Нет. Дело не в этом Жанна явно не отличалась особой тактичностью, а в том, что на обложке записан ваш телефон, и Эля говорила так много хорошего о вас, что я подумала, может быть, хотя бы вы сможете нам помочь.
Я не стала акцентировать внимание на уничижительном «хотя бы», хотя, пожалуй, и следовало бы сделать это, но все-таки важнее было помочь Эле, а не преподать урок вежливости ее сестрице, которая, по слухам, не отличалась особой воспитанностью.
Случилось звонившая громко набрала в легкие побольше воздуха и также громко выдохнула. Эля Мы в таком ужасе Она попала в рабство. Ее держат взаперти в каком-то подвале, и она давно не отвечает на наши звонки Ее как будто зазомбировали. Мы не узнаем свою сестру.
В какое рабство? остановила я монолог Жанны. Кто и где держит Элю взаперти?
Я не знаю, но она несколько раз говорила о какой-то двери, в которую можно войти, но нельзя выйти.
Двери?
Некстати, а может быть, кстати, я вспомнила дверь на картине в доме Эли.
У нее в доме была картина На ней была дверь
Да при чем здесь картина? прервала меня Жанна. Эля попала в рабство, а вы о какой-то картине.
Да о каком рабстве вы говорите?!
Да, трудно представить, что в нашем двадцать первом веке такое возможно, но, поверьте, это именно так. В этом замешана какая-то секта, а управляет ей мошенница Ветрова. Да-да, та самая чиновница из администрации, а на самом деле она черный риелтор, нет на нее управы. Куда только не обращались. Я, уж поверьте, и до президента дойду, если надо. У меня и все документы есть. Давайте встретимся с вами, я их все вам покажу.
А в полиции вы их показывали?
А то! Говорю же, куда только не обращались. Мы уже не знаем, к кому обращаться. В полицию, прокуратуру все бесполезно, газеты, телевидение никто не хочет связываться с Ветровой. Вся надежда на вас. Больше у нас не осталось никаких контактов друзей Эли. Она порвала со всеми.
Эля без друзей такое и представить было невозможно, так что я на всякий случай даже уточнила та ли сестра и той ли Эли Радченко мне звонит.
«Виолетта» это ведь ваш салон?
Да. Был мой, но уже полгода как его нет. Так вот Эля порвала с родными, друзьями, дети полуголодные и все время повторяет, что мы все в неоплатном долгу перед Ветровой, молиться на нее должны. Вы представляете?
Не представляю, никак не укладывалась в голове подобная информация. Эля Она же такая общительная. Я видела ее полгода назад, летом, и она не показалась мне похожей на сектантку. Такая же улыбчивая, как всегда, в окружении своих учеников и других детей, которые пришли на праздник. Или тогда она еще не была в секте?
Была, с голосе звонившей уже явно сквозило отчаяние, это продолжается уже несколько лет, но когда она с детьми, она прежняя, солнышко, как ее мама называла. Младшая, самая любимая из трех сестер. Эля-Солнышко. И Эля ее обожала. «Мамусик, говорила, это всё». А теперь такими словами на нас, каких мы от нее никогда не слышали даже, а недавно говорит, не лезьте не в свое дело, знать вас больше не хочу.
Бывшая владелица «Виолетты» всхлипнула.
Давайте встретимся, когда и где вам удобно, и я вам все расскажу, покажу документы, повторила она.
А чем я могу вам помочь? недоумевала я.
Вы не могли бы встретиться с Элей, поговорить с ней, узнать, что происходит? осторожно, как будто шла босиком по битому стеклу, попросила женщина. Но пока ей не звоните. Понимаете, самое ужасное, что она не считает себя жертвой, думает, что все делает правильно, отписала Ветровой дом.
А где же она сама сейчас живет?
Не знаю. Какое-то временное жилье, снимает где-то коморку, но нас туда ни под каким предлогом не пускает. Может быть, вас пригласит в свой дом изгнанников?..
Женщина вздохнула.
Давайте встретимся и подумаем вместе, как помочь Эле Пожалуйста
голос бизнес-вумен стал жалобным и каким-то тонким, как у обиженной девочки.
Конечно, я могла бы сказать, что уже два месяца веду затворнический образ жизни и, по сути, живу на границе миров, причем, реальный меня интересует, похоже, меньше, чем тот, в котором я встречусь с Сашей.
Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.
Но я не стала этого говорить. Мне показалось вдруг, что, действительно, именно я и смогу, возможно, помочь Эле.
Я это именно почувствовала, как будто меня коснулась крылом какая-то невидимая птица, и почему-то я точно знаю, она прилетела от Эли.
20
С Жанной мы договорились встретиться в столовой при институте менеджмента, где сестра Эли читала какие-то лекции.
Столовая служила одновременно выставочным залом.
Я совсем немного опоздала. Жанна по всей видимости отличалась большей пунктуальностью, потому что она уже вовсю рассматривала картины и так увлеклась, что не заметила, как я подошла сзади.
Здравствуйте, вы, наверное, Жанна, обратилась я к единственной на тот момент посетительнице выставки-столовой пышнотелой женщине в элегантном черном платье в мелкий ярко-розовый горох, дополненном фактурными, тоже ярко-розовыми, текстильными бусами.
Черные волосы, чуть тронутые сединой. Властный и немного беспокойный взгляд небольших карих глаз, слегка поджатые губы. Нос в точности, как у Оли небольшой, чуть вздернутый, как-то даже контрастировал со строгим выражением лица и отчасти смягчал его.
Да Какая интересная картина, задумчиво бросила женщина таким тоном, как начинают светскую беседу.
На мой взгляд, картина, заинтересовавшая Жанну, была совершенно обычной. Раскрытый блокнот и белая роза на нем. Сзади кринка с молоком.
Я только пожала плечами.
Ведь кринка непрозрачная, но совершенно точно откуда-то знаешь, что в ней молоко, парное, почти что полный кувшин
И правда, молоко, удивилась я и искусствоведческой проницательности Жанны, и столь ненавязчиво яркому таланту художника.
Каждый, кто хоть раз взял в руки кисть, продолжала бизнес-леди, уже старается выпендриться, как ребенок, когда только научится кувыркаться вперед и назад. «Смотрите, я и так могу, и этак» и подпрыгнет еще на одной ножке. Но за всем этим ничего на самом деле нет так, одни кривляния, а не искусство, а попробуй так напиши глиняный кувшин, чтобы сразу было каждому ясно, что в нем молоко.
Да, пришлось мне согласиться.
Интересно, кто художник? близоруко прищурилась Жанна. Подпись неразборчиво. Светлана Т. какая-то, но что-то знакомый стиль, где-то я видела ее картины Ладно, может быть, вспомню когда-то
Жанна деловито прошла к прилавку. И вернулась с двумя чашками чая.
Пирожные уже ждали на столике у окна, где предложила расположиться Жанна.
Я не возражала. Она умиротворенно улыбнулась, нахмурилась и снова, выдохнув воздух, улыбнулась. Со стороны это выглядело немного забавно, как будто актриса в театре одного актера готовилась к выходу на сцену.
Отчасти так оно и было. По всей видимости, Жанна относила к демонстративному типу людей, которому необходимы зрители и внимание.
Наверное, вы немного уже в курсе нашей семейной истории, раз знакомы с Элей негромко начала Жанна, как будто опасаясь, что нас могли подслушать.
Кое-что знаю, совсем немного, честно ответила я.
Что же, например? во взгляде Жанны заметалось любопытство, и в этом беспокойстве было что-то неприятное.
Например, то, что вы мечтали стать художницей, а занялись бизнесом.
Не знаю, может быть, в моем взгляде или голосе Жанна усмотрела жалость или осуждение, во всяком случае, она вдруг принялась оправдываться:
На рынок я пошла не от хорошей жизни, вздохнула она. Хотя в роду у нас и были купцы. Ездить в другие города за товаром, продать так, чтобы и самому прибыль, и покупатель остался доволен это от купцов пошло. Мы купцы. Но они в отличие от нас, современных купцов, челноков, были в чести и уважении.
Знаете, что такое «челнок»?
Лодка, пожала я плечами. В швейной машинке еще челнок есть.
Вот-вот, покачала головой Жанна. В швейной машинке. И в ткацком станке такая штуковина имеется. Так же и мы, как те челноки, мотаемся туда-сюда, и не без некой гордости Жанна добавила, целый класс сложился, целая эпоха страны челночество. Нас когда-то, в начале девяностых, спекулянтами называли. Государственные предприятия скопом переходили тогда в частные руки, кто-то на этой волне оказался за бортом. На дно или в свободный полет каждый волен выбирать сам. А кто-то, как я и мой муж, просто увидели новые возможности в челночестве, когда поднялся железный занавес. Муж, как и я, челнок. Знаете, по образованию я художник колледж, потом вуз, но, получается, государство учило меня девять лет для того, чтобы я работала в совершенно другой сфере. Да, челночество для меня, можно сказать, призвание.
Мы были первыми ласточками, которые успели наладить постоянные партнерские отношения с зарубежными производителями, договориться о скидках.
Как-то в Грецию мы с Элей поехали вместе. Но для меня Греция это шмотки, для Эли пейзажи, все эти Афродиты, нет, они, конечно, тоже нужны, я не спорю, но Эле лезть в бизнес не стоило, точно. В Греции я это окончательно поняла. Ничего хорошего обычно не выходит, когда человек, рожденный для чего-то высокого, для творчества, начинает заниматься вдруг торговлей. Грязная это, скажу я вам, работа, обнажает все пороки человеческого сердца. На рынке, как в джунглях, выживает сильнейший.
И процветает тоже.
Процветание это довольно относительное, за все те двадцать лет, что я проработала на рынке, ни один из нас не выстроил шикарный особняк, не меняет джипы. В лучшем случае удастся накопить на квартирку. Когда мы с мужем только начинали, первые пять лет не могли позволить себе купить новые кроссовки или новые джинсы. На морозе стояли, тяжести таскали. Кучу болезней нажили. Но болеть «челноку» можно только за свой счет. К тому же, выпасть надолго из обоймы, тем более, если еще не имеешь твердой почвы под ногами значит лишиться лицензии. Поэтому только после десяти лет работы на рынке я смогла позволить себе родить ребенка, но уже через три месяца снова вернулась на рынок.
Виолетту? Это ведь в честь нее вы назвали свой магазин?
Да, мечтательно улыбнулась Жанна. Виолетточка. Моя радость, моя гордость. Хорошо, в свое время государство дало нам хотя бы голую площадь, где мы отстроили три торговых павильона. Но опять-таки, когда они появились, и арендную плату, соответственно, подняли в десять раз. Хотя другой жизни кроме челночной я себе уже не представла. На рынке остаются только самые шустрые, кто успевает вовремя взять кредит, снять дополнительную площадь и, конечно, умеет найти общий язык с покупателем. Все бы ничего, если бы не такие, как Ветрова. Вот они-то и процветают До чего же неприятная дама, поморщилась Жанна. У нее же на лице написано «проходимка и мошенница», не надо быть физиономистом, чтобы сразу ее раскусить. Как она могла войти в доверие к Эле, с ее тонкой душой, интуицией? Не представляю. Она же сразу видит, кто есть кто. А эта Ветрова Она частенько наведывалась к нам с проверками, когда мы открыли «Виолетту». Недвусмысленно намекала, что неплохо бы прибарахлиться, и уходила каждый раз с огромными сумками. Сидит на ней все, конечно, как на корове седло, но какие вещи, какого качества!