Это он нам? спросил я, собираясь обидеться.
Это он мне, дипломатично ответил Паша.
А! Тогда ничего, а то ведь и обидеться могу, на дуэль вызвать. Тэк-с, судя по лексикону, картину ставит сам Тарантино. Я примирительно улыбнулся.
И все же, вы к кому? поторопил меня Паша.
Просто гуляю Не волнуйся. А про Кэтрин-Зету я пошутил. Она, дура такая, как-то пошло похудела в последнее время, лишившись аппетитности. Ты мне лучше скажи, где Людмила Дмитриевна?
А! Парень облегченно вздохнул, развернулся, посмотрел в сторону тента, сложил руки рупором и закричал так, словно, заблудившись в ГУМе, звал маму:
Людмила Дмитриевна!!!
Пауза.
Давай вместе, предложил я. На раз-два-три!
Людмила Дмитриевна!!!
Паша, сукин сын, не ори!!! Снова мужик с мегафоном.
Слушай, я вот не пойму, кто все-таки режиссер у вас? спросил я Пашу. Михалков?
Сашка, послышался голос Людмилы Дмитриевны. Не хулигань!
Она подошла к нам с другой стороны, с тыла.
Привет, хранителям!
Привет-привет. Ты мне, как раз и нужен.
Зачем? удивился я. Если в кино сниматься, то я не согласен. Подозреваю, что все достойные моего таланта роли уже разобраны интриганами от искусства, так?
Мы вас в следующий проект пригласим, пошутил Паша. На роль Хлестакова.
Пашка! Людмила Дмитриевна всплеснула руками. Прекрати.
Прекрати, Пашка, подыграл я ей. Какой Хлестаков? В глубине души я стопудовый Печорин.
Пашка!!! Мужик с мегафоном. Иди сюда!
Побейте вы его, посоветовал я Пашке. Ногами. Темную устройте.
Сегодня же, пообещал Пашка, и пошел к режиссеру, кричавшему: «Где наши цыгане?!»
Мы присели на деревянную лавочку.
Людмила Дмитриевна, здесь и цыгане есть? спросил я. Вот совпадение!
Есть, подтвердила она. Артисты.
Плохо. Сюда бы настоящих. Ко мне гость приехал, из Америки. Вот бы он обрадовался. Эх, как там Кай о бэрги Мэ сом ром Хоп-хоп-хоп! Душевные люди, эти цыгане. Только вот если москвичей квартирный вопрос испортил, то цыган, стопудово, торговля героином.
Небольшая пауза.
Сашка, хорошо, что ты приехал. На послезавтра запланирована встреча творческой группы из Москвы с нашими. А я многих найти не могу телефоны не отвечают. Может, кого увидишь? Передай, чтобы в малый зал Дворца Культуры приходили, к шести вечера.
Разумеется, передам, если увижу. Сами понимаете на огородах бархатный сезон в самом разгаре.
«Наши» местные поэты, художники и музыканты. Среди них есть очень талантливые и оригинальные люди. Стихотворение одного пожилого поэта я выучил наизусть:
Бутылка водки на троих
Лекарственная доза.
Неспешно можно на двоих,
Особенно с мороза.
По пузырю на одного?
За вечер? Много.
На утро тяжко в голове,
Родные смотрят строго.
К тому ж теряется контроль
За делом, за словами.
Но выпить все-таки не грех!
Когда и с кем? Решайте сами.
У тебе есть новые стихи? спросила Людмила Дмитриевна.
Нет, ответил я. Я больше не пишу стихов, так как окончательно вышел из юношеского возраста. И явился мне ангел, и сказал мне: «Выбирай стихи или прозу!» Я прозу выбрал, суровую и беспощадную, как конница Буденного.
Все шутишь, улыбнулась она. Напиши чего-нибудь. Хорошо?
Попробую, пообещал я. Известные люди есть? Я кивнул в сторону киношников.
Разные, лаконично, в ее стиле, ответила она. Но и молодых много. Пойдем, познакомлю.
Познакомились.
Режиссер оказался конченым неврастеником. Злыми шутками я пресекал все попытки демонстрации снобизма с его стороны. Две девушки весело купались в давно нечищеном озере. Я хотел предложить режиссеру подзаработать на лесбийской эротике, но к нему подошли цыгане два небритых мужика и три женщины, без гитар и медведя, но с пивными бутылками в руках. Он сразу стал на них кричать. Вернулась с прогулки актриса в красивом платье, с заляпанным, все-таки, подолом. Как видение она мне нравилась больше, но, к сожалению, я имел несчастье видеть ее в некоторых так себе ролях, оставивших в моей чуткой душе неприятный осадок.
Перерыв подходил к концу. Позвонил Майкл, про которого я, к великому стыду, совсем забыл.
Саша, ты где? Я теряюсь.
Я подробно объяснил ему, как нас найти, и важно заявил режиссеру:
Сейчас к нам придет известный американский актер, волей судьбы оказавшийся в наших гостеприимных краях.
Гонишь, не поверил он.
Я? Гоню? Вон смотрите туда! Показал на тропинку. Не пройдет и пяти минут, как он предстанет перед нами.
Джордж Клуни? спросила актриса.
Круче! Эдди Мерфи
Прошло шесть минут.
Вау!
Из парка вышел Майкл. На долю секунды мне стало стыдно. Потому что я забыл о его постиранной одежде. А в том, что она окажется постиранной, я не сомневался. Но забыл! Никитична жила одна. Уверен, ей приятно за кем-нибудь поухаживать, даже за республиканцем из Нью-Йорка. И У нее начисто отсутствовал гардероб для гостей. Так вот, мне стало стыдно за внешний вид Майкла. Но только на миг, на один только миг! Подло стыдиться своих знакомых даже если они являются в самом непотребном виде. А именно в рваном, словно его кусали голодные овчарки, ватнике, широченных штанах неопределенного цвета, опоясанных солдатским ремнем, и белоснежных «Рибок» баскетбольного фасона. В руках небольшая видеокамера.
Мамочки! Кто это? Бомж? манерно воскликнула актриса. Ужас!
Ну да, это не совсем Мерфи. Я решил сказать правду. Это ученый-историк, из Америки. Майкл Белл. Только вчера прилетел.
Мамочки! Кто это? Бомж? манерно воскликнула актриса. Ужас!
Ну да, это не совсем Мерфи. Я решил сказать правду. Это ученый-историк, из Америки. Майкл Белл. Только вчера прилетел.
Быстро же он деградировал, заметил режиссер.
Вот прикол! непонятно чему обрадовался Паша, снимая с шеи телефон. Наверное, он, как и я, любил занимательное видео.
Майкл, заметив пристальные взгляды, боязливо остановился в шагах десяти.
Саша. Он негромко позвал меня. Я встал со стульчика. Никитична кушать зовет. А когда мы в монастырь поедем?
Мощная, потрясающе выразительная немая сцена!
Группа вернулась к съемочным делам, а мы возвратились к Никитичне. Майкл еще раз робко напомнил мне про монастырь, но я посоветовал ему просто походить вокруг деревенской церквушки, чтобы духовно подготовиться к поездке.
Там, брат, может сильно шандарахнуть по голове, без адаптационного периода. Эффект будет сильнее, чем от гречишного поля. А ты еще и баню принимал. Как тебе, кстати?
Хорошо, сказал Майкл. Очень хорошо.
Приближался вечер. В доме Никитичны было прохладно. Со стен смотрели пожелтевшие портреты в скромных бумажных рамках. Муж, умерший несколько лет назад, сама Никитична. Оба молодые и официальные в костюмах, на которых красовались награды. Там же висели уже цветные, современные фотки детей и внуков, живущих на Сахалине.
Мы хрустели малосольными огурчиками, обжигались вареной картошкой, и хвалили розовое сало. Нашлась и бутылка. Никитична пила куда больше, чем Майкл. Закончив трапезу, вышли с ученым на крыльцо.
Кузнечиков будем слушать? поинтересовался он.
Точно! Ты, главное, не скучай. К тому же тут другие кузнечики. Прислушайся Наши в другой тональности работают.
Саша, осторожно начал Майкл, вертя в руках зачем-то прихваченную из дома мухобойку. Ты не обижайся, но я хочу спросить как она может так жить?
А чего обижаться? Я пожал плечами. Живет, как может. Чего ж ты у нее не спросил?
Неловко.
Знаешь, чем у нас заканчиваются такие разговоры со стариками?
Нет.
Ну, они поплачутся, обматерят последними словами правительство, а в конце обязательно скажут, что в войну было куда хуже. И что пока есть остатки здоровья, им не на что жаловаться. Летом работают, зимой телевизор смотрят. Ходят друг к другу в гости. И то, что они видят в телевизоре, кстати, пугает их куда больше, чем такая вот жизнь. Тут, брат, у людей реально одна душа, одна жизнь. Общая. А в твоем городе каждый сам по себе. Вот ты умрешь, и весь Нью-Йорк вряд ли придет к тебе на похороны. Так? А к Никитичне, дай бог ей здоровья, даже из соседних деревень приедут. Усек? И помогут, если захворает.
Но ей тяжко
Ей не тяжко, черт тебя возьми, ей тяжело. В бытовом смысле Но вот смотри москвичи приехали кино снимать. Натура такая хорошая, все дела. А потом в городах люди будут сидеть, смотреть сериал очередной. Никитична в массовке крепостная.
И что?
Как что? Не понял? Они через телевизор будут любоваться парком, озером, усадьбой. А она постоянно здесь живет. Может, поэтому она в свои годы чувствует себя лучше, чем иногда я. Позитивная энергия, брат. Уловил?
Не совсем.
Потом поймешь. Может, через пару-тройку дней. Я встал с крыльца. Пойдем, подремлем. В это время хорошо дремать, до вечера. Только я, чур, на веранде.
А монастырь?!
Не успеем. Завтра, Ок?
Часов в восемь пошли в усадьбу.
Режиссер переругивался с оператором из-за какой-то сломавшейся пустяковины, остальные бездельничали. Цыгане развели большой костер, запели песни. Запахло шашлыком. Водка была излишне теплой, а вода в озере чрезмерно холодной. Один из молодых актеров хотел попрактиковаться в английском. Майкл удовлетворил его просьбу, и они принялись болтать на какие-то, явно неинтересные, скучные темы. Потом прыгали, как на Ивана Купалу, через огонь, что очень понравилось Майклу. Иногда я посматривал в небо, ожидая увидеть там Ленку в ступе, с набором разведывательной фотоаппаратуры на борту. Не увидел. По небу летали подмигивающие спутники, нечасто, но падали звезды. Млечный Путь, как всегда, кружил голову, вводил в транс. Майкл читал рэп под цыганский аккомпанемент. Он часто переходил на родной язык, крича про «мирикал». Оно и понятно. Сегодня он имел честь лицезреть одно из русских чудес, суть которого заключается в том, что для запуска волшебного механизма достаточно просто прокатиться по гречишному полю, пусть и не на телеге Впрочем, к чему я это рассказываю? Будто вы не никогда не отдыхали ночью возле озера
Сволочи! Ну какие они все сволочи! Откуда-то издалека, словно с Луны, долетел до меня женский голос, вещающий какую-то ерунду. И этот нажрался!
Актриса?
По течению
Ранним утром мы попрощались с полуживыми от всенощного веселья киношниками, и сонно, неспешно, приползли к Никитичне. Стали собираться домой. Искусанный комарами Майкл яростно, как истерзанный блохами пес, чесался. Нормальная, в общем, ситуация, но я вспомнил, что ночью все удивлялись а куда, блин, подевались приозерные комары? А? Где ответ на таинственную загадку природы? Словно без комаров всем было скучно. А комары, оказывается, времени зря не теряли, высасывая кровь Майкла. Не исключаю, что он излучал гораздо больше инфракрасных лучей, и на его фоне остальные оказались просто недоступны комариным радарам.