые на излете,
Одни под них подставиться рискнули
И сразу: кто в могиле, кто в почете.
А мы так не заметили
И просто увернулись,
Нарочно, по примете ли
На правую споткнулись.
На дистанции четверка первачей,
Каждый думает, что он-то побойчей,
Каждый думает, что меньше всех устал,
Каждый хочет на высокий пьедестал.
Кто-то кровью холодней, кто горячей,
Все наслушались напутственных речей,
Каждый съел примерно поровну харчей,
Но судья не зафиксирует ничьей.
А борьба на всем пути
В общем, равная почти.
«Расскажите, как идут,
бога ради, а?»
«Телевиденье тут
вместе с радио!
Нет особых новостей
все ровнехонько,
Но зато накал страстей
о-хо-хо какой!»
Номер первый рвет подметки как герой,
Как под гору катит, хочет под горой
Он в победном ореоле и в пылу
Твердой поступью приблизиться к котлу.
Почему высоких мыслей не имел?
Потому что в детстве мало каши ел,
Голодал он в этом детстве, не дерзал,
Успевал переодеться и в спортзал.
Что ж, идеи нам близки
Первым лучшие куски,
А вторым чего уж тут,
он все выверил
В утешение дадут
кости с ливером.
Номер два далек от плотских тех утех,
Он из сытых, он из этих, он из тех,
Он надеется на славу, на успех
И уж ноги задирает выше всех.
Ох, наклон на вираже бетон у щек!
Краше некуда уже, а он еще!
Он стратег, он даже тактик, словом спец,
Сила, воля плюс характер молодец!
Четок, собран, напряжен
И не лезет на рожон,
Этот будет выступать
на Салониках,
И детишек поучать
в кинохрониках,
И соперничать с Пеле
в закаленности,
И являть пример целе-
устремленности!
Номер третий убелен и умудрен,
Он всегда второй надежный эшелон,
Вероятно, кто-то в первом заболел,
Ну а может, его тренер пожалел.
И назойливо в ушах звенит струна:
У тебя последний шанс, эх, старина!
Он в азарте как мальчишка, как шпана,
Нужен спурт иначе крышка и хана!
Переходит сразу он
В задний старенький вагон,
Где былые имена
предынфарктные,
Где местам одна цена
все плацкартные.
А четвертый тот, что крайний, боковой,
Так бежит ни для чего, ни для кого:
То приблизится мол, пятки оттопчу,
То отстанет, постоит мол, так хочу.
Не проглотит первый лакомый кусок,
Не надеть второму лавровый венок,
Ну а третьему ползти
На запасные пути
Сколько все-таки систем
в беге нынешнем!
Он вдруг взял да сбавил темп
перед финишем,
Майку сбросил вот те на!
не противно ли?
Поведенье бегуна
неспортивное!
На дистанции четверка первачей,
Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.
Кто из них что исповедует, кто чей?
Отделяются лопатки от плечей
И летит уже четверка первачей!