Даже такие обычные условные обозначения, как «лебединая белизна», Замятиным сперва поддерживаются восстановлением ряда, откуда это выражение взято.
Мистер Краггс отыскивает прелюбодеев: «Лодка внизу. Кругло темнел, прикрывая лица, мягкий лохматый зонтик, недавно еще малиновый в одном конце лодки, а в другом лебедино белели в темноте ноги» (с. 76).
Образ этот подготовлен, и ряд его восстановлен таким способом: несколькими строками выше Замятин пишет: «Тихий, смоляной пруд. Пара лебедей посредине пронзительно белеет наготой» (с. 76).
Я не поклонник Замятина, но не могу не признать и в этом, и во многих других местах его вещей большого и осознанного уменья.
Но оно не разнообразно и ощущение густоты письма и проработанности вещи есть до тех пор, пока не поймешь несложного секрета.
Любопытно показать, как Замятин умеет в нескольких строках суммировать все накопленные образы.
«Мистер Краггс вытер лицо платком, разжал клешни. Счастливо отдыхая, пролежал минуту и неслышный, шерстяной на животе пополз вниз по скользкой глине.
Добрый вечер, господа! возле лодки встал монументик. Веки целомудренно опущены. Улыбались выпершие вперед нос, нижняя челюсть и губы.
Мелькнуло, пропало лебедино-белое. Вскрик. Зонтик выпрыгнул в воду и поплыл. Лохматый зверь выскочил из лодки на Краггса» (с. 76. Курсив мой. В. Ш).
К этой разметке должен прибавить, что зонтик здесь связан с темой «малиновая вселенная» (с. 74, 75), а губы, выпершие вперед, тоже закреплены за Краггсом со с. 66: «Челюсти и губы мистера Краггса мысом выдвинуты вперед в мировое море; губы сконструированы специально для сосания».
Небольшое отступление. Все эти указания «на семьдесят пятой странице» всегда пестрят в тексте неприятно и вызывают чувство раздражения. Я очень легко могу писать без них, но тогда труднее будет следить за моей работой по тексту автора, я же рассчитываю на внимательного читателя.
Все мои указания только намеки, и вполне будут понятны и оправданны только перед тем, кто проверит работу на тексте и заодно и докончит ее, так как я не стараюсь количественно исчерпать все случаи применения приема у Замятина. Я настаиваю, что у Замятина есть т о л ь к о этот прием.
Все мои указания только намеки, и вполне будут понятны и оправданны только перед тем, кто проверит работу на тексте и заодно и докончит ее, так как я не стараюсь количественно исчерпать все случаи применения приема у Замятина. Я настаиваю, что у Замятина есть т о л ь к о этот прием.
Мои указания на страницы это буквы на чертеже; машина может идти и без них, но понять машину по чертежу с ними легче.
Это замечание мое очень элементарно, но, как я убедился, к сожалению, его приходится делать.
V
Жена мистера Краггса, миссис Лори, построена по тому же принципу, по которому Замятин дал в «Островитянах» миссис Дьюли. Разница не существенна: миссис Дьюли, как это было показано, определена «пенсне», миссис Лори снабжена менее реальным атрибутом, у нее «шелковая прозрачная занавесь на губах». Эта занавесь обозначает отсутствие у нее чувств; когда она начинает любить, то занавесь сорвана.
Изменение «характера» здесь также достигается изменением атрибута.
Как выглядела эта «занавесь на губах», я представить себе не могу, построение это, кажется, совсем непредставимое, что не мешает ему с честью выполнять в композиции произведения свою роль.
Перехожу к цитатам.
«<> на губах занавесь легчайшего и все же непрозрачного розового шелка. Вот дернуть за шнур и сразу же настежь, и видно бы, какая она, за занавесью, настоящая Лори. Но шнур потерялся и только чуть колышется занавесь ветром вверх и вниз» (с. 65).
Волнение миссис Лори: «Миссис Лори порозовела, и быстрее заколыхалась розовая занавесь на губах» (с. 66). То же: «быстро колыхалась розовая занавесь на губах миссис Лори: вот-вот раздунется ветром» (с. 81).
Ее спокойствие: «Миссис Лори сошла в столовую мраморная, как всегда, и все с той же своей неизменной легчайшего, непрозрачного шелка занавесью на губах» (с. 67).
« О, миссис Лори, вы-то, вы-то, я знаю [говорит о ней другая женщина. В. Ш.], совсем не такая, как другие».
«Монументик» думает:
« Не такая, но какая же?
Бог весть: шнур от занавеси был потерян» (с. 68).
Но вот совершается падение Лори: «И нежные, как у жеребенка, губы раздвинули занавесь на губах миссис Лори» (с. 83).
Миссис Лори после падения изменилась: «На ресницах слезы, а губы
Занавеси не было» (с. 84).
Теперь посмотрим, как подготовлено это падение.
В парке, куда пошел мистер Краггс, он видел влюбленных, они закрывались малиновым зонтиком. Малиновый зонтик становится (я говорил уже об этом мельком) одной из основных тем вещи.
Под зонтиком целуется леди, автор сравнивает ее с яблоком. Яблоко становится темой, так сказать, фамилией леди.
«Она была вся налита сладким янтарным соком солнца: мучительно надо было, чтобы ее отпили хоть немного. Яблоко в безветренный, душный вечер: уже налилось, прозрачнеет, задыхается ах, скорее отломиться от ветки и наземь.
Она встала, леди-Яблоко под малиновым зонтиком, и встал ее адам все равно, кто он: он только земля» (с. 75).
Теперь автор закрепил за ней это имя. Она леди-Яблоко (с большой буквы), ее спутник, адам, остается с маленькой буквы, но адамом до конца вещи.
Он не становится Адамом (с большой буквы), так как это означало бы имя, прозвище же должно все время ощущаться. Это очень любопытный случай инверсии, притом возможный только в графике (в книге, не в чтении вслух).
Леди названа леди-Яблоко на с. 76, 77 и дальше, уже в новой обстановке, уже без адама, в туннеле подземной железной дороги, прячась от цеппелинов, она все же леди-Яблоко (на с. 78, 79).
«Неверность» названия здесь нужна; имя, оставшееся при изменившемся объекте, дает дифференциальные ощущения, ощущения несовпадения, то есть, в общем, выполняет функцию образа.
Вернемся к падению миссис Лори.
Малиновый зонтик, как я уже говорил, введен в произведение сценой в парке.
«И вот двое на зеленом шелке травы, прикрытые малиновым зонтиком: только ноги и кусочек кружева. В великолепной вселенной под малиновым зонтиком закрывши глаза, пили сумасшедшее шампанское» (с. 74).
Газетчики сообщают, что в три часа цеппелины замечены над Северным морем.
«Но под зонтиком в малиновой вселенной бессмертны: что за дело, что в другой, отдаленной, вселенной будут убивать?» (с. 74).
Зонтик обратился в отдельную малиновую вселенную.
Идем дальше.
На шутку, брошенную со стороны: «засмеялась прекрасная леди, закрылась малиновым небом-зонтиком и явно для всех прижала колени к своему адаму: они были одни в малиновой вселенной» (с. 75).
У Замятина в вещах может исчезнуть человек, но не его тема. Мы не знаем дальнейшую судьбу зонтика, он уплыл во тьме.
Но, утвердившись, тема использована еще раз, она взята теперь как нечто установленное, как цитата, и помещена уже в другую обстановку: в тот момент, когда цеппелины чугунными ступками громили Лондон, миссис Лори отдалась органисту.
«На асфальте, усеянном угольной пылью, жили минуту, век в бессмертной малиновой вселенной. В калитку стучали, стучали. Но в далекой малиновой вселенной не было слышно» (с. 83).
В этот момент упоминается еще несколько не процитированных мною тем, связанных с миссис Лори: «ложечки», «кружевное», и кончается основная тема Лори «занавесь».
Я не исчерпал всех образов Замятина и оставляю на долю читателя найти еще две-три темы. Я оставил их немного. Некоторые из них проходят только через одну главу. Главная из неупомянутых мною тем: «взбесившийся Лондон».
VI
Теперь о сюжетном строении вещи.
Отделяя сюжет от других явлений художественной прозы, мы всегда рискуем провести границу не там, где она есть. В образной стороне произведения мы так же, как и в сюжете, имеем дело со смысловыми величинами.
С другой стороны, теоретически вполне возможно разрешить вещь не смысловым уравнением, а изменением хотя бы ее ритма.
Так, у Фета концевая строфа разрешает всю композицию вещи, может быть, тем, что в ней в тот же размер вложена иная ритмико-синтаксическая фигура.
Сделав эту оговорку, будем говорить о сюжетной стороне «Ловца человеков».
«Ловец человеков» это сам шантажист Краггс, ловящий в парке целующиеся пары и вымогающий деньги угрозой доноса в суд.
Но сюжетная форма произведения, по заданию, очевидно, должна быть построенной на смысловом неравенстве.
В вещи есть другой «ловец человеков» это органист Бейли, которого любят все женщины; он привлекает ловит их музыкой.
Вот этот «ловец человеков» и «поймал» миссис Лори, пока ее муж ловил в парке леди-Яблоко.
Поддержано это совпадение описанием обстановки.
Краггс вышел на охоту, считая, что цеппелины над Лондоном создают нужную атмосферу. И мистер Краггс решил использовать атмосферу в Хэмпстад-парке (с. 75).
Но эта же «атмосфера» и создает обстановку для удачи органиста: «Топнуло тут, рядом, задребезжали верешки стекол; валилось, рушился мир миссис Лори, ложечки, кружевное.
Бейли! Бейли! разрушенная миссис Лори стремглав летела по лестнице вниз, во двор. <>
Жить еще минуту» (с. 83).
Ту же функцию выполняет «малиновая вселенная».
Но сюжетное построение у Замятина не вышло, о роли органиста можно только догадаться.
Миссис Лори и ее история раздавливается тяжестью тем, сопровождающих Краггса.
У органиста же только одна тема «жеребячьи губы».
Он и его история с Лори не выдерживают, они не разрешают сюжета, рассказ настолько перегружен, что у Замятина не хватило силы на организацию сюжетного неравенства.
Умение у Замятина оказалось большое, но однобокое. Но все же это лучшая замятинская вещь. Это его потолок.
VII
У каждого аэроплана есть свой потолок это та высота подъема, на которой дорога вверх ему закрыта какой-то невидимой горизонтальной плоскостью. Однобокое уменье Замятина, вероятно, и создает ему потолок.
Я убежден, что обычная трагедия писателя это вопрос его метода.
Ведь трагично должно быть самое центральное у человека.
У Замятина есть роман «Мы», который, вероятно, скоро появится в английском переводе{153}.
Так как этот роман по случайным причинам не напечатан все еще по-русски, то я не буду его детально анализировать.
Роман представляет из себя социальную утопию. Как это ни странно, утопия эта весьма напоминает одну пародийную утопию Джером Джерома{154}. Дело доходит до мелочных совпадений, например, одежда людей будущего и у Замятина и у Джером Джерома туника серого цвета. Фамилии у людей заменены номерами: четные мужчины, нечетные женщины и т. д.