Так мы с мамой выжили благодаря добрым людям, особенно Забиле Елизавете Федоровне и другим: Квитам и бабе Домне Лесовой с её дочкой, кажется точно, Настей и другим селянам, которые любили мою маму. Велыкое им спасибо!
Говорят, у голода любви нет. А я скажу: Есть! Только надо любить друг-друга, как сказано в Священном Писании.
Возлюби ближнего
Я знаю, мама любила людей и никогда никого не осуждала, всегда говорила: «Бог им судья». Но зато, она любила Бога Иисуса Христа, больше всего на свете и всегда молилась Ему с любовью и смирением, а иногда она молилась в слезах, и просила у Него спасения, а не у людей.
Бог Иисус Христос, Спаситель наш, услышал слёзную молитву мамину, и Он послал спасение нам через добрых людей, которых я описал.
Урожай в 1933 году выдался не плохой, кто мог, что посеять свое и колхозное, все выросло. Мы с хлопцами лазили на поля, рвали и мяли колосья, воровали горох. Драли гнезда в лесу, собирали грибы все подряд, а дома родители сортировали их и больше половины, а то и всё мама выкидывала. Пошли орехи на лещине, сейчас их называют «фундук», дали свой плод сады.
Селяне стали оживать и крепнуть физически, но морально были пусты. С души горе не выкинешь. И оно подавляло ту радость, у тех, кто остался жив, и живы остались их дети. Улыбки не увидишь ни у кого на лице.
Сейчас прошло почти 80 лет после той трагедии, которая произошла в 1933 году на Украине. Камнем отдаётся на сердце тот ужас, и горе людское которое происходило у меня на детских моих глазах. Плач и крик пострадавших людей при похоронах, я вижу и слышу и сейчас, когда лежу с закрытыми глазами, и в памяти встают те голодные незабываемые дни. Потом уже мы на кладбище с мамой не ходили, так как не было сил.
Сейчас прошло почти 80 лет после той трагедии, которая произошла в 1933 году на Украине. Камнем отдаётся на сердце тот ужас, и горе людское которое происходило у меня на детских моих глазах. Плач и крик пострадавших людей при похоронах, я вижу и слышу и сейчас, когда лежу с закрытыми глазами, и в памяти встают те голодные незабываемые дни. Потом уже мы на кладбище с мамой не ходили, так как не было сил.
Чудно Бог создал человека, не только положил в голову мозги для жизнедеятельности, но нашёл в них местечко для памяти. А это великое дело в жизни помнить прошлое, какое бы оно не было, но почему-то больше вспоминается хорошее, чем плохое.
Не помню, кто из великих мыслителей сказал, что без прошлого нет будущего. И поэтому в воспоминаниях стараешься, в будущем, вычеркнуть плохое, а хорошее само остаётся.
Мама меня всегда учила, чтобы я никогда ни на кого не злился, а если меня и побили старшие ребята, значит, ты заработал и должен их простить. Что я и делал, каждого ловил по отдельности и «ласкал» их кулаками, и провожал копняком, и прощал.
Грех удаляет нас от Бога и лишает Его благоволения. Церкви порушили, где Он обитает и люди лишились Его Небесной милости, страдали без Божьего покровительства.
Отрочество
Прошёл год. Горе людское немного улеглось. Мама моя поправилась, и приобрела внешний приятный вид, я ею любовался. Люди стали приходить делать заказы на шитьё. У мамы появилась работа и заработок. Наступила зима и мама начала усердно со мной заниматься и готовить меня к школе. Купила букварь и другие книги с картинками, хотя их у меня уже было полно, но это другие с подписями внизу и надо самому их разукрасить. К весне я уже выучил весь букварь и слагал слова, а по матматике считать до ста, добавлять и отнимать числа.
Летом мама мне купила форму, обувь, ранец, книги и всё необходимое: тетради, пенал, карандаши и ручки с пером, помню 86. Я не мог дождаться, когда пойду в школу. Наступил тот долгожданный день 1 сентября 1934 года, я шёл с мамой, со страхом, но радость преодолевала страх, побеждала.
Нас первоклашек, построили на плацу перед школой по росту. Впереди девочек, сзади мальчиков. Я оказался самый высокий среди учеников, которых было 2530 детей. Выступали перед нами директор школы и учителя, что-то говорили и поздравляли нас. Школа располагалась на Пашкивцы, в жилом доме, перестроенном под классы. Было 4-е класса. Потом завели нас в класс. Маленьких учеников посадили на передние парты, а высоких на последние, по два ученика, мальчика и девочку. Сначала все стеснялись друг друга, а потом привыкли. Меня посадили с Галей Харченко, она была девочка рослая и красивая.
А годы летят, наши годы
летят, как птицы.
И некогда нам,
Обернуться назад.
А годы вначале летели действительно быстро. Учился я хорошо, мама проверяла мои домашние задания. и я нормально переходил из класса в класс. Торжественный был приём нас в пионеры. В летние каникулы мама определяла мен я в пионерские лагеря, однажды в один сезон она определила меня на два срока подряд, после чего эту принудиловку я больше не хотел терпеть.
Я любил свободу: лес, ставки, рыбалку. Я любил по долгу купаться, т.к я хорошо плавал. Панский ставок (пруд) был длинный, от Красного моста до насыпи и гребли, наверное, было около 1 км. Я с хлопцами Олыксием Фесенко и Лёней Колисниченко проплывали это расстояние без отдыха.
На берегу Панского ставка рос толстый и высокий явир, такое крепкое дерево, как дуб, ему было более 100 лет, под ним когда-то сидел Тарас Григорьевич Шевченко и писал стихи, в том числе и про явир зелененький.
У этого явора росла, прямо над живописным прудом, толстая ветвь, а потом ствол поднимался вверх, образуя целое дерево, создавая красивый вид над водой. Мы залазили на дерево и прыгали с него, пока я не ударился головой о корни, так как залез ещё на ствол явора и глубоко с него нырнул. Потом запретили всем с него прыгать, даже прибили дощечку с надписью.
Бывало летом, в период каникул, дядя Ваня Бугай приезжал к нам и забирал маму с машинкой, меня и увозил в хутор Лозовое, и мы у них жили вхатыне, и мама обшивала их, и других хуторян. Я с хлопцами сразу дрался, а потом подружились. Они такие там дикие драчуны всегда, как приезжали в село на базар, всегда дрались с нашими ребятами. Мы не успели отдохнуть, как быстро подходил сентябрь (вересень) и опять в школу. Я быстро делал уроки и потом болтался, хотя мама заставляла читать книжки. Зимой я их ещё читал, а весной и летом они меня меньше интересовали, чем природа.
Вначале занятия в 5-ом классе, мы перешли в новую школу, которая была построена на выгоне при выезде в сторону села Калюженцы и Осынника. В школе работали несколько кружков самодеятельности. Чтобы я не болтался без дела, мама повела меня в школу и хотела определить в какой нибудь кружок.
Учитель Иван Пылынович посмотрел мои руки и сказал, что они у меня музыкальные, пальцы длинные, мне можно поступить в музыкальный кружок играть на гитаре или на скрипке. Гитара для меня еще большая, а скрипка будет как раз. На этом, и порешили.
Я стал ходить в музыкальный кружок. Пока изучал ноты, мама выбрала время, поехала в Прилуки, была там два дня. Ночевала у тети Дуси. Проведала там ещё знакомых, приехала и привезла мне скрипку. Я был очень рад. Побежал с ней до Ивана Пылыновича, он настроил её и сыграл на ней несколько песен и танцев. Определили меня к учителю. Им стал дядько Грыцко или Петро, сейчас не помню, но у них вся семья музыканты. Два брата Иван Пылынович и Грыцко мой учитель, и два сына Обеевы, скрипачи. Они хорошо играли в селе и на свадьбах, и на похоронах. Я уже тоже, что-то «играл» смычком по струнам и вроде получалось, хоть и надоело это чирик-чирик, но ещё успевал и в футбол поиграть.
Однажды у нас была ответственная игра куток на куток. Меня заменить было некому, т.к. я играл центрального защитника, но игра у нас получилась 2:2 (ничья), а мы хотели выиграть, и я удручённый пришёл к своему учителю музыки, а урок не выучил. Он мне показывает жестом давай играй. Я достал скрипку стал играть чирик-чирик. Он выхватил скрипку с моих рук и отчитал меня со злостью, что я глухой, потом сыграл сам. Затем дёрнул меня за руку и кивком спрашивает, понял. А я возьми, да и скажи: «Ты, дурак глухой. Пошёл ты!». Он на меня так удивлённо посмотрел, потом как врежет по голове смычком, смычок пополам, струнами повис у меня на ушах. Я вырвался, смычок бросил, а сам тикать, а он меня ещё успел по спине скрипкой огреть. Я с хаты выскочил, через забор перескочил, он выскочил мне в след и запустил скрипкой, которая об забор ударилась и разбилась. Драпал без оглядки. Домой пришёл и маме соврал, что с ребятами после футбола подрались, и она ещё подзатыльника добавила, и без ужина лег спать. Но драма разыгралась на второй день, когда я пришёл из школы и увидел на столе разбитую скрипку и сломанный смычок.
Это неописуемо, но наука в музыкальном направление не продолжилась и второй Паганини не получился. Но у меня был хороший голос и приняли меня в хоровой кружок, а то, что у меня плохой слух, никто не обратил внимания.
Ко дню рождения Ленина готовили концерт и изучали кантату «Ленин всегда живой», её исполняли последней в клубе. Слова я уже забыл, но последнюю ноту, как затянул, то все притихли в хоре, а я тяну. А дирижёр каже: «Юрко! Уже все приехали, а ты куда идёшь?». Я рот закрыл, все как захлопают и кричат: «Юра! Бис!». Я со сцены соскочил и дёру с клуба домой. За мною пришла мама и хочет меня ругать, но не получается и давай вдвоем смеяться.
Так что день рождения Вождя Пролетариата я запомнил на всю жизнь 21 квитня (апреля) 1870 года.
После этого я занимался в кружке ГТО, где дела у меня пошли хорошо, я завоевал твёрдое первое место в классе и 3-е по школе, получил грамоту и значок ОСАВИАХИМА. Вот так!
После 6-го класса никуда не поехал, а нанялся подпасычем пасти частный скот колхозников, так как мама уже болела. Голодовка дала о себе знать. Врач сказала, что у неё гастрит перешёл в язву желудка, а она не лечится.
Утром я получил торбу, то есть сумку с продуктами, бежал домой и отдавал фляжку молока и ещё что-нибудь из сумки, а сам гнал коров на пастбище. В обед женщины приходили доить коров, мы их подгоняли поближе к селу, бывало, кто даст, а кто нет, кружку молока, а если нет, то горбушку грыз с водичкой. Так что цену хлеба и воды я познал с детства, о том, что ХЛЕБ ВСЕМУ ГОЛОВА, помню всегда.