Марк, ваш букет готов Женя протянула ему огромных размеров композицию из сто одной ярко красной розы, завернутых в розово-белую гофрированную бумагу, со вставками из каких то спиралевидных травинок, мохнатыми колосками, окрашенными в белый, красный и розовый цвета.
Спасибо, Жень! Ты как всегда на высоте! Марк встал, рассчитался за цветы и хитро подмигнул, Хорошего дня!
Сто одна роза это конечно неимоверная пошлость и безвкусица, но на женщин эта гора цветов, надо признать, производила должное впечатление. Шатов сел на заднее сиденье такси, назвал адрес и снова достал смартфон:
Алло, Стас! Слушай, а я чего то не спросил, на переговорах кто будет переводить? Ни я, ни Паша не говорим на итальянском.
Знаменский рассмеялся:
«Штирлиц подумал, не упустил ли он чего-то главного?». Марк, проблем не будет, сеньор Валетти прекрасно говорит на английском, но учитывая, что этот проект не первая его сделка с российской компанией, у него в штате есть русскоговорящий юрист. Поэтому даже я пойму все, о чем мы будем говорить. Он вновь засмеялся.
Улыбнулся и Марк.
И это будет первый раз, когда господин Знаменский поймет все, что хочет сказать ему иностранный заказчик. Ладно, давай к семи, без опозданий.
Улыбнулся и Марк.
И это будет первый раз, когда господин Знаменский поймет все, что хочет сказать ему иностранный заказчик. Ладно, давай к семи, без опозданий.
Обижаешь, будем как часы.
Шатов повесил трубку. В такси стоял химический запах ароматизатора воздуха и у Марка даже начала кружиться голова, потихоньку трансформируясь в какую-то тяжесть в висках. Он приоткрыл окно и струи свежего воздуха полились в салон. Марк вдыхал этот влажный и холодный осенний воздух, а машина плыла мимо забрызганных грязью остановочных пунктов, однотипных, построенных в послевоенное время домов, первые этажи которых пестрели самыми различными вывесками. Эти низкие, четырех или пятиэтажные дома были выстроены на «красной линии», вдоль центрального проспекта города, и проезжая по этому самому проспекту, можно было увидеть, как из за спин этих «пенсионеров» выглядывают дома новые, многоэтажные, похожие на муравейники. Некоторые из них кирпичные, встречаются и панельные, а которые совсем новые, облицованы фасадной полированной плиткой, либо выполнены из стекла. Марк хорошо знал этот город, знал все схемы получения разрешений на строительство, выделения земельных участков, утверждений и согласований планов. Пресловутая коррупция съедала всех честных участников рынка, и на плаву можно было держаться, только имея связи, знакомства, вращаясь в нужных кругах и занося в нужные кабинеты. За все это и отвечал Знаменский, будучи генеральным директором, и отчасти сам Шатов, будучи директором коммерческим. Но если Стас относился к необходимости «заносить» хоть и как ко злу, но злу неизбежному, то Марк, понимая, что никуда деться от этого не получится, все же всячески избегал визитов в высокие кабинеты. Знаменский шутя называл его чистоплюем и иногда нарочно отправлял на такие встречи, придумав какую-нибудь причину и от души смеялся потом, когда Марк брезгливо рассказывал, как все прошло. Стас не был человеком беспринципным, просто характер его натуры был таков, что ему нравилось кормить с руки. Ему было безразлично, кто ест из его ладони, будь то чиновник, официант, охранник или все, вместе взятые. Окормлял он щедро, как эдакий русский барин, приехавший из столицы в свое имение в провинции. Вообще, Знаменский и по виду, и по манере разговаривать и держаться напоминал Шатову именно помещика, или чрезвычайно разбогатевшего купца первой гильдии. Такой же располневший, всегда в хорошем настроении, розовощекий, самодовольный. На первый взгляд даже глуповатый. Но Шатов знал, что Стас чрезвычайно сметлив, умен, расчетлив и способен думать на несколько шагов вперед. Иначе чем объяснить появление в их предприятии Рощина? Марк помнил, как он был против принятия Павла на его условиях, и помнил, как Знаменский тогда сказал:
Марк, мы с тобой партнеры и друзья. Я никогда не принимал важных решений без тебя. Ни разу я не просил тебя поменять свое мнение и не давил. В этот раз я просто прошу, доверься мне! Я чувствую в этом парне потенциал, я видел его работы, я думаю, что мы не пожалеем.
Шатов тогда согласился, и они действительно не пожалели. Рощин оказался фанатиком своего дела, и как бы Марк к нему не относился, не признавать в Павле профессионала было невозможно. Хотя и идеалистом он тоже был законченным. При проектировании одного из жилых комплексов он никак не соглашался убрать из проекта подземный паркинг, уменьшить площадь детских площадок, сократить озеленение. В его полуевропейском мозгу никак не укладывалось, что первый этаж еще только проектируемого здания уже отдан под коммерческую недвижимость заместителю мэра города и его афилированным лицам, и поэтому спортивный зал и спа там находиться никак не может. Конечно, за последние годы Рощин свыкся и примирился с действительностью, но Марк иногда ехидничал на эту тему, чем способствовал поддержанию их тлеющего ментального конфликта.
Такси повернуло во дворы. Вот если бы Рощин застраивал их город, Марк бы не стал закрывать окно, потому как они проехали бы не мимо огромных мусорных баков, вокруг которых валялись разорванные собаками пакеты, перемешанные с остатками еды, а мимо какого-нибудь теннисного корта или роллердрома для детей.
Они остановились, Марк протянул водителю пятьсот рублей, поблагодарил и вышел из машины. Голову вроде начало отпускать. Пройдя мимо пустых скамеечек, блестящих от капель дождя, он набрал цифры домофона, спустя секунду прозвучал зуммер и дверь открылась. Марк снимал эту квартиру второй месяц, они с Эльмирой решили, что встречаться здесь им будет удобней обоим. Он был женат, Эльмира была замужем. Простая человеческая история.
Звонить в дверь квартиры не потребовалось, дверь была полуоткрыта. Марк шагнул в коридор, освещенный только маленьким настенным бра, и увидел ее. Эльмира стояла в дверном проеме и по полумраку, царящему во всей квартире, было ясно, что окна плотно занавешены шторами. Шатов тоже прислонился к стене и разглядывал ее фигуру, длинный, красный кружевной пеньюар с доходящими до локтя рукавами, короткую стрижку, выгодно подчеркивающую линию изящной шеи. В спальне позади Эльмиры подрагивал теплый свет, и Марк догадался, что это свечи. Этот дрожащий свет отбрасывал на пол такие же дрожащие тени и темный, отчетливый силуэт ее тела смотрелся в этом свете еще сексуальнее, еще притягательнее.
Молодой человек, это мне цветы? ее грудной голос прозвучал тихо, скрещенные на груди руки вдруг шевельнулись и указательный палец лег на губы. Глаз ее Шатов не видел, но мог поспорить, в них скачет тот огонек, на который мужчины как мотыльки летят, не разбирая дороги.
Это вам, мадам прошелестел Марк, и сам не узнал своего голоса
А ее руки уже распускали узел пояса и через мгновение пеньюар лежал на полу, а Эльмира стояла перед ним в черно-красном белье, подчеркивавшем ослепительную шелковистость ее кожи и конечно же в чулках с поясом. Она так и стояла, придерживая край лежащего на полу пеньюара, и смотрела на него с вызовом, потом повернулась, сделала шаг, и Марк увидел кошечку на ее ягодице. Эльмира повернула голову:
Цветы оставьте здесь, они нам пока не понадобятся.
ГЛАВА 4
Колокол храма Сан Джованни деи Фиорентини, что находился в соседнем слева квартале, пробил шесть часов. Ноябрь в Италии не самый теплый месяц, и звук изрядно приглушали закрытые наглухо рамы панорамного окна. За окном проплывали серые облака, начинало смеркаться, и человек, чьи темно-карие глаза сейчас смотрели сквозь стекло на набережную дельи Альтовити, начинал чувствовать легкий голод. Ужин он распорядился подать в семь, но полчаса назад открыл бутылку любимого тосканского вина и аппетит пришел гораздо раньше. Человека звали Луиджи Валетти. К своим пятидесяти трем годам он сохранил прекрасную физическую форму, чему способствовали регулярные физические нагрузки, личный диетолог и не в последнюю очередь конечно же генетика.
Родители Луиджи жили в Больцано, на самом севере Италии и все свое детство и юность он провел в горах, и это обстоятельство наделило его поистине богатырским здоровьем. В семнадцать Луиджи покинул родительский дом, чтобы заработать денег в Милане. Он уже тогда мечтал о дипломе экономиста, а лучшим университетом в Италии считался Пизанский. Полтора года он подрабатывал в ресторанах, такси и вокзалах, жил в самом дешевом пригороде и питался самыми дешевыми продуктами. У отца был свой небольшой автобизнес в Больцано и он мечтал передать его Луиджи, но у сына были совсем другие планы. Когда он уезжал в Милан, отец сказал матери:
Пусть поедет, поживет впроголодь и вернется. У него было все, теперь пусть попробует, когда нет ничего.
Луиджи сделал глоток и улыбнулся. Внизу под окнами в нескольких десятках метров нес свои воды Тибр, главная река великого Рима! Сумерки спускались на вечный город и делали реку мрачной и темной. Справа, возвышаясь над мутной водой, начинался мост Святого Ангела, перекинувший пять своих арок на противоположный берег. Там, Луиджи знал это наверняка, хотя сейчас уличное освещение еще не было включено, стоял замок Святого Ангела, один из символов папского могущества раньше и один из центров притяжения туристов сейчас. Император Адриан построил этот замок в сто тридцать седьмом году как мавзолей для себя и будущих императоров Рима и в последующее столетие прах властителей империи хранился именно тут. Если верить красивой легенде, то название свое замок получил при папе Григории Великом в пятьсот девяностом году. Именно тогда, во время бушевавшей в Риме эпидемии чумы, понтифик увидел в небе над замком Архангела Михаила, вкладывающего меч в ножны, и понял, что это знак Спасителя. Чума отступила, и замок получил свое название. В последующие столетия укреплялось могущество папства и Ватикана, замок Святого Ангела много раз перестраивался, превращаясь в непреступную для того времени твердыню, где во время многочисленных набегов на Рим укрывался понтифик. Основное здание замка соединялось с Ватиканом укрепленным коридором, по которому властитель католического мира перемещался в безопасное место за толстыми стенами. Вообще, Сэнт Анджело по своей сути являлся символом Ватикана эпохи Ренессанса также, как собор Святого Петра. Здесь роскошные апартаменты пап соседствовали с тюрьмой, где пытали и казнили людей, молитвы и проповеди перемешивались со стонами истязаемых и умирающих. Здесь в тюрьме провел шесть лет своей жизни Джордано Бруно, прежде чем взойти на костер святой инквизиции. Вряд ли император Адриан, затеявший строительство мавзолея в период расцвета Рима, думал, что спустя триста лет вестготы захватят его детище, разграбят и разорят сам замок и развеют по ветру прах всех императоров, хранящийся в усыпальнице. Адриан ошибался.