А вот здесь когда-то был деревянный магазин, и возле него сидели на ящичной таре бабульки, торговавшие семенами подсолнуха. Денег на такое баловство родители не давали, и приходилось идти на хитрость. В этом пацанам очень помогал однажды разбитый термометр, за пропажу которого кто-то уже получил по полной программе целую задницу синяков от папашиного брючного ремня. А ртуть-то никуда не делась вот она, в баночке.
Брали мы двушки (монеты достоинством в две копейки, жёлтого цвета из сплава меди и цинка, по размеру почти соответствовали десятикопеечной монете серебристого цвета, изготовленной из никелевого сплава прим. автора) в ртути замачивали, а потом затаривались у старушек семечками. «Посеребрённую» двушку вполне можно было принять за десять копеек, если не присматриваться. Только одна торговка почуяла непорядок. «Ребятки, это медаль, что ли? спросила. Чтой-то она у вас сильно отсвечиват». Ну, а мы, понятное дело, отреагировали на вопрос сообразно мальчишеским понятиям сквозанули огородами, чтобы не догнали, и долго потом на этой улице не светились.
Мальчиш Кибальчич[4]
Помнится, когда я учился классе, наверное, в третьем или даже четвёртом, появилась у нас в школе мода стрелять из поджиги. Знаешь, что такое поджига? Расскажу, как её делали мы, мелекесские пацаны с рабочих окраин.
Берёшь медную трубку, загибаешь один конец и сминаешь его пассатижами или ударом молотка, потом этот расплющенный конец забиваешь в обработанную деревяшку, которая служит в дальнейшем казённой частью. Затем вытачиваешь в трубке, в поперечном направлении, канавку треугольным напильником, такую, чтобы в неё укладывалась спичка, но только-только, чтобы очень плотно. В середине канавки «цыганской» иглой протыкаешь маленькое отверстие, а внизу устанавливаешь скобу для фиксации «хвостовой» части спички (головка должна располагаться как раз напротив микроотверстия в трубке), обычно из гвоздя. Всё, поджига готова.
Теперь её осталось зарядить. Заряд производится со стороны ствола и забивается шомполом. Сначала смесь пороха и серы (со спичечных головок), потом вата, заменяющая пыж, следом дробь или шарики от подшипников, а затем снова ватный пыж.
Далее
прилаживаем спичку, чиркаем ею о коробок и производим выстрел с вытянутой руки. Если руку не вытягивать, то увеличивается риск получить травму лица, поскольку бывали случаи, когда трубка разрывалась прямо в процессе стрельбы. Особенно опасно было иметь дело с бездымным порохом. Но, слава богу, ни у кого из нас такого наполнителя для поджиги не водилось.
Отменно-прекрасно стреляло такое импровизированное оружие, если пускать в ход его боевые качества не сразу после зарядки, а спустя день-два. Пороховая смесь за это время скоксовывалась внутри медного ствола, и выстрел получался очень громкий, почти как из настоящего ружья. Именно с целью эффективного использования оружия (как ты понимаешь, поджига у меня была) я, туго забив заряд в ствол своего «винчестера», сразу же укрыл его под матрас вместе с мешочком, в котором порох для зарядов хранился. Ну, думаю, вернусь завтра из школы, сразу же побегу за огороды, чтобы пальнуть по воронам, которых обычно много крутилось возле свалки.
Уж не знаю, каким образом, но к утру поджига перекочевала в наволочку. Возможно, перед сном я любовался своим сокровищем, а потом неудачно под матрас спрятал, да ещё и заспал. Эта ошибка стоила мне глубоких человеческих переживаний вместо предполагаемого удовольствия, на которое я так рассчитывал.
Стоял конец сентября. Дождь, холодно. Идём мы с пацанами после уроков домой. Вижу, из нашей трубы дым валит, как при пожаре. Чёрный-чёрный. Будто рубероид горит. Что сказать, предчувствие сразу хреновое в душе образовалось комком горьковатой ваты.
Так и есть. Только я через порог, маманя мне сразу в лоб зарядила. За что, мол, эни[5], кричу? Она не отвечает, а только методично меня бельевой верёвкой по заднице мутузит тяжёлой рукой передовика социалистического производства.
Оказывается, мама нашла мою поджигу, когда бельё перебирала, чтобы в стирку отложить. Рассмотрела её, приняла за что-то ненужное, и непонятную штуку в печь бросила. А ещё и мешочек с самодельным порохом селитра и древесный уголь, смешанные в пропорции «фифти фифти». Затопила, чтобы к стирке приготовиться. На одну чугунную конфорку поставила ведро с водой, на другую кастрюлю. Третья пустая. Знаешь, какие на печках конфорки? Точно, наборные из литых колец, не при их Властелине будет помянуто.
Так вот, Колечки разлетелись, будто ступени ракеты, отделяясь в предписанный законами физики момент. Хорошо, что ведро стартовало несколько менее удачно, чем позволила б себе какая-нибудь легкомысленная кастрюля на её месте. Та бы точно подпрыгнула до потолка. Ну, а ведро всего только опрокинулось, вода пролилась иначе бы пожара не миновать
Однако выволочкой дома дело не ограничилось. Тут ещё дама одна классная нарвоучительно пальчиком сделала книксен вокруг моего носа и участковый смастерил пару намёков, что, дескать, поставит меня вскорости на учёт в детской комнате нашей родной милиции
Кибальчич, как я помню, в тюрьме свою ракету проектировал. А я хоть и на свободе, хоть и не ракету но пострадал ничуть не меньше, если соотнести степень наказания за содеянное сообразно возрасту. Я же малолетком был да и царь к тому моменту уже не занимался деспотизмом, «Народную волю» по стенке деревенской избы не размазывал
Но несмотря на свою техническую продвинутость, я очень долго верил в сказки
Гуси-лебеди
Сравнялось мне тогда лет, пожалуй, что семь. Не то уже закончил первый класс, не то ещё только собирался в школу идти. Горячее приволжское лето. Каникулы. Все мои старшие братья-сёстры с утра пораньше на речку убегают, то рыбалить, а кто и просто без особой цели: искупаться, поваляться на горячем песочке, покурить втихаря в кустах, чтобы взрослые не увидели.
Старшие меня старались не будить, чтобы потом ответственности за малого не нести. Никому же из нормальных пацанов не понравится с мелюзгой целый день тетешкаться, а не заниматься нормальными мальчишескими делами.
Потому просыпался я, как придётся, быстро съедал, что мать на столе оставляла: кашу с молоком или пару яиц варёных и чай. Особо не разъешься бедно жили, но мне тогда всё естественным казалось. Не одни мы такие, три четверти страны концы с концами еле-еле сводили. И не жужжали, как нынешние менеджеры-бездельники, которые тяжелее IPod-а ничего в руках не держали.
После нехитрого завтрака выбегал я на улицу и шёл искать соседских пацанов моих ровесников. Место встречи изменить было нельзя уже и в те неправдоподобно далёкие времена. Собирались на пруду у кривой берёзы и решали, что делать дальше: к кому в огород забраться гороху надрать или малины, во что играть в ножички, расшибалочку, «штандара-мёртвого», лапту или в партизан; куда пойти в лес или на речку.
В тот июльский день я точно так же, как обычно, бежал вприпрыжку по тропинке, ведущей к пруду. Почти уже к самой воде спустился, смотрю, а там гуси гуляют с окрестных дворов. И что самое для меня интересное, несколько маленьких гусят. Видно, недавно вылупились. Ну, я немедленно схватил прутик и к ним. Поиграть с юным поколением животных и птиц для детей вполне естественно.
Но тут всё гусиное семейство обернулось в мою сторону, распахнуло крылья и принялось судачить своим шипящим языком Ш-ш-ш-матри, мальш-ш-ш-иш-ш-шка наших деточек ш-ш-штукнуть хош-ш-шет. Так мне представлялось, по крайней мере. А что, спрашивается, могло возникнуть в мозгу пацана, который всё ещё верил в волшебные превращения и сказочные обстоятельства?
Так вот, сначала пошипело всё пернатое семейство, а потом группа из трёх-четырёх гусей во главе с самым большим тёмно-серым вожаком кинулись ко мне с ужасающим гоготом.
Я немедленно сделал правильные выводы и ароматный от избытка нахлынувших чувств вылетел пулей на тропинку. А гуси не отстают. Крыльями себе бежать помогают и не скрывают агрессивных намерений. Тут бы мне свернуть в рощицу, птицы тогда бы наверняка бросили преследование, а я не догадался и не по малолетству, а от страха, от которого ноги меня несли со скоростью вылетевшего из-под сапога гренадёра шелудивого котёнка.
А тут ещё одно жуткое обстоятельство: гуси, выбравшись на ровное место, принялись взлетать. Прямо вот так приподнялись на лапах, зашипели и полетели. Тут уж моему ужасу не было предела. И до этого был напуган, а когда летящих преследователей увидел со стороны изрядно промокшей от избытка чувств кормы, и вовсе мне крышу гусиными крыльями смахнуло. Оглядываюсь самые настоящие гуси-лебеди. Как в сказке. Заслонили солнце. Шипят нагло так: «Не уйдёш-ш-шшшш! Не спрячеш-ш-ш-ся! Шшша-лиш-ш-ш-шшшш».
А тут ещё одно жуткое обстоятельство: гуси, выбравшись на ровное место, принялись взлетать. Прямо вот так приподнялись на лапах, зашипели и полетели. Тут уж моему ужасу не было предела. И до этого был напуган, а когда летящих преследователей увидел со стороны изрядно промокшей от избытка чувств кормы, и вовсе мне крышу гусиными крыльями смахнуло. Оглядываюсь самые настоящие гуси-лебеди. Как в сказке. Заслонили солнце. Шипят нагло так: «Не уйдёш-ш-шшшш! Не спрячеш-ш-ш-ся! Шшша-лиш-ш-ш-шшшш».
Затылком чувствую воздушные потоки, которые они во время своего полёта поднимают. Вот-вот унесут к Бабе-Яге в логово на курином фундаменте. Страшно было так словами не передать.
По дороге долго меня гуси гнали. Пока не свернул я на обочину. Нет, не догадался. Просто из сил выбился и упал в кусты. Ну, что сказать текло с меня изо всех отверстий от страха. Если сначала только обмочился, то когда себе Бабу-Ягу представил и полёт к ней, то тут уже прорвало плотину по полной.
Я и сейчас высоты боюсь, свыше метра к Ихтиандру за справкой обращаюсь, ну, блюю, то есть, а тогда-то и подавно Нет-нет, не смейтесь, от страха высоты по большому мне не хочется. Тогда, впрочем, тоже не хотелось но пришлось. Никогда больше за всю свою жизнь такого унижения не испытывал.
Эни меня дома больше часа потом успокаивала да отмывала дегтярным мылом, покуда в себя не пришёл.
Но через месяц я отомстил гусям за пережитый страх и унижение. Из рогатки каменюкой вожака приласкал из кустов, когда он в пруду по зеленоватой от ряски воде скользил, будто белый теплоход по морю. С первого раза попал, веришь-нет. Шея сразу набок, глаз закрылся, а гусь знай себе, плавает. Ну, точно, как в тире. Только там мишень вся разом опрокидывается, а здесь же только голова.