«Но что я сам могу для него сделать?» думал Вильям, не собираясь бросать сына или выгонять его на улицу, не давая ему никакого шанса.
Арендовать квартиру на окраине труда для Вильяма не составит. Организовать экзамены, чтобы он смог получить школьный аттестат, тоже, если он, конечно, будет в состоянии понять школьную программу. О каком-то специальном образовании, по мнению Вильяма, и речи быть не могло.
На Майкане стояла только Аграрная академия. Ее престижный факультет терраформинга ежегодно выпускал специалистов, востребованных во всем мире, но Вильям не верил, что его сын будет в состоянии получить образование.
«Был бы он хоть в состоянии найти работу, думал он. Если его вообще хоть кто-то возьмет на работу».
При этом, продолжая думать, он автоматически отвечал на вопросы, кивал и не мог вернуться к работе.
Вильям, с тобой все в порядке? спросил у него префект после собрания. Обычно ты не так рассеян. Неужели Августе хуже.
Нет, Августа в порядке, признался он, неловко улыбаясь, но мы можем поговорить наедине?
Да, конечно, согласился префект, дождался, когда зал собраний покинули остальные, и вопросительно взглянул на Вильяма.
Проблема в Оливере, прямо сказал тот.
Седой префект нахмурился, но ничего не сказал.
Есть вероятность, что он вернется, и я не знаю, что с этим делать. Его же на работу никто не возьмет, не говоря уже про все остальное.
С работой мы вопрос решим, если он вернется, сказал префект, утешающе коснувшись плеча Вильяма. Ничего высокооплачиваемого не обещаю, но простое и не требующее образования мы ему найдем и жильем обеспечим. Все же речь о национальном герое.
Вильям скривился и умоляюще посмотрел на мужчину.
Для жителей Майкана это неизменно, со вздохом сказал префект, тяжело вздыхая. Надеюсь, он будет достаточно вменяем, чтобы правильно оценивать самого себя. Тогда у нас проблем не будет.
Вильям только вздохнул обреченно.
Я не знаю, чего ждать, признался он. Вряд ли в этом будет хоть что-то хорошее.
Не теряй духа, Вил, попросил его префект. Как вернется, приведешь его сюда и будем вместе разбираться, что с этим делать.
Спасибо, искренне сказал Вильям и удалился, а к префекту тут же подошел начальник его охраны Питер Дейвиш, что все это время скрывался в стороне от собрания.
Ты позаботился, чтобы он не вернулся? спросил префект.
Разумеется, прошипел Питер. Все давно сделано, но эта тварь все еще жива.
А я тебе с самого начала говорил, что это плохая идея, напомнил префект и ткнул Питера в грудь, но она была твоя, так что, будь добр, прибери дерьмо, которое оставил.
Будет сделано, ответил Питер, зло шипя сквозь зубы.
Он так сильно ненавидел Оливера Финрера, что был готов сам полететь на Землю и пристрелить его, чтобы это действительно закончилось.
Глава 6
Над кроватью была полка. Она, как и в академии, предназначалась для вещей, которых у Берга не было.
Окон в его палате или камере, или каюте бог его знает, как это действительно называть не было, как и во всех остальных жилых помещениях стандартных космических кораблей и станций, и это немного напоминало далекую учебу, которая теперь Бергу казалась чем-то из другой прежней жизни.
Он знал, что находится на каком-то военном корабле, на который его с Карин перевезли с Крейсора. Знал, что этот корабль приближается к Земле. День и время он тоже знал. Ему выдали новый браслет связи с восстановленными данными. Ему надо было только подтвердить личность двумя биометрическими параметрами из трех загруженных: ДНК-крови, скан сетчатки и отпечаток большого пальца левой руки. Он обошелся без ДНК, просто чтобы не колоть палец еще и этим.
Тесты, анализы, обследования, разговоры с какими-то специалистами утомили его так, что он лежал на своей койке и смотрел вверх на полку, которую мог бы и поднять, раз уж она пустая, но прикрывался ей от яркого света включенной на потолке люминесцентной лампы пронзительно белой и почему-то успокаивающей. Выключить лампу он не мог, права не имел. Свет же приглушали на ночь, продолжая следить за каждым его движением.
Поймите правильно, сказали ему сразу, мы не считаем вас нечеловеком и не собираемся как-то вас осуждать, но до завершения экспертизы вы будете ограничены в правах, а контроль над вами будет повышен.
Берг на это лишь плечами пожал, догадываясь, что с Оливером никто так говорить явно не станет, а ему не только объясняли что к чему, еще и давали бумаги на подпись, в которых было расписано, какие правила он должен соблюдать, проживая в своей каюте по дороге на Землю.
Врачи при этом постоянно к нему приходили, что-то анализировали, изучали, задавали разные вопросы, назначали новые лекарства, большинство из которых были какими-то растворами, которые он должен был выпить, остальное система выдавала ему в отдельных стаканчиках перед завтраком, обедом и ужином. Что это за препараты, почему их так много и почему они все время меняются, Берг не вникал, хотя врач постоянно уточнял, есть ли у Берга какие-то вопросы.
Вопросов у него не было. Ему хватало того, что ему уже сказали. Нога у него была почти здорова и хромоту его никто не понимал, кроме психотерапевта, с которым Берг говорил через свой браслет связи. Тот ждал его на Земле для полноценной терапии.
Вы понимаете, что сами заставляете себя хромать? спрашивал у него мужчина, изучив медицинскую карту.
А вы понимаете, что кроме этой хромоты ничего не осталось от человека, получившего это ранение? скучающим голосом отвечал ему Берг.
Его почему-то не цепляли разговоры с психотерапевтом. Они казались ему скучной обязанностью говорить очевидные вещи, которые имели слишком мало значения.
Мне, правда, все равно, говорил он психотерапевту, удивляющемуся его равнодушию. Все это было будто не со мной. Не меня насиловали там в подвале, не мне выбивали зубы, зато именно я помогал Дориану Форду спасать Виту. Я отдавал Ирону свою кровь, и, черт вас всех подери, я счастлив знать, что они от вас съебались, и сейчас меня волнуют Оливер и Карин, а не что-то там из чужой прошлой жизни, понимаете?
Мне, правда, все равно, говорил он психотерапевту, удивляющемуся его равнодушию. Все это было будто не со мной. Не меня насиловали там в подвале, не мне выбивали зубы, зато именно я помогал Дориану Форду спасать Виту. Я отдавал Ирону свою кровь, и, черт вас всех подери, я счастлив знать, что они от вас съебались, и сейчас меня волнуют Оливер и Карин, а не что-то там из чужой прошлой жизни, понимаете?
Психотерапевт его то ли не понимал, то ли, наоборот, понимал, но не верил, что все так просто, и снова и снова пытался задеть в Берге то гнев, то ревность, то обиду, которых тот в себе не находил.
О насилии над собственным телом он бы даже не вспомнил, если бы не необходимость лечить порванную Черепахами задницу, а вот выбитые зубы ему вставили, рану в боку обработали так, что и шрама уже не осталось: только светлое пятно, напоминающее Бергу про Финрера, судьба которого его волновала больше всего.
Тот потерял слишком много крови и был явно в тяжелом состоянии, если его сразу эвакуировали на Землю на каком-то скоростном корабле в медицинской капсуле. Его тяжелое состояние не давало Бергу покоя, а вот то, что у него самого работала одна лишь почка и та недостаточно, совсем его не волновало. Ему уже начали готовить почку для пересадки по его генетическому коду. Он это понял и махнул рукой, прекрасно понимая, что при всем своем желании не сможет нарушить диеты в таких условиях. Он, правда, не считал это проблемой и даже родителям-врачам ничего не говорил.
Я в порядке, сказал он маме, когда ему разрешили не только писать, но и звонить. Сейчас я на Землю, а потом домой, ну когда закончат со всеми экспертизами и расследованиями. Меня еще должны признать вменяемым, но мне тут говорят, что беспокоиться не о чем.
А ты надолго домой? спрашивала его мама, привыкшая, что он на Майкане почти не бывает.
Навсегда. Я подал в отставку, сказал он ей и все равно не почувствовал ничего, кроме осознания, что эта служба не для него.
Берг, что случилось? испуганно спрашивала она, хотя понимала, что он вряд ли имеет право что-то рассказывать, но ей всегда казалось, что ее сын так любит летать, что никогда от этого не откажется, а Берг улыбался и честно отвечал, честно, как никогда прежде.
Все хорошо, мам, я просто больше не хочу летать.
А чего ты хочешь? тихо спросила женщина, боясь услышать безжизненное «ничего», но Берг улыбался, и она слышала это по его голосу.
Кажется, я хочу лечить людей. Раньше медицина в моей голове не держалась, а теперь я вот книжки всякие читаю. Мне, знаешь, пришлось немного помогать одному врачу и я не знаю, как это объяснить, но я делал то, что прям мое, понимаешь? Это, наверно, ужасно в моем возрасте начинать все сначала, но я у вас с отцом, дурак, всю жизнь какой-то чужой жизнью прожил.
Он сбился, нахмурился, а потом вздохнул и сменил тему.
Мам, мы это дома еще обсудим. Я сам еще ничего толком не знаю, просто летать не могу и не хочу, все остальное уже после экспертизы, ты лучше поговори с отцом Карин. Она вряд ли сможет ему позвонить. Она не в очень хорошем состоянии, там будут проблемы с психикой и мозгом, не знаю насколько серьезные. Мне сказали, что она пока в искусственной коме с запрограммированным сном, ну или как это правильно? Ей навязывают картинку, которую она видит во сне, чтобы она не испытывала дополнительный стресс. Ты у меня немного психиатр и сможешь хоть немного его подготовить, потому что ее наверняка комиссуют и я даже не знаю, что ее ждет.
А сам ты как относишься к таким новостям? осторожно спросила женщина, и Берг неожиданно усмехнулся.
Мам, мы с ней больше не вместе, и я, конечно, за нее волнуюсь, но я за нее больше не в ответе, сказал Берг и сам удивился тому, как ему легко и даже радостно, что нет у него никаких цепей из прошлого, никаких обязательств и долгов. Он никому ничего не должен.
Это ощущение его настолько радовало, что, лежа на койке, когда заканчивались книги, он, как сейчас, думал, сможет ли он поступить в медицинскую академию. Хватит ли ему денег от собранного жалования на время учебы. Он во многом сомневался. Не был уверен, что в свои тридцать вообще способен пойти куда-то учиться, не знал наверняка, отпустят ли его без каких-то штрафных санкций. Обязательных десять лет он как раз отработал, никому ничего не был должен, но понимал, что расследование случившегося на ЗиПи3 может обернуться чем угодно.