Больше всех из таких вот психологов в память мою врезалась Ирина Лукашина. Невысокая, русоволосая, чистенькая девушка лет 23-х. Вряд ли рожала. Из всей косметики только чуть подкрашенные реснички. Ручки точёные. Пальчики ухоженные и тонкие так мило гармонируют с еле заметным пикантным излишком в области бёдер при идеальной талии. А улыбается так, что хочется укусить в уголок рта.
Бог весть, на кой чёрт судьба закинула её в это учреждение, но со своей должностью Ирина старалась справляться на совесть. И на столе и в картотеке был наведён образцовый порядок. Отличница, как пить дать. Первое время она изо всех сил старалась скрыть робость под официальный тон, делая взрослый голос:
Садитесь, пожалуйста, и расправляет плечи, чтобы казаться выше.
Я с удовольствием присаживаюсь на дальний край кушетки, чтобы не пугать её.
Она пару раз тихо хмыкает горлом, будто готовится зачитать прогноз погоды:
Как вы себя чувствуете? Хм
Мы оба отлично знаем, что мне нужно отвечать. Жаловаться можно только на самочувствие. И то, в нейтральных тонах. Так Мелочь какая-нибудь Не выспался, например. Один чудик выложил терапевту всю правду-матку о ночных кошмарах, а тот и выписал ему галопередол* на 2 дня
Бог весть, на кой чёрт судьба закинула её в это учреждение, но со своей должностью Ирина старалась справляться на совесть. И на столе и в картотеке был наведён образцовый порядок. Отличница, как пить дать. Первое время она изо всех сил старалась скрыть робость под официальный тон, делая взрослый голос:
Садитесь, пожалуйста, и расправляет плечи, чтобы казаться выше.
Я с удовольствием присаживаюсь на дальний край кушетки, чтобы не пугать её.
Она пару раз тихо хмыкает горлом, будто готовится зачитать прогноз погоды:
Как вы себя чувствуете? Хм
Мы оба отлично знаем, что мне нужно отвечать. Жаловаться можно только на самочувствие. И то, в нейтральных тонах. Так Мелочь какая-нибудь Не выспался, например. Один чудик выложил терапевту всю правду-матку о ночных кошмарах, а тот и выписал ему галопередол* на 2 дня
Наблюдая, как Ирина красиво делает наклон ручки, строча в моей медкнижке, пытаюсь затянуть визит:
Да, знаете, доктор, как-то задержался я тут, что ли?
Девушка, не меняя позы, взмахивает ресницами снизу вверх, словно вилами распоров мне живот, застряв остриями где-то под кадыком. Горло сдавило так, что невозможно вдохнуть и судорога между лопаток мощно потянула шею, запрокидывая голову назад. Падая на спину, я пробиваю головой стену и битый кирпич с сухим пыльным стуком высыпается мне на лицо, забивая пылью штукатурки глаза и разбивая губы.
Вы меня слышите?
Я больно сглатываю и фальшиво медленно зеваю, прикрывая рот, что бы она не заметила моего приступа. Испугается. Уже второй раз невольно скосила прелестные глазки на кнопку вызова, контролируя расстояние до неё.
Как вы себя чувствуете?
Голос мой на удивление быстро восстановился после спазма и почти не хрипит:
Хорошо
Она секунду думает и опять пишет.
Из хлебного мякиша я слепил ей неделю назад толстого кота размером со спичечный коробок. Кот потешно сидит, растопырив лапы. Пузо круглое, рожа нахальная, довольная, лапы в боки. Вместо глаз головки спичек. Теперь кот сидит на ирином подоконнике на небольшой круглой салфеточке. Под мышкой у кота завядающая ромашка, сунутая Ириной, видимо, пару дней назад.
Лекарства принимаете регулярно?, девушка смотрит так внимательно и немножко тревожно, что я невольно улыбаюсь и поспешно ёрзаю, шаркая тапочками:
Да-да, конечно
Аминозин?
Угу И сульфазин тоже
Она недоверчиво щурится, выдержав паузу и опять пишет, а я перевожу дух. Завиток на виске Ирины нежно щекочет маленькое ушко с дырочкой без серёжки. А по шее с еле заметным серебряным пушком вниз под накрахмаленный воротничок халатика убегают мурашки. Прохладно в кабинете. Беззвучно втягиваю запах красавицы Под халатиком розовый тонкий свитерок. Прелесть, как хороша!
Наконец закончила писать, положила начинающую дымиться авторучку на стол перед собой. Скрестила руки в локотках, осматривает меня:
Есть какие-нибудь жалобы? Пожелания? Как вы спали?
Я вижу как авторучка медленно желтеет, покрываясь испариной, теряет форму и, слабо вспыхнув голубым мерцанием, начинает медленно стекать по столу, подползая горящей лоснящейся пластмассой к локтю Ирины.
Вы меня слышите?
Белоснежный рукав желтеет и, мягко почернев, вспыхивает алой сеткой, словно изнутри сигару приставили.
Эй! Вы меня слышите?..
Расширяясь, пятно поползло вверх, защёлкало, разгораясь, и, с томным невесомым «пах!», занялось слабым желтеющим огоньком до самого плечика девушки.
Я совершенно отчётливо вижу, как не в силах сдержаться, я легко несколько раз стряхиваю ладонью пламя с её рукава, молниеносно склонившись над столом.
Ирина, звонко ахнув, бьёт ладошкой по кнопке и отъезжает на стульчике спиной к окну, закрывая голову руками, а я понимаю, что зря я это сделал, и сажусь на место, слушая, как по коридору бегут санитары. Зная, что они будут валить на пол, ложусь на кушетку, кладу открытые ладони на живот. Дверь открывается. Шум, гам. Один держит ноги, другой выворачивает зачем-то руку, прижимая мою голову к кушетке и я вижу, как мой хлебный кот испуганно выглядывает из-под шкафа, выжидая момент, что бы достать лапой обронённую в спешке на полу ромашку
галоперидол* гадость, которую колят особо отличившимся. От неё все мышцы выворачивает судорога, связывая по рукам и ногам.
****
Виноград
****
Виноград
Был у нас по-соседству в одной бригаде занудный тип один. Помню фамилию звучную его Чекардин, а по имени Андрюха. В свои сорок с лишним лет Андрюха отличался редким талантом такого ядовитого занудства, что частые побои на его бледном лице воспринимались всеми как должное, а привычное его одиночное сидение где-нибудь, хоть в изоляторе, хоть просто поодаль от всех в сторонке естественным и разумным. Прочно завоевав репутацию «чудика», Андрюха всё дальше отдалялся от коллектива и замыкался, что удручало меня. Слушать его нытьё было интересно. Обычно он говорил сам с собой, размышляя при очередном своём разносе в адрес действительности вообще. Доставалось от Андрюхи многим. От неряхи-баландёра до, например, режиссёра какого-нибудь фильма. Не терпел фальши Андрюха! Радио у нас не выключалось ни днём ни ночью, и Андрюха как правило разговаривал только с ним. Слушать это было сложно. Диктор поставленным голосом зачитывает серьёзные вещи, а Андрюха изловчается вставлять свои идиотские коррективы в текст. Например, диктор рассказывает взволнованно об аварии, в которой пострадала автоледи, и Андрюха в тон диктору в паузах вставляет свои выводы короткой песенкой: «Авто-леди на мо-педе пострадала-страданула» Далее идут новости о международной обстановке и Андрюха замирает, внимательно слушая. Его ядовитая нелюбовь к Америке и к Обаме лично нам известна, и я жду очередной порции. Дослушав до конца, Андрюха хмурится и зло бормочет, вздыхая: «Взяли бы и написали, так мол и так Вашингтонская область, город Вашингтон Белый дом, второй кабинет, Бараку Обаме. Так мол и так, Обама Чмо ты поганое!.. Сука такая»
Особую страсть Андрюха имел конечно же к критике современной эстрады. Мы прислушивались к очередному его монологу и уже через минуту прыскали смехом, отложив работу. Мешанина Андрюхиных разглагольствований была обильно приправлена вокальными импровизациями, причём исполнял их Андрюха мастерски. Начинал он внезапно и будто издалека, напевая и умышленно уродуя услышанное по радио:
Встретил теб-бя я.. Была ты так-кая вся!.. ми-илая, по-тихоньку блеял он неожиданно, издевательски завывая и похабно покачивая куцым задом, Милая-милая, милая сердцу кр-расивая Ёханый бабай
Любую, казалось бы, безобидную песню, этот змей преподносил так, что невольно начнёшь сомневаться в её безобидности. Удивительно было так же то, что, раскаляясь, Андрюха уходил в раж и к концу своего ядовитого монолога сам откровенно расстраивался и сатанел, громко покрывая автора и исполнителя таким сложным восьмиэтажным матом, что мы невольно замолкали, что бы ни чего не упустить и дослушать до конца.
Жы-ыл был худо-ожник одын!
(вдруг затягивает он басом с сильным грузинским акцентом)
Домик имел и холсты
Но!.. (длинная пауза и указательный палец вверх)
Он актрису любил,
Ту, что любила цветы.
(горький длинный вдох, и далее на пол-тона ниже)
Он тогда прО-Одал свой дом!
Про-Одал картины и кров.
И-и-и на все деньги купи-ил
Це-елое стадо коров, бляха муха!
Андрюха презрительно сплёвывает и огорчённо качает головой, не обращая ни малейшего внимания на наше ржание:
Поэт-т-твою нехай!..
А как доставалось песням-однодневкам рассказывать я не буду. Андрюха умудрялся импровизировать на ходу, меняя или переставляя слова, либо часть текста, либо весь текст. Грозным коршуном, бывало подскакивал он к задрипанному магнитофону в столярке, заслышав очередную «зьвизьду» (его словечко), склонялся к пыльному помятому динамику, слушал несколько слов, мстительно убеждался, и выдавал такую рецензию, что даже мои, видавшие виды, уши пристыженно краснели, пытаясь спрятаться друг за друга. Репертуар песен был очень скуден и, например, трогательную песенку про «ещё совсем малюсенькие ножки» с лёгкой Андрюхиной подачи бригада пела уже машинально: « глаза похожи на пОпу!».. Причём ни у кого не получалось скривить рожу так мерзко, как это единственный раз сделал Андрюха.
Но случалось, конечно, что он вдруг замирал, дослушивая песню да конца, не проронив ни слова. Не помню, чтобы у него были претензии к Кобзону, Гвердцетели или Антонову, например. Большим и шумным событием, помню, была трансляция нового хита Серёжки Зверева «Алла». Извините, но я пропущу абсолютно все варианты этих мерзостей и похабщины. Скажу только, что самым высоким рейтингом у нас пользовался наиболее популярный его вариант «Что ты делаешь с калом?..» Гадость, одним словом, что и вспоминать не нужно
Уже будучи в госпитале, в забытьи туберкулёзной горячки Андрюха трясся по-собачьи и бормотал куда-то торопливо вверх про город Виноград. На вопросы он уже вовсе не отвечал, а говорил быстро и удивительно складно, то переходя на шёпот, то выкрикивая надрывно в ночью про выдуманный им город. Смутно помню лишь короткий обрывок его бреда:
Объявляю планет парад,
Я негромко включу дождь.
Уезжаю в родной Виноград
Моя сладкая
Ложь.
Если дождь, то к дождю град.