Драконов много не бывает - Ева Ночь 11 стр.


 О! А!  восклицает он. Явно не меня увидеть хотел. Морщит лоб, пытаясь, видимо, имя моё вспомнить. Тщетно.  Жалейкина, у тебя пожрать есть что?

 Ну, в общем, сложно. Разве что стандартный набор студента: хлеб, яйца, колбаса.

 А давай!  покладисто соглашается Кирюха.

Он заинтересованно тянется к нашему холодильнику. Мы сталкиваемся плечами, пытаясь заглянуть в недра белого шкафа, ржём от неловкости. Кирилл пытается выпрямиться и бьётся головой о морозилку.

 Чёрт!  воет он, потирая ушибленное место.  Травма на производстве! Я требую сатисфакцию компенсацию или как там правильно?

 Кастрацию, если будешь слишком громко орать. И еды не дам!  пытаюсь я его всё же отодвинуть: Семакин большой и мешает.

Картина маслом: две головы в холодильнике, две откляченные задницы и дверь без стука открывается.

 Жалейкина?  у Драконова такой голос, словно он не верит собственным глазам.

 У-у-у,  наконец-то освобождает пространство и выпрямляется Кирилл,  а ты, я смотрю, нарасхват!

Я кожей чувствую, как два заинтересованных взгляда пялятся на мою пятую точку. Но когда нас это останавливало? Достаю масло, колбасу, яйца и по очереди складываю «добычу» в большие соседские ладони.

 Надеюсь, этого хватит.

 А хлеб?  наглеет Семакин. Драконов так и стоит у порога. Лицо у него нехорошее.

 Вали давай. Видишь: девушка болеет,  подаёт он голос и делает шаг вперёд.

 А ты доктор Айболит, пришёл лечить,  догадливо ржёт Кирюха.  Жалейкина, тебя хоть зовут как? А то спали вместе, а имени я твоего так и не спросил.

Вот гад. Издевается. У Аркадия каменеет челюсть. Мне только скандальчика здесь не хватает для полного счастья.

 Семакин,  впечатываю ему в грудь остаток буханки,  иди уже. Хлеб и зрелища ты уже получил.

 Не бить!  отскакивает козлом Кирюха от Драконова, который делает ещё один шаг вперёд.  У меня яйца!

В общем, у Арка руки пакетами заняты, а то, боюсь, яйца бы от пола отскребали. Семакин выскакивает из комнаты в коридор. Оттуда несётся придушенное ржание. Затем он снова засовывает лохматую голову и даёт ценные советы:

 Вы когда лечиться будете, хоть дверь закройте, а то желающие на процедуры в очередь выстроятся. И потише, потише! Я после завтрака поспать люблю!

 Шут гороховый!  беззлобно обзываю я Кирюху и наблюдаю, как Драконов, нацепив на лицо полное безразличие, к столу подходит. Пакеты ставит. Куртку снимает, а затем ботинки. Всё это основательно, без спешки, будто он здесь сто лет живёт.

 Сосед,  зачем-то поясняю я драконовской спине.  Голодный.

М-да. Как-то двусмысленно получилось.

 Я это заметил,  кидает на меня взгляд Арк, и сердце моё, подпрыгивая, выплясывает нечто первобытно-дикое. Если бы у сердца были ноги, то оно бы их подкидывало высоко-высоко.

Ресницы у него ух-х-х Да и вообще. Он не женственный, на мой взгляд. В нём ничего нет мягкого, нежного и утончённого. Но есть правильные черты, губы красивые. Тёмные волосы и серые глаза отличное сочетание, чтобы сердечный ритм сбивался с такта.

И тело, тело Плечи широкие, руки мускулистые, талия тонкая, бёдра узкие. Совсем некстати я вспоминаю, что он этими бёдрами выделывал несколько дней назад. Стоп, лучше не разглядывать его и не думать ни о чём.

 Алла?  я смаргиваю, прогоняя наваждение.  Лечиться будем?

Голос у него низкий, бархатом по коже растекается. Очень тяжело сосредоточиться. А ещё тяжелее с ним в комнате находиться один на один. Резко руки-ноги становятся неудобными, не знаю, куда их девать. Встать или сесть? Жутко хочется волосы поправить, губы пересохшие облизать.

 Да я как бы уже. Говорила же: не стоит. У меня всё есть.

 Я и вижу. Последнее отдала голодающему. Вот уж по-настоящему Жалейкина. Но я как бы предвидел.

Драконов начинает из пакетов выкладывать на стол продукты, апельсины, лимоны и даже конфеты.

 Не знаю, что ты любишь. Набрал вот

Он снова смотрит на меня. Я сглатываю. В горле дерёт и сухо.

 У меня мёд есть. А лимоны это хорошо.

 Витамины,  поддакивает, а затем смеётся, смущённо мотая головой.  Чёрт, такое впечатление, что мне лет пятнадцать, и я впервые пытаюсь закадрить девочку, которая мне нравится.

Я нравлюсь? В груди не хватает воздуха.

Ты ложись, Алл,  такой заботливый и простой. Располагающий к себе. Хочется, как собачке, упасть лапками кверху и пузико подставить, чтобы почесал. Ужас.  У тебя температура, наверное. Трясёт всю.

Знал бы он, от чего меня трясёт. Хотя он прав, конечно. Это озноб, но я точно знаю: и не только. Это ещё и волнение. Он тут не единственный, кто чувствует себя мальчиком. Кое-кто себя чувствует девочкой на первом свидании. Если разобраться, у меня их и не было в подростковом возрасте. Прошло мимо.

 Ты прости,  кутаюсь я в одеяло.

 Нашла о чём беспокоиться,  мягко надавливает он на плечи, и я подчиняюсь.

Ладонь его ложится на лоб. Приятно. Я глаза прикрываю, чтобы не видеть драконовского сияния.

 В детстве я любил болеть,  неожиданно откровенничает Арк. Он легко встаёт и двигается по комнате, как барс: гибкий и ловкий. Вот уж кто никогда не беспокоится, где у него руки и ноги. Всё на месте, там, где надо. И он прекрасно ими владеет.  Где у тебя чай и мёд? А лучше не говори. Я похозяйничаю? Интересно.

 Похозяйничай,  разрешаю, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц.  Здесь всё просто.

Он включает чайник. Внимательно рассматривает чашки на сушке. Их там пять. И только одна та самая.

 Интересно, угадаю?  хмыкает он, поглядывая на меня. Глаза у него теплеют, искрятся смехом. Его это забавляет.

 Попробуй,  соглашаюсь.  Но мысли вслух. Хочу слышать логическую цепочку.

 Ты вещь в себе,  уверенно заявляет этот драконий детектив,  поэтому стеклянные чашки не твои. Из трёх оставшихся я бы выбрал побольше. Таких две. Думаю, вот эта, с котом,  он безошибочно выбирает ту самую, родную.  Но если даже это не она, для тебя бы я выбрал именно её. Что-то у вас есть общее.

 Это она. Угадал,  голос у меня сел окончательно.

Он режет лимоны, мешает их с мёдом. Пробует и что-то бормочет. Поит меня чаем и смотрит пристально, но от взгляда его мне почему-то хорошо. Я даже неловкости больше не ощущаю.

 Почему же ты любил болеть в детстве?  мне и правда интересно.

 Потому что в такие дни мир становился другим. Добрее. А ещё наступало время господина Градусника и волшебных таблеток. Я играл с мамой в доктора и пациента, а отец наконец-то оставлял меня в покое.

Никогда не думала, что золотые мальчики убегали в болезнь, чтобы отдохнуть. Видимо, я чего-то не знаю в этой жизни. Да, собственно, я очень много чего не понимаю. Никогда не задавалась целью узнать. Не было причин. А теперь одна из них сидит передо мной и поит меня чаем. И мне почему-то хочется узнать о Драконове побольше.

Назад