Если ситуация не изменится, то это подорвет веру в учение Церкви и окончательно деморализует ее дисциплину[150].
Позднее, уже во время работы Поместного Собора, профессор В.И. Экземплярский писал о сохраняющейся опасности манипулирования канонами:
Если прислушаться к речам о реформе нашей Церкви на Соборе, как и до Собора, то красной нитью проходит стремление как защитников обновления нашей церковной жизни, так и церковных консерваторов обосновывать свои предположения канонически . Но при всем том было бы совершенно ошибочным шагом подходить к церковной реформе только с «Книгой правил», и уже вовсе преступно ради этой книги забывать основания нашей веры Евангелие Христово и апостольские писания . Очень много и таких канонов, которые вовсе не исполняются в Церкви, и о них вспоминают лишь тогда, когда этого требуют интересы полемики по известному вопросу. Сущность дела в том, что церковные каноны, определяющие быт духовенства и основы церковной дисциплины, должны всегда определяться самой Церковью, соответственно запросам времени, задачам церковной миссии в мире , иначе может создаться искусственный застой в церковной жизни и возложение вовсе ненужного бремени на плечи верных. Если у нас утвердится действительно соборное управление Церковью, то надо иметь решимость признать и наши церковные соборы вполне правомочными и отменять каноны греческой Церкви, касающиеся церковного быта, и создавать новые, определяющие нормы жизни Церкви в данное время[151].
Итак, можно отметить несколько проблем, проявившихся в ходе предсоборной дискуссии:
I. Различное отношение к канонам:
a) каноны неизменны (при этом выражалась характерная для широкого сознания уверенность в том, что они соблюдаются в Церкви). Это отношение проявлялось особенно у тех, кто отрицательно относился к возможности каких-либо реформ в жизни Церкви;
b) в канонах надо различать неизменяемые и дисциплинарные нормы, вызванные временем и обстоятельствами. Это позиция профессоров и части епископата.
II. Проблема истолкования канонов, которая понималась как необходимость их исторического прочтения: выяснение обстоятельств, условий, которые породили тот или иной канон, и соотнесение канона с Преданием Церкви в целом. Эта работа была только начата русской канонической школой и вызывала бурные дискуссии почти по всем вопросам.
III. Проблема сохранения канонического устройства Церкви, ее самотождественности. Здесь особую роль приобрел вопрос о восстановлении патриаршества и соборности как основы церковного устройства.
IV. Проблема создания новых канонов и возможности отмены устаревших.
С нерешенными проблемами Русская Православная Церковь оказалась перед лицом революции 1917 г. «Эйфория от приобретенной свободы» была характерна для всего русского общества, не могла она обойти стороной и Церковь[152].
Временное правительство разрешило проведение Поместного Собора, оно же подталкивало к реформам внутри Церкви, не дожидаясь обсуждения на Соборе. Церковная реформа рассматривалась как неотделимая часть общей политической реформы[153]. Среди церковной общественности распространено было недовольство по поводу бюрократизма иерархии. Как писала петроградская «Церковь и жизнь»,
Вражда иерархии к мирянам язва не новая, но никогда еще с такой откровенностью и беззастенчивостью не обнаружившаяся[154].
Введение выборного епископата должно было преодолеть враждебное отношение к епископам, с одной стороны, и высокомерие епископов по отношению к пастве с другой[155]. Однако, как свидетельствовали современники, выборы только усилили противостояние между епископами и клириками, между диаконами и псаломщиками. Поместному Собору 19171918 гг. предстояло определить правильное течение церковной жизни, но он был создан тогда, когда революция уже охватила и Церковь. Представление о тревожных событиях этого времени дает заявление архимандрита Матфея (Померанцева)[156] и еще 87 членов Собора, зачитанное на 108 заседании 2 апреля 1918 г. Речь шла не о гонениях извне, а о событиях внутри церковной ограды, о борьбе низшего духовенства с высшим, которая ослабляла Церковь, потому что «большевизм захватил немалое число священнослужителей»:
К великому горю и позору нашему, многое бы не могло быть совершено мирянами под влиянием революционного угара, если бы в Церкви среди пастырей и священнослужителей не произошло раскола, не проявилась бы пагубная измена ради личных выгод и материального интереса. Эта измена матери Церкви, ее священным канонам и заветам началась с первых дней революции теми, которые, утратив понятие о вечном строе Православной Церкви, независимом от строя государственного, поспешили создать в нескольких епархиях и даже по благочиниям духовно-революционные исполнительные комитеты, не признававшие законной церковной власти. После апрельских (1917 г.) епархиальных съездов во многих епархиях были избраны революционные епархиальные советы, направляемые и ободряемым бывшим обер-прокурором Львовым к самочинным беззаконным действиям и выступлениям. Советы эти поныне не распущены, и за год своей революционной деятельности некоторые из них повергли епархии в церковную анархию и являются теперь самыми усердными помощниками социалистов-большевиков, разрушителей основ Церкви.
Удаление епископов из епархий совершилось мирскою властию в большинстве случаев по настойчивой просьбе пастырей, диаконов и псаломщиков, просивших содействия у советов крестьянских и солдатских депутатов. Аресты епископов и захваты архиерейских домов происходили иногда при предательстве и деятельном участии клириков. Диаконы и псаломщики по всей России образовали отдельные союзы от пастырей для борьбы против духовной власти и преследования неугодных им, но лучших пастырей. Все насильно удаленные от приходов священники жаловались на происки, клеветы и предательство диаконов, обращавшихся с жалобами на священников своих в исполнительные комитеты и требовали от них защиты себе или возбуждавших буйных прихожан, против настоятелей храмов, иногда прослуживших достойно до 30 лет и более в приходе[157].
Противостояние низших клириков и духовенства продолжалось и в дальнейшем. Оно вылилось, в частности, в обновленческое движение. Жалобы и доносы на церковноначалие, приводившие к аресту архиереев, обращение к гражданской власти с просьбой «разобраться» в церковных конфликтах это тот материал, который еще ждет исследователей. Некоторые факты приводятся нами ниже[158]. Общее ожесточение и враждебность этого времени не прошли и мимо церковных врат. И здесь церковные каноны должны были послужить опорой, охраняющей Церковь от вмешательства чуждых ей сил, останавливающей произвол и вторжение в ее внутреннюю жизнь. К сожалению, та неразрешенность вопросов отношения к каноническому наследию, о которой писали предреволюционные ученые и публицисты, не способствовала консолидации церковных сил. Защита церковных канонов приобретала на Соборе новый смысл и новое содержание.
Глава 3
Проблема актуальности и кодификации канонов на Поместном Соборе
Беда в том, что у нас под именем православных существуют в церкви люди, не признающие Христа. И до0лжно составить правила, за какие поступки подвергать наказанию, и все наши постановления должны представлять нечто целое, приведенное в систему.
Священномученик Владимир (Богоявленский)[159]Отдел о церковной дисциплине
Отдел о церковной дисциплине был образован Поместным Собором не по предложению Соборного Совета, как большинство других отделов, а по инициативе членов Собора, выраженной на одном из первых заседаний 24 августа 1917 г. Надо отметить, что в предшествовавших Собору подготовительных органах (Предсоборное Присутствие, Предсоборное Совещание, Предсоборный Совет) соответствующая тематика специально не разрабатывалась.
В компетенцию Отдела должны были входить вопросы церковной дисциплины и «все бытовые и недоуменные вопросы»[160]. Председателем Отдела был избран митрополит Киевский и Галицкий Владимир (Богоявленский), а после его трагической кончины 25 января 1918 г. архиепископ Коломенский и Можайский Иоасаф (Каллистов)[161]. Отдел был одним из самых многочисленных на Поместном Соборе 123 члена, в том числе 15 архиереев[162].
Протоколы Отдела свидетельствуют, что было проведено 12 заседаний во время первой сессии Собора, 9 во время второй и 7 во время третьей[163]. Комиссия под председательством епископа Сердобольского Серафима (Лукьянова)[164] в составе архимандрита Вениамина (Федченкова), профессоров Ф.И. Мищенко и М.Г. Красножена, протоиереев И.И. Галахова и Т.П. Теодоровича, членов Собора М.Н. Шарко, В.П. Клевезаля, П.И. Уткина и Н.И. Знамировского составила список 16 тем для работы, исходя из предложений, высказанных членами Отдела, а также запросов, переданных в Отдел. Темы были разделены на проблемы общей дисциплины: 1) о духовной жизни вообще; 2) о посте; 3) о положении женщин; 4) о епитимии и исповеди; 5) о молитве за иноверцев и самоубийц; 6) о соблюдении праздников; 7) о вытравлении плода; а также вопросы дисциплины клира: 8) о поведении духовенства; 9) о второбрачии священнослужителей; 10) о принятии священного сана лицами, женатыми на вдовах; 11) о браке епископов; 12) об одежде и ношении волос; 13) о посещении духовенством зрелищ и общественных собраний; вопросы дисциплины мирян: 14) о поведении мирян; 15) о четвертых браках; 16) о смешанных браках[165]. В начале работы второй сессии список тем был вновь дополнен и изменен[166].
Когда стало очевидным, что Отдел не успевает выяснить все стоящие перед ним вопросы, 19 февраля 1918 г.[167] были созданы следующие подотделы, о деятельности которых мы расскажем ниже:
брачного права (председатель И.М. Громогласов[168]);
священнослужителей и клира (председатель протоиерей Петр Миртов[169]);
о поминовениях и погребении (председатель профессор богословия Саратовского университета протоиерей Алексей Преображенский);
о вопросах пастырской практики и церковного благочиния (председатель протоиерей Димитрий Рождественский[170]).
Главной причиной создания Отдела являлось очевидное для всех падение церковной дисциплины. Революционная стихия захлестывала церковный корабль. Перед Собором встал вопрос о том, существует ли у духовенства возможность влиять на паству.
брачного права (председатель И.М. Громогласов[168]);
священнослужителей и клира (председатель протоиерей Петр Миртов[169]);