Я хвалился косою саженью
Нате смерьте!
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти,
Но в обычные рамки я всажен
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи,
И не знаю, кто их надоумил,
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.
Мне такое не мнилось, не снилось.
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей,
Но поверхность на слепке лоснилась.
И могильного скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.
Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной
Отступались,
Но по снятии маски посмертной
Тут же в ванной
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной
А потом, по прошествии года,
Как венец моего поправленья
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,
Под мое с намагниченных лент.
Тишина надо мной раскололась
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет,
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.
Я немел, в покрывало упрятан,
Все там будем!
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдернули как я обужен,
Нате смерьте!
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!
Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном
Не пройтись ли, по плитам звеня?
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я гол, безобразен,
Но и падая вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я: «Похоже живой!»
Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
Ничего не унес отвалился в чем мать родила,
Не затем, что приспичило мне, просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Мы многое из книжек узнаём,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своем»,
Но и в других отечествах не густо.
Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.
Пророков нет не сыщешь днем с огнем,
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах не густо.
А внизу говорят от добра ли, от зла ли, не знаю:
«Хорошо, что ушел, без него стало дело верней!»
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь потому что за домом седлают коней.
Открылся лик я встал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
«Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах не густо».
Я влетаю в седло, я врастаю в коня тело в тело,
Конь падет подо мной я уже закусил удила!
Я из дела ушел, из такого хорошего дела:
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Скачу хрустят колосья под конем,
Но ясно различаю из-за хруста:
«Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах не густо».
Ой, Вань, гляди, какие клоуны!
Рот хочь завязочки пришей
Ой, до чего, Вань, размалеваны,
И голос как у алкашей!
А тот похож нет, правда, Вань,
На шурина такая ж пьянь.
Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь,
Я правду, Вань!
Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а он родня,
Сама намазана, прокурена
Гляди, дождешься у меня!
А чем болтать взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла в магазин
Что, не пойдешь? Ну, я один,
Подвинься, Зин!..
Ой, Вань, гляди, какие карлики!
В джерси одеты, не в шевьёт,
На нашей Пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьет.
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья такая рвань
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь!
Мои друзья хоть не в болонии,
Зато не тащут из семьи,
А гадость пьют из экономии:
Хоть поутру да на свои!
А у тебя самой-то, Зин,
Приятель был с завода шин,
Так тот вообще хлебал бензин,
Ты вспомни, Зин!..
Ой, Вань, гляди-кось попугайчики!
Нет, я, ей-богу, закричу!..
А это кто в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала правда, Вань,
Ты мне такую же сваргань
Ну что «отстань», опять «отстань»,
Обидно, Вань!
Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы
Накрылась премия в квартал!
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты?! Да я же их читал!
К тому же эту майку, Зин,
Тебе напяль позор один.
Тебе шитья пойдет аршин
Где деньги, Зин?
Ой, Вань, умру от акробатиков!
Смотри, как вертится, нахал!
Завцеха наш товарищ Сатиков
Недавно в клубе так скакал.
А ты придешь домой, Иван,
Поешь и сразу на диван,
Иль, вон, кричишь, когда не пьян
Ты что, Иван?
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься
Придешь домой там ты сидишь!
Ну, и меня, конечно, Зин,
Все время тянет в магазин,
А там друзья Ведь я же, Зин,
Не пью один!
В заповеднике (вот в каком забыл)
Жил да был Козел роги длинные,
Хоть с волками жил не по-волчьи выл
Блеял песенки всё козлиные.
И пощипывал он травку, и нагуливал бока,
Не услышишь от него худого слова,
Толку было с него, правда, как с козла молока,
Но вреда, однако, тоже никакого.
Жил на выпасе, возле озерка,
Не вторгаясь в чужие владения,
Но заметили скромного Козлика
И избрали в козлы отпущения!
Например, Медведь баламут и плут
Обхамит кого-нибудь по-медвежьему,
Враз Козла найдут, приведут и бьют:
По рогам ему и промеж ему
Не противился он, серенький, насилию со злом,
А сносил побои весело и гордо.
Сам Медведь сказал: «Робяты, я горжусь Козлом
Героическая личность, козья морда!»
Берегли Козла как наследника,
Вышло даже в лесу запрещение
С территории заповедника
Отпускать Козла отпущения.
А Козел себе все скакал козлом,
Но пошаливать он стал втихомолочку:
Как-то бороду завязал узлом
Из кустов назвал Волка сволочью.
А когда очередное отпущенье получал
Всё за то, что волки лишку откусили,
Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал,
Но внимания тогда не обратили.
Пока хищники меж собой дрались,
В заповеднике крепло мнение,
Что дороже всех медведей и лис
Дорогой Козел отпущения!
Услыхал Козел да и стал таков:
«Эй вы, бурые, кричит, эй вы, пегие!
Отниму у вас рацион волков
И медвежие привилегии!
Покажу вам козью морду настоящую в лесу,
Распишу туда-сюда по трафарету,
Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,
И ославлю по всему по белу свету!
Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения,
Отпускать грехи кому это мне решать:
Это я Козел отпущения!»
В заповеднике (вот в каком забыл)
Правит бал Козел не по-прежнему:
Он с волками жил и по-волчьи взвыл,
И рычит теперь по-медвежьему.
В. Золотухину и Б. Можаеву
В. Золотухину и Б. Можаеву
Там у соседа пир горой,
И гость солидный, налитой,
Ну а хозяйка хвост трубой
Идет к подвалам,
В замок врезаются ключи,
И вынимаются харчи;
И с тягой ладится в печи,
И с поддувалом.
А у меня сплошные передряги:
То в огороде недород, то скот падет,
То печь чадит от нехорошей тяги,
А то щеку на сторону ведет.
Там у соседа мясо в щах
На всю деревню хруст в хрящах,
И дочь невеста, вся в прыщах,
Дозрела, значит.
Смотрины, стало быть, у них
На сто рублей гостей одних,
И даже тощенький жених
Поет и скачет.
А у меня цепные псы взбесились
Средь ночи с лая перешли на вой,
Да на ногах моих мозоли прохудились
От топотни по комнате пустой.
Ох, у соседа быстро пьют!
А что не пить, когда дают?
А что не петь, когда уют
И не накладно?
А тут, вон, баба на сносях,
Гусей некормленных косяк
Да дело даже не в гусях,
А все неладно.
Тут у меня постены появились,
Я их гоню и так и сяк они опять,
Да в неудобном месте чирей вылез
Пора пахать, а тут ни сесть ни встать.
Сосед малёночка прислал
Он от щедрот меня позвал,
Ну, я, понятно, отказал,
А он сначала.
Должно, литровую огрел
Ну и, конечно, подобрел
И я пошел попил, поел,
Не полегчало.
И посредине этого разгула
Я пошептал на ухо жениху
И жениха как будто ветром сдуло,
Невеста, вон, рыдает наверху.
Сосед орет, что он народ,
Что основной закон блюдет:
Что кто не ест, тот и не пьет,
И выпил, кстати.
Все сразу повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез:
«Кто не работает не ест,
Ты спутал, батя!»
А я сидел с засаленною трешкой,
Чтоб завтра гнать похмелие мое,
В обнимочку с обшарпанной гармошкой
Меня и пригласили за нее.
Сосед другую литру съел
И осовел, и опсовел.
Он захотел, чтоб я попел,
Зря, что ль, поили?!
Меня схватили за бока
Два здоровенных мужика:
«Играй, паскуда, пой, пока
Не удавили!»
Уже дошло веселие до точки,
Уже невесту тискали тайком
И я запел про светлые денечки,
«Когда служил на почте ямщиком».
Потом у них была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били,
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе
И всё хорошее в себе
Доистребили.
А я стонал в углу болотной выпью,
Набычась, а потом и подбочась,
И думал я: а с кем я завтра выпью
Из тех, с которыми я пью сейчас?!
Наутро там всегда покой,
И хлебный мякиш за щекой,
И без похмелья перепой,
Еды навалом,
Никто не лается в сердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка в синих изразцах.
И с поддувалом.
А у меня и в ясную погоду
Хмарь на душе, которая горит,
Хлебаю я колодезную воду,
Чиню гармошку, и жена корит.
Штормит весь вечер, и пока
Заплаты пенные латают
Разорванные швы песка
Я наблюдаю свысока,
Как волны головы ломают.
И я сочувствую слегка
Погибшим но издалека.
Я слышу хрип, и смертный стон,
И ярость, что не уцелели,
Еще бы взять такой разгон,
Набраться сил, пробить заслон
И голову сломать у цели!..
И я сочувствую слегка
Погибшим но издалека.
А ветер снова в гребни бьет
И гривы пенные ерошит.
Волна барьера не возьмет,
Ей кто-то ноги подсечет
И рухнет взмыленная лошадь.
И посочувствуют слегка
Погибшей ей, издалека.
Придет и мой черед вослед:
Мне дуют в спину, гонят к краю.
В душе предчувствие как бред,
Что надломлю себе хребет
И тоже голову сломаю.
Мне посочувствуют слегка
Погибшему, издалека.
Так многие сидят в веках
На берегах и наблюдают
Внимательно и зорко, как
Другие рядом на камнях
Хребты и головы ломают.
Они сочувствуют слегка
Погибшим но издалека.
Полководец с шеею короткой
Должен быть в любые времена:
Чтобы грудь почти от подбородка,
От затылка сразу чтоб спина.
На короткой незаметной шее
Голове удобнее сидеть,
И душить значительно труднее,
И арканом не за что задеть.
А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее
Нужно посмотреть поверх голов.
Все, теперь ты темная лошадка,
Даже если видел свет вдали,
Поза неустойчива и шатка,
И открыта шея для петли.