«Даже моей ликвидацией», думал он, но по-настоящему подобных мыслей не допускал. Он считал это маловероятным, но по всем своим расчетам понимал, что денег ему на все обучение точно не хватит, а второе высшее никогда не дают бесплатно без особых обстоятельств, а ему эти обстоятельства едва ли светили. Рассчитывать на особые направления и стипендии ему не приходилось.
«Даже моей ликвидацией», думал он, но по-настоящему подобных мыслей не допускал. Он считал это маловероятным, но по всем своим расчетам понимал, что денег ему на все обучение точно не хватит, а второе высшее никогда не дают бесплатно без особых обстоятельств, а ему эти обстоятельства едва ли светили. Рассчитывать на особые направления и стипендии ему не приходилось.
«Дурак ты вообще, говорил он себе, глядя на полку над головой. Куда тебе врачом-то быть? Не потянешь ведь».
Сам при этом все равно искал выход и признавался, что, если уже ничего не выйдет, пилотом гражданского, а лучше скучного грузового судна его точно возьмут, правда, тогда в надоедливых контрабандистов ему и стрелять будет нечем, но это и не его будут проблемы. Только что-то внутри все равно вспоминало странное чувство собственного смысла в тот миг, когда он шил щеку Виту или помогал Дориану. Как будто он был бессмысленным винтиком системы, а потом вдруг оказался на своем месте, одного не понимая, почему же это чувство никогда не приходило к нему раньше.
Если я стану врачом, я не буду думать, зачем все это нужно, шептал он вслух, прекрасно зная, что все в его каюте записывают. Если я им стану, мне незачем будет сомневаться.
Он прикрывал глаза и думал, что дело, наверно, в том, что он никогда не видел полноценных операций, не стоял никогда над человеческим телом, как стоял в Пекле, прекрасно понимая, что, если он сейчас не сделает что-то, это тело станет трупом. И страшно ему было только от того, что знаний слишком мало. Это чувство его пугало и в то же время делало живым. Оно совсем не походило на скуку в клинике, которую он видел, наблюдая, как пациенты ходят по коридору, лежат в палатах, иногда подключенные к каким-то аппаратам. Тогда он упорно не замечал самого главного и потому, наверно, ничего в его голове не держалось.
Теперь же разум, наоборот, цеплялся за все и запоминал каждую строку книг, которые ему позволяли читать, даже если знаний для полного понимания ему не хватало.
Берг Дауман, к вам идет наблюдатель, во избежание применения силы займите свое место, внезапно прервал его размышления искусственный голос местной системы.
Берг только вздохнул и тут же сел на своей койке. Он знал, что у него есть немного времени, потому сначала потянулся, разминая плечи, а затем встал и направился к небольшому квадратному столу.
Тонкие браслеты на его руке являются упрощенным аналогом классических наручников. Их магнитные свойства позволяют легко соединить руки вместе так, что никакой силы не хватит, чтобы их развести, а в случае неповиновения одной мысленной команды от наблюдателя будет достаточно, чтобы эти браслеты прикрепили его к стене и не позволили даже двигаться. Подобные ему на ноги могут надеть, если начнет делать глупости. Проверять хватит ли терпения у его наблюдателя Берг не стал, да и не видел смысла играть в такие игры с доверенным офицером ЗАП, который четко следовал правилам, подписанным ими обоими.
Сев за стол, Берг прижал ноги к ножкам своего стула, убедился, что крепления для ног защелкнулись, как обычно не сжимая ему ноги, а затем опустил руки на стол, так чтобы браслеты соприкоснулись с двумя красными точками на столе. Браслеты тут же намертво приклеились к столу, но Берг все равно мог сцепить руки в замок и откинуться на высокую твердую спинку.
Дверь мгновенно открылась.
Вы дали сигнал, уже когда пришли? удивился Берг, который обычно ждал своего наблюдателя пару минут, сидя на так называемом «своем» месте.
Так получилось, ответил дознаватель, имени которого Бергу знать было не положено.
Высокий мужчина, без особо приметных черт, с серыми глазами, гладко выбритый, русоволосый, с проблесками седины. Он присматривал за Бергом, писал отчет, приводил к нему врачей и другой персонал, и если уж являлся, то только по делу.
Скоро мы достигнем Земли, сообщил он, сев напротив, и я буду ходатайствовать о переводе вас на свободный режим.
Что это значит? спросил Берг, спокойно глядя мужчине в глаза.
Вы сможете свободно передвигаться по отделу госпиталя, но у вашего браслета будет активирована функция слежения, снимать его будет запрещено.
И все? удивился Берг. Больше никаких ограничений.
Все это время за вами наблюдало несколько специалистов, провели анализы ваших тестов, и все сошлись на том, что вы контролируете себя и не представляете угрозы для общества. Это предварительное заключение, но на его основании я могу изменить уровень контроля.
Неужели мой психотерапевт, которого я периодически матерю, не стал говорить о моей опасности? удивился Берг и небрежно взмахнул рукой, а потом даже испугался, понимая, что его браслеты больше не приковывают его руки к столу. Это открытие его немного сбило с толку и заставило замереть, потому что он, правда, не понимал, имеет ли он право на какие-то жесты.
Все хорошо. Я сам отключил магнитное удержание, сказал наблюдатель, а потом ответил на вопрос. Ваш психотерапевт первым высказался в пользу смягчения контроля, и я действительно не вижу никакого смысла так вас ограничивать. До конца полета браслеты останутся на вас, дальше я передам вас новому наблюдателю, который наверняка согласится с моим заключением.
И я смогу увидеть Карин и Оливера? тут же спросил Берг. Ну, если я смогу ходить по госпиталю, я смогу заглянуть и к ним, правда?
К лейтенанту Маер да, а вот о Финрере я ничего не могу сказать. Данных о нем нет, и я не думаю, что ему разрешат контакты, но увидеть его, возможно, вам позволят.
Звучит как-то не очень, признался Берг, но спасибо.
Что-нибудь еще спросите? Мы приземлимся через три часа, и я уже не приду, сразу сообщил мужчина.
Меня отсюда как выводить будут? все же уточнил Берг, плохо понимая, что ему можно, а что нет.
Под конвоем, но без ограничений. Просто будете идти, куда скажут, и все. Браслеты пока будут при вас, но не активны, если, конечно, не попытаетесь убежать.
Куда тут собственно бежать? смеялся Берг, а потом тяжело вздыхал, внезапно став печальным. Вы вообще знаете, сколько времени может занять экспертиза?
В вашем случае не больше месяца, но вас явно будут держать в госпитале месяца три по медицинским показаниям.
Вы так говорите, как будто знаете, чем закончится экспертиза, прошептал Берг, которого все же пугал факт оценки собственной вменяемости. Сама постановка этого вопроса вызывала нервную дрожь, а наблюдатель неожиданно улыбался.
Для меня очевидно. Я ведь не первый год работаю, сказал он. Так что подумайте, чем займетесь, когда вас совершенно здорового отпустят домой, возможно, с каким-то дополнительным наблюдением, но точно без ограничений, и отставку вашу примут, хотя мне, конечно, жаль, что вы написали это заявление сразу, даже не подумав о возможном вступлении в ЗАП.
ЗАП это точно не для меня, ни о чем не задумываясь, ответил Берг.
Вы могли стать элитником очень высокого класса, сказал мужчина, как будто надеялся, что Берг спросит, может ли он отозвать свое заявление, но Берг только разводил руками.
Спасибо, но я пас. Правда, не хочу я этим всем заниматься. Хватит с меня.
Что ж, в таком случае удачи, сказал мужчина и встал.
Берг тоже поднялся. Его ноги ничего не держало, но он не стал делать резких движений, проводил мужчину взглядом, потянулся и вернулся на свою койку, возвращаясь к своим мыслям, а его наблюдатель шел к Карин, что лежала в соседней комнате, подключенная к аппаратам. Она, казалось, мирно спала. Программа должна была внушать ей сон о шуме прибоя с легким, едва уловимым ветром и бликами солнца на воде.
Аппарат неустанно сканировал работу ее мозга и вел свой анализ, пытаясь считывать повреждения, но потоки единиц и нулей то и дело прерывали картинку, и Карин морщилась, а потом вздрагивала от короткого удара током прямо в мозг, постоянно сбивающийся с нормального жизненного ритма.
Как она? спросил наблюдатель у врача, приставленного к девушке.
Уже лучше, ответил тот, в госпитале можно попробовать ее разбудить, но она опасна для себя.
Я так и напишу, сказал наблюдатель, глядя на бледную девушку, прикованную мягкими браслетами к кровати: то, что происходило с ней, для наблюдателя было самым страшным и непонятным. Он не был уверен, что она пройдет экспертизу слишком сильно, по данным экспертов, пострадало ее сознание, буквально выжженное какой-то безумной программой.
Глава 7
Палата почти ничем не отличалась от каюты, в которой Берг провел почти все время на пути к Земле. Просто койка сменилась многофункциональной кроватью с множеством настроек, которые Берга все равно не волновали, а на одной из стен появилась имитация окна, показывающая время суток почти любого места, которое он мог пожелать, но и здесь Берг не стал возиться с настройками. Когда он пришел, за окном были небо и треугольные крыши каких-то домов, поднимавшиеся вверх острыми, но короткими пиками. Берг посмотрел на них и решил, что и так сойдет. Ему было все равно, что именно видеть за несуществующим окном.
Это окно, даже если вы этого не осознаете, поможет вам адаптироваться к новой жизни, сказала ему услужливо медсестра, что привела его сюда.
Ее совсем не смущал тот факт, что Берг должен был пройти психиатрическую экспертизу, а на руках у него оставались магнитные браслеты, которые могли активировать в любую минуту, видимо она далеко не в первый раз имела дело с подобными пациентами. Берг это понимал, но, взглянув на нее, стал с интересом изучать ее всю. Видеть женщину после Пекла неожиданно оказалось странным, как будто он не знал, как выглядят женщины.
У нее была светлая, явно нежная кожа, которую не обжигал никогда раскаленный ветер с песком. У нее были пухлые розовые губы, сочные и выразительные не то от природы, не то от какой-то косметики. Берг в этом ничего не понимал. Он просто смотрел на эти губы, на длинные ресницы, на тонкую шею без острого кадыка, на грудь под белым халатом и коленки, выглядывающие из-под халата, а главное на туфли на каблуке, делавшие женскую ногу совсем крохотной на вид, а тонкие щиколотки особенно привлекательными.