Видите, рисовал тот же мальчик. Этот рисунок он принес из дома. Пьющие родители. Его сюда бабушка привела. Теперь он рисует солнце. Этот рисунок веселого, жизнерадостного ребенка. Он пришел к нам месяц назад.
Мне дали понять, что мальчик стал посещать клуб и вон как изменился: солнышко с цветочками рисует. Они смотрели на меня, а я пыталась подобрать слова, ничего не придумала, как изобразить восторг:
Удивительно!
Не знаю, что было написано на моем лице, но вряд ли восторженное слово соответствовало выражению, мне было просто жаль ребенка и, почему-то его пьющих родителей тоже.
Согласна, дети не должны рисовать тюрьму. Если рисуют, что-то не так в нашем мире, неправильно. Но сомневаюсь, что он стал веселым и жизнерадостным. Разве что родителей поменял. Или они перестали пить. Очень сомневаюсь.
Пойдемте, недовольно произнес Владислав.
Он ожидал от меня другой реакции. Наташа закрыла на ключ дверь, и после яркой комнаты я очутилась в темном коридоре.
Осторожно предупредила Наташа и поддержала меня за локоть.
Успела вовремя, я чуть не упала, наткнувшись на завалы мебели, картонных коробок и досок. Нас легко обогнали дети. Они ловко перескочили через препятствия, правда, упала пустая коробка, Наташа подняла ее. Мне понравилось, что им никто не сделал замечание. Все же хорошо приходить сюда, показывать свои рисунки и бегать с друзьями по коридорам.
Резкий поворот и проход перегородила черная штора до потолка, Владислав раздвинул ее, мы оказались в полутемном зрительном зале, только без привычных рядов стульев. Вон там, напротив, сцена с белеющим экраном.
Здесь раньше кинотеатр был. Давно уже нет. Помещение отдали под клуб. Вот посмотрите, Наташа показала на непонятное сооружение в центре зала. Наши ребята яхту строят.
Действительно, яхта. Обшивка из досок сверкала лаком. Запаха я не ощутила, видимо, давно покрывали, успел выветриться.
Ничего себе. Давно строите?
Павел, ты уже сколько лет строишь яхту?
На голос Владислава откуда-то вынырнул с включенной переносной лампой подросток, худой, лохматый, с красной повязкой на голове, чтобы не лезли в глаза длинные темные волосы. Профилем и долгим, заостренным носом походил на птицу, скорее дятла.
Шесть лет, недовольно буркнул он, выключил лампу и пропал. Через секунду донесся стук.
Тебе уже шестнадцать? удивился Владислав, десятилетним сюда пришел.
Когда на воду будем спускать? донесся голос Павла под аккомпанемент молотка.
Когда надо будет, тогда и спустим. Весной.
Вы прошлой весной тоже обещали.
Как вы эту яхту будете перевозить по городу? удивилась я.
Перевезти не сложно. Сложнее вытащить отсюда.
Разбирать стену?
Ничего не будем делать, пусть стоит.
Тише, проговорила Наташа, Паша услышит.
Пусть слышит, не маленький, зато с пользой детство прошло. Не в стрелялки играл, а лодку построил.
Разбирать стену?
Ничего не будем делать, пусть стоит.
Тише, проговорила Наташа, Паша услышит.
Пусть слышит, не маленький, зато с пользой детство прошло. Не в стрелялки играл, а лодку построил.
Стук не прерывался.
Мы прошли в комнату с большим окном, завешанным белыми занавесками. Владислав сел на диван в подозрительных пятнах. Я подсела к столу с посудой: одноразовые стаканы и тарелки, пластмассовые ложки.
На стенах детские рисунки, плакаты. В правом углу от окна иконостас, в левом штурвал и якорь.
Здесь мы с Владом живем, сказала Наташа. Мы вас чаем угостим, из Китая, бывший наш питомец привез.
Она включила чайник. Владислав сидел с уставшим видом, закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.
Наташа, лучше кофе.
Да, да, кофе, я умею делать с пеной. Немного, чуть-чуть, воды, взбить кофе с сахаром, добавить кипяток.
Кофе получился крепкий.
Мы обменялись номерами телефонов, на всякий случай, и я вышла на улицу. Снег уже смешался с грязью, устраиваться на работу расхотелось.
Мужу ничего не сказала. Да он и не спрашивал. Сел на диван, я подала ему ужин, потом ночь наступила, он перебрался на кровать. Как обычно. Но об этом уже столько говорено, что я даже перестала возмущаться.
После Новогодних праздников наступила холодная зима, редкая в нашем теплом климате. Я почти не выходила из дома, только по необходимости в магазины. Вдруг прозвенел звонок в квартиру.
На пороге стояла Наташа. Все в тех же старушечьих ботинках, в шубке, синтетической, теснившей ее. Наверное, в ней еще в школу ходила.
Здравствуйте, приветливо улыбнулась она, вот, проходила мимо, решила к вам заглянуть.
Ой, Наташа! Я рада вам. Как вы узнали, где я живу?
Вы же под обращением подписались и указали свой домашний адрес. У вас хорошо, уютно, сказала она, пройдя в комнату.
Шубку снять отказалась, торопилась в клуб.
Как вы там? Клуб не закрыли?
Пока нет, но угроза осталась. Влад хочет выдвигаться в депутаты, нашелся спонсор. Он же возглавил наш предвыборный штаб. Нужны помощники. Вы ведь не работаете. Пожалуйста, поучаствуйте, мы вам обязательно заплатим.
Те, кто сидят на чужой шее, поймут меня. Муж денег не жалел, но хотелось самой зарабатывать. И я согласилась.
Она обрадовалась, раскраснелась, чуть не расцеловала меня, и ушла почти счастливая. Я обещала завтра встретиться со спонсором.
В клубе было тихо. Стук моих каблуков пробудил тишину и мог раздражать, как злой лай собаки ночью. Навстречу вышла Наташа в домашних тапочках и провела в комнату с диваном. Покрывало яркой расцветки означало, что у них, действительно, появился небедный спонсор. У стола с посудой сидел Владислав. Он косо посмотрел на мои сапоги, молча, кивнул и продолжил чтение книги на подставке, как рекомендуют врачи школьникам, чтобы не портилось зрение.
Я села на диван. Они меня сами пригласили, имею право не спрашивать разрешения.
Включи музыку, хочу послушать, недовольно произнес он, не поднимая головы.
Зазвучала музыка и погрузила меня в светлую печаль. Я посмотрела на потолок, с незатейливой люстры свисали снежинки в виде пыльных ватных комочков, обсыпанных битыми елочными игрушками.
«Что ты все чистишь моешь? Сядь, посиди со мной рядом, просил муж. «Соседка придет, а в прихожей грязная обувь» оправдывалась я. «Как придет, так и уйдет».
Ты ее сам пригласил, забыл? тихо сказала Наташа, склонившись к уху Влада.
А? он обернулся ко мне, ну, да, помню, спонсор сейчас придет. Вот и он.
В комнату, стесняясь, слегка горбясь, заглянул высокий мужчина, молодой, и вопросительно посмотрел на меня.
Знакомьтесь, Владимир, он все расскажет, Владислав снова уткнулся в книгу.
Робкий какой-то Владимир, на спонсора не похож. У кого есть деньги, не стесняются. А этот топчется у порога, горбится, чтобы казаться меньше. Сколько ему лет? Хотя неважно. Важнее, сколько лет он мне даст. Так это важно? Я почувствовала, что начала краснеть.
Проходите, пожалуйста, улыбнулась Наташа и показала на диван.
Он сел на краешек, косо посматривая на меня.
Мы вам помощницу нашли, сказала она.
Вы немножко введите меня в курс дела, не знаю, смогу ли, заволновалась я.
Сможете, сказал Володя и покраснел.
Начните с предвыборной программы, подсказала Наташа.
Да, он благодарно посмотрел на нее. Наше будущее дети, то есть, я хотел сказать, что дети наше будущее. Понимаете? Их надо развивать, тогда у нас будет прекрасная жизнь.
У вас есть дети?
Нет пока. Сначала надо жениться, улыбнулся он.
Есть невеста? спросила Наташа.
Нет пока, он опустил голову.
Найдем, уверено сказала она.
Хватит болтать, ближе к делу, Владислав оторвался от чтения и повернулся к нам.
Да, к делу, спонсор оживился. Одним словом, у Владислава Сергеевича есть такая программа по воспитанию человека будущего. Но чтобы ее реализовать, надо идти во власть.
Володя прав. Это он предложил выдвигаться мне в депутаты.
Мужчины стали обсуждать кого-то, кажется, конкурента. Два человека на одно место пустяк, справимся легко. Наташа готовила кофе и подавала нам, я украдкой рассматривала Володю. Он не замечал. Или заметил?
Внешность его мне понравилась. Кареглазый, темноволосый, загорелый и ухоженный. Но почему такой стеснительный? В его-то возрасте. Где это он так долго пролежал, на какой печи? Ему, наверное, повезло, в благополучной семье вырос.
Мне стало хорошо, комфортно, и я согласилась поучаствовать завтра в пикете на центральной площади.
Мужу ничего не сказала. Пусть себе работает и живет привычной семейной жизнью. Вечером немного поволновалась, вдруг именно завтра он не пойдет на работу. Допустим, командировка, иногда случаются, и он останется дома, чтобы готовиться к отъезду.
Утром, когда муж ушел на работу, кажется, ничего не заподозрил, я стала продумывать все до мелочей. Решила одеться скромно, но, не теряя привлекательности.
Все же с одеждой не угадала, вышла из подъезда и почувствовала холод. Тонкая курточка, сине-голубая, выигрышных цветов для светлых волос, не грела. Джинсы теплые, но подкачала обувь, сапоги тесные, надетые на тонкие колготки, пальцы ног заледенели.
Пожалела, что не намотала теплый шарф на шею.
Как только сошла с троллейбуса, увидела на площади, под памятником вождю революции Владислава и Наташу в окружении детей. Владимира не было.
Вот глупая! С какой стати он будет стоять в пикете, если есть дела куда важнее.
Опаздываете, Владислав был недоволен. Берите плакат, держите, вот так, не опускайте руки. Если устанете, скажете, мы с собой веревки принесли, повесим вам на шею.
Прозвучало зловеще.
Расстреливать не будут? пошутила я.
Владислав отвернулся. Наташа вымученно улыбнулась, тревожно посмотрела на меня, видимо, боялась, что я уйду, и протянула мне плакат с фамилиями чиновников. Я боялась, что кто-то спросит о них. Или, еще хуже, сам чиновник подойдет ко мне и спросит, чем конкретно я недовольна. Что отвечать? И поменяла на другой, нейтральный: «Дети имеют право на счастливое детство».
На пикет почти не обращали внимания, люди торопились по своим делам. Только у Владислава журналисты брали интервью, и нас снимало телевидение.
Отсутствие Владимира расстраивало, сильно мерзли ноги, руки, я была без перчаток. Наконец, свернули плакаты, дети разошлись, и я покинула площадь.
Дома приняла ванну, согрелась и успокоилась.
Вечером муж смотрел новости, а я бегала из кухни в комнату, подавала ужин.
Иди скорей! позвал он, когда я готовила чай.
Меня с плакатом в руках показывали на весь экран.