Раб человеческий. Роман - Зарина Карлович 4 стр.


 Хорошо. Насколько у меня там хватает?

 На три минуты.

 Хорошо.

 Подождите пока  она отвернулась к трубке и уже говорила кому-то извне,  здравствуйте, С П можно заказать три минуты? Пригласить?.. Кого пригласить?

 Ингу Петровну

Ингу Петровну, точный номер, код города триста двенадцать. Спасибо

Она снова поворачивается ко мне.

 Ждите!

 Я могу выйти на пять минут?

 Только ненадолго.

Но, выкурив сигарету до половины, я зачем-то забычковал ее и понесся обратно.

Забежал, и сразу телефонистка:

 Скорее, в восьмую кабину!

Залетев, ударившись локтем, схватил трубку и услышал металлический голос:

 У вас три минуты. Соединяю. Город П. Инга Петровна у телефона. За тридцать секунд услышите сигнал к окончанию. Потом вас разъединят.

 Да, понял.

И тут же до крика знакомое:

 Алё? Кто это? А, Степка привет!

 Инга Петровна! Как дела?

 Сейчас

Они возились где-то возле трубки бесконечно. Я закричал:

Инга Петровна, поговорите со мной! У меня только три минуты!

И вдруг издалека:

 Привет, пап! Как дела?

 С днем рождения, сына

 Спасибо!  звенел, переливался его голосок,  тут мама подарила мне компьютер, вот сижу  играю!

 Ох, молодец,  лицо мое было совсем анимично. Так далеко и в то же время прямо возле моего уха что-то бубунила Инга Петровна. Макс повторял за ней.

 Баба Инга подарила мне в конверте много денежки!..

 Ммм Здорово! Даонис был у тебя? Играете? Ты не скучаешь?

Скучаю. Но я уже не плачу! Даониса мама сегодня ко мне не пустила  у него уроки Ну пока,  Инга Петровна подгоняет его так громко, что теперь я ее прекрасно слышу.

 Целую тебя, сына, пока, милый Инга Петровна, извините, что не звонил, у меня тут такие проблемы со связью  телефон мой пропал, а больше звонить неоткуда Как вы? Что со справкой?

Справка о разводе, которую достает моя бывшая жена Лина, нужна для принятия нового гражданства и стоит много крови и денег. Они шуршат далекими, как из подземелья, сомнениями. Наконец, трубку берет Лина.

Нет, телефон домашний я свой не знаю  он был записан в телефоне, который утопила в водке квартирная хозяйка  алкоголичка.

 Во вторник вечером в восемь часов, я буду в пригороде, на выездном аквагримме. Ты позвони туда и расскажи что со справкой.

 Ты хоть смс мне с чужого скинь.

Она не понимает, что нет здесь для меня телефонов, с которых можно скинуть смс. Этот почтамт  единственное место на свете, где я сейчас могу услышать их голос, узнать, что не один на свете.

В трубке раздался писк, и я понял, что нас сейчас разъединят:

 В пригороде, во вторник в восемь  звони мне туда!

Все, тишина, гудки. Я не знал, успела она услышать меня или нет.

 Спасибо вам большое,  сказал телефонистке и шагнул в черную пасть холодного ночного мегаполиса.

И вдруг я понял, что в сумке блокнот, а в нем записан мой домашний номер, где я снимаю комнату. Она бы могла мне позвонить через час, а не через шесть дней.

Было уже темно.

Я закурил. Не заметив ступеньку, оступился и упал в своих светлых брюках прямо в лужу. Пытаясь затереть пятно, развозил его еще хуже. А хотел зайти в магазин насчет работы И удивительной синевы круги под глазами меня не особенно красят, а теперь совсем: «Здравствуйте, Мэрлин Менсон!..»

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Поплелся через «Гавану», где три часа назад был почти счастлив, теперь бессильный, обесточенный, грязный. Бывшая, которую я давно уже не люблю, чужая, неприятная мне женщина. Я скакал бы от счастья, услышав сейчас в трубке ее голос. Я бы все отдал за то, чтобы в моем кармане в ту минуту лежал телефон и чтобы услышать хоть кого-то, кто может назвать меня по имени. Я бы рассказал ей, как мне тут живется  хоть вздернись: непонятная работа, непонятно что с гражданством, как дальше жить  непонятно.

Пусть даже приедет, если хочет  плевать. Лишь бы кто-то был рядом. Только не эта пустая комната, где не с кем словом перекинуться по вечерам. Осталось только с бабкой  алкаголичкой вести беседы «за жисть» под ее же горькую.

Позвонит она, и что я ей скажу? Ведь это был мой выбор. Никто не виноват, что так получилось. Кто ее здесь пропишет? И как я буду жить с ней, когда она почти три года жила без меня, с другим мужчиной и  ничего?

Все они только говорят, что жить без нас не могут, а расстаются и живут прекрасно.

Слезы катились бесконтрольно, но было все равно  я практически рыдал, стоя на ветреном перекрестке возле «Гаваны», которая так похожа на нашу Плазу.

И кто виноват в том, что тысячи и миллионы таких же, как я, бегут с родины? Те, кто раньше был «соотечественником и братом», теперь носит позорную кличку гастарбайтера или трудового мигранта.

Но надо жить.

Пройдусь пешком  всего несколько остановок.

Девушки вокруг такие ухоженные, красивые, ребята  солидные, мощные. А я со своими тремя вещами, в которых хожу уже десять дней. В туфлях и зимней куртке, с синяками под глазами, а теперь еще и в грязных брюках

Вот магазин нижнего белья. Скорее всего, тоже откажут  из-за гражданства. Мне отказали даже в Евросети. Даже в Эльдорадо.

Дают анкету. Спрашиваю. Говорят: нет, не берем без гражданства. Продуктовый, мимо которого я хожу неделю, не решаясь зайти и попроситься на работу в овощной отдел. Я ведь никогда не работал раньше продавцом, я писал картины.

Продавец смотрит сочувственно:

 И у вас нет гражданства?

 А что, много приходит?

 Много Вот сегодня один с казахским паспортом приходил.

Значит, не я один такой. Кто-то есть еще в этом районе, у кого такая же проблема, как у меня. Встретить бы его, а ему встретить меня.

Но мне так не повезет.

Позавчера дернул из офиса якобы к клиенту. И  прямиком на плодобазу, плюнув на свои амбиции и межпозвонковую грыжу и полагая, что грузчиком  то устроиться можно с любым гражданством. И что вы думаете: попросили предъявить медкнижку

Откуда у меня, спрашивается, медкнижка, в которой значится, что я здоров и готов трудиться грузчиком?

Иду домой. Решаю сократить путь и сворачиваю в переулок. Иду долго и не в ту сторону. Вчера случилось то же самое. Я ведь знаю, как идти, и все равно иду не туда.

Впотьмах.

Спрашиваю дорогу. Указывают, иду как робот. Что мне сделать сейчас, чтобы не сойти с ума?

Я шел и думал: ради чего все это? Как я представлял все это, везя с собой самое дорогое  диск с лелеемой папкой под названием «Бессмертные картины»? Что приду вот я к галеристу, а он, посмотрев на мои работы, вдруг поднимет изумленные глаза и скажет: «Какой же Вы талант, Степан, как долго мы вас ждали!», и тут же отправит писать с натуры Пугачеву

И гражданство дадут через три месяца.

Какая чудовищная, нелепая ошибка. Ну, а если все же верить и делать? Что тогда?..


Я пришел домой, к моей старухе. Вместо того чтобы сократить путь на пять минут, я увеличил его на двадцать. Изможден и спокоен: у него компьютер, подарки, его любят, о нем заботятся. Они не нуждаются, они в порядке.

Значит, и мне можно жить дальше. Я прорвусь.

Бабуля, как всегда, входит без стука, распространяя вокруг себя отборное зловоние паленого бухла. Я полуголый, но нет сил махнуть на нее рукой.

Она спешит расспросить меня обо всем. Она заботится обо мне. Она, в сущности, неплохая женщина.

 Что так поздно? А?..  выпив, она обычно начинает плохо слышать.

 Домой звонил. Сына с днем рождения поздравил.

 Ах, сыночек Сколько ему?..

Сегодня исполнилось пять..

Пять. Ууууу вот, а папочки нет Ну отдыхай, отдыхай.

Я выхожу на балкон. Две последние сигареты, а ведь эту пачку купил сегодня утром.

Под балконом переругиваются подвыпившие мужчина и женщина. Он что-то настойчиво просит у нее, она никак не соглашается это ему дать. Темная тоскливая осень заглядывает в лицо.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Под балконом переругиваются подвыпившие мужчина и женщина. Он что-то настойчиво просит у нее, она никак не соглашается это ему дать. Темная тоскливая осень заглядывает в лицо.

Как будет дальше?

Высоко в небе замигала красная точка. И я вспомнил, как там, на родине, давным  давно, так же глядя на далекие мерцающие точки в небе, я мечтал, что когда  нибудь уеду. И стану счастлив

И теперь снова хочется заплакать. От чего?

И лучше тебе не знать,

Как я живу и чем.

С кем, когда и зачем.

Вижу какие сны,

И как я боюсь зимы.

Как страшно по вечерам

И как хочу домой, к вам.

Как плачу, видя детей.

И от своих же затей.

Пью, словно воду, вино

Думаю, глядя в окно.

Тело привычно дрожит.

Здравствуй, сладкая жизнь!

С днем рождения, сынок!

Хорошо, что нет снега. Поеду подработать на аквагримм в выходные, заберу сапоги из ремонта  потом пусть идет.

Глава 6. Степачка и Линачка

На голове у меня вырос рог.

Доктор осмотрел меня. За последний месяц он осматривал меня пятый раз. Реакция его была одинаковой:

Ничего не могу понять Что с вами творится? Ей  Богу,  выдыхал он,  к ревматологу, только к нему. Избыток кальция, знаете, не шутки.

Я не женат, а рог свербит. Сил уже никаких, как свербит. Я уже китайскими палочками чешу голову, а все свербит. Оно музыкой проходит. Звуком, как, знаете, будильник звонит и звонит утром

Нервный тик..?

Я молчал. Доктор смотрел в сторону, равнодушно, как картонный человечек, которого чьи-то пальцы двигают по заезженной колее. Звук пробивал голову. Он топорщился, лез иголками, дергал ниточки в моем мозгу с настойчивостью садиста.

Я поднялся на поверхность, и, наконец, вынырнул. Опустив руку, пытался нашарить телефон на полу возле кровати. Дикая мелодия кантри рвала нервы из дальнего угла комнаты.

Откинув теплое одеяло, выскользнул в стылую комнату.

Да

Из трубки доносилось клокотание, словно как повреждение на линии.

 Аллё!

Степачка Степа, слышишь? Линачка умерла

Плач нарастал. Так мелкий дождь превращается в ливень. В шторм. В цунами. В рыдания.

Я чуть не спросил, какая Линачка. Но тут понял, что это Лина.

КАК???

Инга Петровна, а это была она, промычала:

Ночью Перевернулись на машине в горах У нас ливень был

Я вскочил, что-то делал. Только когда Инга Петровна положила трубку, разглядел себя голого в отражении балконной двери с почти докуренной сигаретой во рту.

Вышел из комнаты, в чем был: в трусах. Старуха не заметила или включила деликатность. Заглянула в лицо, проверещала:

Случилось что, Степочка?

В кухне заметался из угла в угол  забыл, зачем пришел. Она заковыляла из комнаты.

Степа, что с тобой?

Жена бывшая умерла.

В деланном ужасе и похмельном трясуне, всплеснула руками:

Айяйяй! Ох, что же теперь. Да горе-то какое,  опустилась на стул, делая вид, что не смотрит на мои ноги. Но бесцветные ее глаза шныряли туда  сюда. Бросила критичный взгляд на стол, подвинула истерзанную тряпку к сахарнице, оценила, поджав губы, положение предметов и никак не могла пристроить псориазные руки.  А родственники там-то есть? А сынишка  то с ей?

Назад Дальше