Когда спустились, вот именно. Вам ответили, что вас никто не звал. А дальше? Эти сестры что, пошли с вами по кабинетам? И в туалет с вами пошли курить?
Нет, Прятов опустил голову и уставился в пол. Обычно они ходят, но на этот раз не пошли. Я был один.
Он подумал о гинекологе, которого видел в смотровой, но тот был настолько занят, что на него нечего было надеяться.
А вы их звали с собой?
Не звал, к сожалению.
Понятно. Кем был принят звонок?
Медбратом, его зовут Михаил.
Вы сами не разговаривали с тем, кто вас якобы вызвал?
Нет, только он. По местному телефону.
Следователь перевернул лист и задумался.
Что вы можете сказать о поведении вверенной вам палаты в ночь вашего дежурства?
Все было тихо.
Вы заходили внутрь проведать больных?
Нет, не заходил.
Почему? Это ведь входит в ваши обязанности?
Не совсем так, лицо Александра Павловича пошло красными пятнами. Среди них нет острых больных, требующих постоянного наблюдения. Им оказана помощь, они проходят стандартный курс планового лечения. Никого не лихорадит, ни у кого не расстроен кишечник. Не было никакой надобности заходить и проверять. Когда кто-то нуждается в наблюдении, мы так прямо и пишем в истории болезни, в листе назначений: наблюдение дежурного врача.
А кто писал назначения для девятнадцатой палаты? Не вы ли сами?
Я сам.
Понятно. Значит, вы самостоятельно решали, кого вам наблюдать, а кого нет?
Получается, что так.
Хорошо, следователь подробно все записал. А как же соблюдение режима? Точнее, его нарушение? Давайте говорить начистоту: дело выглядит так, что ночью в отделении состоялась пьяная ссора, и кто-то ударил вашего больного бутылкой по голове, в туалете. Как же могло получиться, что вы не в курсе?
Было очень тихо, я повторяю, не сдавался Прятов. Насколько я понимаю, все произошло, пока меня не было. В отделении оставался средний персонал: медбрат и медсестра. Спросите у них.
Спрошу, зловеще пообещал следователь. Что вы можете показать о потерпевшем?
Ничего ценного, быстро ответил Александр Павлович, думая о жалобе успел ее написать Кумаронов или нет? Отправить по назначению, судя по поведению Дмитрия Дмитриевича, не успел точно.
Вот это уже странно, нехорошо улыбнулся тот. Вы же его лечили!
Довольно недолго, парировал Прятов. За пару дней человека не узнаешь. Или вас, может быть, диагноз интересует? Анализы? Лечение?
Диагноз мне уже известен, покачал головой следователь. Меня интересует личность и ваши отношения с этой личностью. Неужели у вас даже первого впечатления не осталось?
Нет, как можно суше ответил Александр Павлович. Он очень глубоко переживал происходящее и сжал кулаки. Следователь покосился на них:
Почему вы нервничаете?
Собираюсь с силами, измученно повинился Прятов. Я все-таки с дежурства. Доктор не лошадь.
Понимаю. И все же как насчет первого впечатления?
Если вы о личности, то оно, повторяю, довольно блеклое. Человек, как человек Он чуть было не брякнул, что Кумаронов был блатным, но вовремя сообразил, что вывести это следователь никак не мог сам, так как Кумаронов попал в общую палату. И просвещать следователя ни к чему, иначе можно навредить Николаеву и Васильеву. Тогда ему точно конец.
Следователь с минуту подумал.
Следователь с минуту подумал.
В отделении не было посторонних? спросил он резко. Вы никого не встретили? Родственники, гости из других отделений?
Прятов решительно отвечал, что посторонних не было.
Распишитесь, приказал гость.
18
Следующей была допрошена Марта Марковна, которая не сообщила ровным счетом ничего, но чем-то расположила к себе следователя.
Он откинулся на спинку стула и даже немного отъехал на нем из-за стола, наслаждаясь искренним волнением Марты Марковны. И начал беседу со своего излюбленного вопроса: что, дескать, она может рассказать по сути дела?
Та схватилась за свою областную мясомолочную грудь.
А что я? Я-то что знаю? спросила она испуганно. Вон у них спрашивайте! Марта Марковна свела глазки в кучку и указала пухлой рукой на дверь. Такая пьянь, такая сволочь, все до единого, не люди, а скоты!..
Следователь согласно кивал, сдержанно улыбаясь.
Ну а все-таки? повторил он настойчиво. Не ссорились, не дрались между собой?
Марта Марковна испуганно замахала руками.
Я что им, сторож? Избави бог! Каждое утро выгребаем эти проклятые пузырьки, и когда же они все упьются
Следователь остановил ее жестом.
Хорошо, он вновь улыбнулся, и видно было, что эта гримаса ему непривычна. А что вы скажете о вашем молодом докторе?
Молодой, с готовностью кивнула старшая сестра. Образованный. Вежливый и культурный, со всеми на «вы». Ни разу пьяным не видела, ни разу запаха не учуяла
А вот его отношения с больными
А какие отношения? Хорошие отношения! Благодарность ему была, и не одна, письменная! Не то что иные, Марта Марковна понизила голос. Я вам скажу, что многие у нас недалеко ушли от этих, скотов, которые упились бы все поскорее, насмерть
Поговорив с Мартой Марковной о жизни, следователь отпустил ее и пригласил Мишу. Тот вошел вразвалочку, имея в лице неуловимое сходство с осведомителем царской охранки. Небритость делала его физиономию похожей на пухлый блин недопеченный и чем-то посыпанный.
Вы находились в отделении всю ночь, следователь взял быка за рога. Это так?
Наверное, да, буркнул тот нерешительно.
Так наверное или да?
Всю ночь, кивнул Миша. Находился.
Тогда я жду от вас подробного рассказа о ночных событиях.
Никаких событий не было, забубнил Миша. Сделали вечерние инъекции, выпустили мочу, перестелили. Катетеры поменяли, трубки то есть Температуру смерили. Перевернули, кого положено. Сели смотреть телевизор
Телевизор, язвительно повторил следователь.
Ну да.
Хорошо. Посторонних в отделении не было?
Я не заметил, осторожно ответил медбрат.
А проверяли?
Проверяли, энергично закивал тот. Я же говорю инъекции, моча
Это перед сном, не отставал следователь. А после?
Миша уставился в пол.
Не стану же я заходить каждую минуту В инструкции не сказано.
А к тяжелым больным? Из рассказа Прятова следователь, конечно, помнил, что никого особо тяжелого в отделении не было.
Нету таких, сказал Миша, подтверждая тем самым слова доктора.
Следователь разочарованно дописал страницу и перевернул очередной лист.
Ну, допустим. Давайте о звонке, которым вызвали дежурного врача. Вы помните, во сколько это было?
Около двух часов ночи. Очень хорошо помню.
А почему вы вдруг запомнили?
Ночью, когда звонят, всегда почему-то на часы смотришь.
Допустим и это. Вы принимали звонок? Или кто-то другой?
Точно так. Я принимал.
Вы узнали голос?
Нет, честно признался Миша и даже слегка поежился. Он мне знакомым показался, но каким-то необычным. Как будто душил его кто, что ли Жутковатый голос, нечеловеческий даже.
Мужской или женский?
Черт его знает, Миша развел руками.
И вы не стали выяснять?
Да чего выяснять, у них в приемнике каждый день люди меняются. Всех не упомнишь. И гнусавые попадаются, и хрипатые, и с кашей во рту
Ну, хорошо. А если это чье-то хулиганство? Вы об этом не думали?
Миша непонимающе заморгал.
Глупая шутка, смягчил формулировку следователь.
Тот неопределенно пожал плечами, вспомнив о малолетках с педиатрии. Они, больше некому.
Пробежится доктор и ладно, здоровее будет? в голосе допрашивающего обозначилось прокурорское ехидство.
Миша сделал некий жест, допускавший произвольное толкование.
Дальше что было? осведомился следователь, выдержав неодобрительную паузу.
Миша вдруг зевнул: широко, сладко.
Дальше охранник пришел.
Следователь весь подобрался, глаза его зажглись:
Охранник? Зачем? Кто его звал? Тоже незнакомый голос?
Странности минувшей ночи постепенно начали доходить до Миши. Впервые на его лице появилось некоторое подобие тревоги.
Вот ведь черт! Он сказал, что мы его и вызвали
Но это было не так, я правильно понял?
Не так. У нас была тишь да гладь. Он походил по палатам, посмотрел
В девятнадцатой был? быстро спросил следователь.
Миша кивнул.
Был. И в девятнадцатой, и не только. Все на месте, сказал. Да я с ним сам ходил в девятнадцатую
И в туалет заглядывал?
Не знаю. С него станется. Я не смотрел.
Так, следователь отложил ручку и побарабанил пальцами. Где он сейчас?
Дрыхнет, небось, внизу, если домой не ушел.
Следователь, прихватив протокол, встал, распахнул дверь и зычно позвал кого-нибудь; на зов прибежал не кто-нибудь, а лично Васильев. Ему было поручено немедленно связаться с приемником и принять меры к задержанию охранника до особого распоряжения. А лучше сразу тащить его сюда, на этаж.
Поджав губы, следователь вернулся за стол.
Что потом? спросил он уже равнодушно.
Потом вернулся доктор, ответил Миша. И лег спать. И мы легли, он немного смешался, употребив множественное число.
«Мы» это вы с дежурной сестрой? немедленно и безошибочно вцепился в местоимение следователь.
Да, бесшабашно сказал Миша, глядя ему в глаза. У нас одно помещение, для всех. Притесняют средний персонал.
Понятно. То-то вы расстроены. О дальнейшем, я полагаю, спрашивать бессмысленно. И все же, для протокола может быть, вы что-то слышали? Может, видели?
Миша с фальшивым сочувствием покачал головой.
Как можно? Зачем мне скрывать? Мне пока на нары не хочется
Сразу и нары, осклабился следователь.
19
Казака задержали на выходе из корпуса, когда он был уже вполне целеустремлен и собирался навестить ближайший ларек.
Задерживали всем приемным отделением, куда поступила команда от самого Николаева. Казак топтался, обшаривая бездонные карманы в поисках денег. Сосредоточенное выражение на его лице мгновенно сменилось яростью.
Тихо, тихо, сказали ему, окружая и приближаясь с опаской, как к бешеному животному.
Его взяли в кольцо и начали теснить к парадному входу. Охранник сверкнул глазами и потянулся за кнутом. Тут же грянул нестройный хор:
Главный распорядился! Главный!
Опешившего казака, который никак не мог взять в толк, какие-такие позабытые во хмелю преступления вменяют ему в вину, втолкнули на лестницу. А дальше он стал подниматься сам, поминутно оглядываясь.
В кабинет Васильева он вошел не без опаски, но довольно нагло.
Следователь приступил к допросу и сразу встретил ожесточенное сопротивление.
Не знаю я ничего! От возмущения у казака распушились усы. Разбудили, дернули Среди ночи, между нами говоря!