Вы учитесь в этой школе? спросил он.
А вам что за дело? переспросила первая девочка.
Я тоже в ней учился. Видите, я подрос, но я вокруг нее хожу, смотрю, что изменилось, по-моему, ничего. Хотя я учился в ней недолго, и меня из нее рано перевели. В другой район я не переехал. Я, где жил, там и живу, особых перемен не было если говорить не о том, где я живу, а о чем-то ином, случившимся со мной, я бы вам рассказал, однако вам скучно. По вам заметно, что вы спешите. Новый Год вы будете встречать дома? Не в одном, а каждая в своем. Или вы сестры?
Вы интересуетесь сестрами? спросила вторая.
Но вы же не сестры, пробормотал Георгий.
И теперь вы нас к себе не позовете? поитересовалась первая.
Ко мне? удивился Георгий.
Встречать Новый Год, кивнула первая. Ты бы к нему пошла?
Вместе с папой, ответила вторая. Он бы ему быстро все кости переломал.
И полутруп сдал бы в полицию, добавила первая.
Да вы о чем? воскликнул ошеломленный Георгий.
О том, сказала первая. О подобных дядях, возле школы ошивающихся, нас предупреждали. Девочек вам захотелось? Таких маленьких, лет по десять? Вы хоть немного понимаете, что это неправильно?
Ты у кого спрашиваешь? хмыкнула вторая. У него? После того, как он сказал, чтобы мы с ним шли?
А он это говорил? спросила первая.
Не говорил, признался Георгий. Я сказал, что я здесь учился, и когда меня стала одолевать болезнь, я отсюда меня отсюда перевели о болезни я не сказал, и вы решили, что я болен, так оно и есть, но моя болезнь не в том вы на меня несправедливо ополчились. Я обратился к вам, как к людям, а не как к девочкам с наступающим вас. Хороших вам подарков, успехов в учебе вы учитесь в обыкновенной школе, а я доучивался в специальной: ее называют вспомогательной. В эту, что перед нами, я бегал с куда большим удовольствием.
Поэтому вас туда и перевели, сказала первая.
Меня перевели, и я не спорил. Вовсю стараясь на уроках, надеялся вернулся в простую, но из моей новой школы было не выбраться. Мне и сейчас во взрослой жизни на общую для всех дорогу не выйти. Собственными усилиями никак надо полагаться на чудо. Не отчаиваться и ждать. Быть готовым.
РАСПИРАЕМАЯ энергией комната. Прижав ладони к коленям, Георгий с прямой спиной сидит на диване, глядя на елку. Большинство висящих на ней лампочек неисправно, но отдельные горят и кое-как освещают его сосредоточенную физиономию: на Георгии нем белая рубашка и черные брюки.
Замеревший Георгий непроизвольно совершает одно неприметное и повторяющее движение поджимает и разжимает пальцы босых ног.
РАСПИРАЕМАЯ энергией комната. Прижав ладони к коленям, Георгий с прямой спиной сидит на диване, глядя на елку. Большинство висящих на ней лампочек неисправно, но отдельные горят и кое-как освещают его сосредоточенную физиономию: на Георгии нем белая рубашка и черные брюки.
Замеревший Георгий непроизвольно совершает одно неприметное и повторяющее движение поджимает и разжимает пальцы босых ног.
НА КУХНЕ нечем дышать. Татьяна Васильевна, переминаясь у плиты, готовит праздничный ужин, злобно хмурящийся Валентин Сергеевич убивает время за столом: перед отцом Георгия початая бутылка водки и тарелка с солеными огурцами. На скороводке шипит масло, поднимающиеся от нее испарения заполняют помещение густым смрадом, к изводящим Валентина Сергеевича переживаниям дополнением это становится существенным.
Что ты тут жаришь? проворчал он. Отчего такая вонь? Рыба, рыба, где ты эту рыбу открыть бы окно, но там прохладно попрет, продует, у нормальных людей на Новый Год мясо или утка, а у нас рыба. Почему рыба?
Рыба дешевле, ответила Татьяна Васильевна. Бывает другая, дорогая рыба, но я купила дешевую. Вот она и воняет.
А нельзя, чтобы так, ну не воняло? Я все-таки работаю, и что-то зарабатываю, и в праздник мне бы плевать мне! Пусть воняет! Я выпью водки и справлюсь. Рыба не рыба отчего-то именно рыба. Налив рюмку, Валентин Сергеевич выпивает и недовольно морщится. Какая водка гнусная! Градус нормальный, а вкус жуткий. Говорят, у водки нет вкуса у этой есть. Ужасный вкус.
Водку ты сам покупал, сказала Татьяна Васильевна.
Сам, сам. И жену я выбирал сам, и сына не выбирал, но участвовал, ну у меня и сын, о Господи, единственный мой наследник. Ты что, улыбаешься? Думаешь, наследовать нечего? Ни материально, ни морально? Ты меня не оскорбляй! Я не такой идиот, я хотя бы немного чего-то заслуживаю. А он он в мать. В безумную женщину, рано из жизни ушедшую. Задержись она подольше, я бы тоже ей под стать прыгал и стонал.
Когда ты ее привел, я тебе сразу сказала: не женись на ней она со сдвигом. Ты ко мне не прислушался. И теперь мы с тобой расхлебываем. Ее давно нет, а Георгий с нами, и от нас он никуда не уйдет. Куда ему идти? С его мозгами ребенка.
До сих пор верящего в Новый Год, вздохнул Валентин Сергеевич. В чудеса, в волшебство я бы елку вообще не ставил, но для него она важна. Ему двадцать семь лет, а он, не отрываясь, смотрит на лампочки и игрушки. Ты видела?
Как ты ее поставил, так и смотрит, подтвердила Татьяна Васильевна. Уже три дня.
Я заглядывал к нему в комнату и вставал у двери, пытаясь как-нибудь повлиять на него своим биополем: мол, не гляди на нее, взгляни на меня, я твой отец и у меня нет денег на хороших врачей, однако я хочу тебе помочь, и ты обязан меня уважать подчинись! Посмотри! Неудача, мать, неудача не посмотрел он на меня.
Ты на него не орал?
Зачем мне орать на больного, сказал Валентин Сергеевич. Я воздействовал на него исключительно мысленно. Мои мысли, его мысли не сошлось, да я и не рассчитывал. О чем-то он, конечно, размышляет От некоторого ума не избавлен.
ГЕОРГИЙ смотрит на елку, безмолвно моля об избавлении.
МОЛОДАЯ беззаботная компания восседает за ломящимся от выпивки и закуски столом, она по-настоящему празднует Новый Год, из широко открытых ртов вырывается дикий смех, на перекошенных лицам превалирует оптимизм и позитив в числе прочих здесь и Марина, и ее широкоплечий муж Андрей, и короткостриженный любитель повеселиться Дмитрий Ельцов. Одно место за их столом пустует.
НАД ДРУГИМ столом пылают пять плафонов, не влияющих на атмосферу затхлого склепа. Зажав под мышкой бутылку шампанского, Татьяна Васильевна передвигает тарелки и ищет для нее подходящее место.
Георгий здесь. К стене привинчено панно с двумя перекрещенными топорами. Стоящий возле елки стол застелен свежей зеленоватой скатерью. Сдвинутые к краю рюмки вымыты далеко не идеально. Георгий ни на что не обращая внимания, он с той же отрешенность смотрит на елку, прямо на его глазах на ней перегорает еще одна лампочка.
Валентин Сергеевич разговаривает в прихожей по телефону.
Желаю тебе счастья, удачи, сказал он, я тебя поздравляю, а меня в ответ не надо да потому у тебя высокая зарплата, у твоей жены не меньше, дочь у тебя играет на виолончели, отлично разбирается в компьютере это существенно, существенно моя жена умерла, сын не в себе я всех тащу на своем горбе новогодние вирши само как-то сложилось. Сейчас можно и посмеяться, настроение, разумеется, поганое женщины у меня нет я бы подыскал, но желание с годами ослабло, и толкаться с кем-то лишь ради с горячей женщиной я бы залег. Я в этом деле понимаю, ага женщину с квартирой не найдешь, а приглашать ее к нам как ты представляешь? У меня мать, сын тут и без нее выше крыши навалилось. Как у сына? Как у него с женщинами? Да посматривает он на них, если увидит. И я посматриваю я бы добился. У меня бы они были, а у него что у него? Он со мной. Я за ним наблюдаю.
ВСЯ семья за столом. Поглощение ужина откладывается. Георгий опирается на опущенную зубцами вниз вилку, Татьяна Васильевна берет банку рыбных консервов и пытается вчитаться в содержащую на этикетке информацию, поговоривший по телефону Валентин Сергеевич задумчиво молчит и его не торопят. Взглянув на собравшихся, он громко фыркает и ничего не говорит. Он молчит. Ему приходится несладко.
Побеседовал с другом, наконец сказал он. Классный мужик, такой родной минут двадцать меня слушал. Сопереживает он мне. Поражается моей стойкости и делает вид, что не чувствует, как ему я завидую. Тебе, мать, чего?
Давай водки, сказала Татьяна Васильевна. Мне неполную. Иначе курантов я не дождусь.
Напирая на неполные, ты точно не дождешься, проворчал Валентин Сергеевич. Ты пей, не тревожься: бой курантов тебя не разбудит, а я разбужу. Не подведу тебя, мать. Как только они начнут бить, я тебя растолкаю, и самое главное мы не пропустим. Встретим Новый Год всей семьей. Значит, тебе водки, и мне водки тебе сока?
Я лучше шампанского, ответил Георгий.
Тебе и шампанское ни к чему. Удовольствия от одного фужера немного, а последствия учитывая твои особенности. Пожалуйста, я тебе налью, но к водке не прикасайся. Даже если я напьюсь и не смогу тебя контроливать.
Ты сегодня напьешься? спросил Георгий.
А ты как думаешь? возмутился отец. Думаешь, у меня нет причин?! Мне под пятьдесят! И я сплю в одной комнате со своей матерью! У нас в квартире две комнаты, и прежде с ней спал ты, а я отдельно тогда мне было свободнее и проще, но ты взбрыкнул, поставил вопрос ребром и отселил ее ко мне. И что мне? Как мне жить? Почему ты не можешь спать с ней в одной комнате?
Я ее боюсь, сказал Георгий.
Меня? удивилась Татьяна Васильевна.
Прости меня, бабушка. Ночами мне мерещится страшное и я борюсь побеждаю. Мне легче побеждать, когда я один. Один на один со всем этим. Скоро вновь придет ночь, но она будет необыкновенной, фантастической, новогодней, и вас, как и меня, никто не обидит, потому что я верю и я знаю, я с детства надеялся и не отступался, мне трудно говорить долго. Вы догадаетесь и без меня. Стол накрыт и елка елочка горит глядя на нее, я расту и понимаю, какое счастье быть рядом с ней и полагаться на изменения
Утомил! воскликнул отец. Смотри на свою елку и помалкивай! Шампанское я тебя открою, но позже. Ты глотнешь и ляжешь спать, а пока, парень, жди. Провожая Старый Год, мы выпьем без тебя. Взяв бутылку водки, Валентин Сергеевич наливает матери и себе. Ну, мама порадовал тебя уходящий год?
Не слишком, чтобы впрочем, мы живы и не болеем. Я не про всех, а о тех, кто не болел и не заболел в уходящем году. А кто болел, тот и болеет, но винить уходящий год