Еще о лексических ошибках. В первой картине торговка яблоками произносит:
Праздник воскресный,
Андел небесный.
Почему-то в опубликованном тексте «Театра» вместо старинного, поэтичного «андел» появилось «ангел».
Здороваясь с Ангелом, Аврора, по авторской ремарке в тетради, говорит, « (восторженно закинув голову)». В опубликованном тексте «Театра»: « (высоко закинув голову)». Первое, авторское слово, передает эмоции Авроры, второе просто поворот ее головы, что, безусловно, обедняет ремарку (при публикации в напечатанном тексте отсутствуют в ремарках авторские скобки, например, в конце первой картины: « (Надевает ему на руку кольцо, целует руку)». Это сделано для простоты чтения).
В картине второй в монологе Венеры должно быть двачетверостишия, а в издании сборника «Театр» они даны одной строфой:
Чтоб горою брюхо
Стало у монашки,
Чтоб во сне старуха
Вдруг вздохнула тяжко,
Чтоб к обедне ранней
Шли Чума с Холерой,
Чтобы помнил Ангел
Старую Венеру!
Затем в черновой тетради тире перед строками, а ремарка в скобках:
Так-то, мой цветик
Райских долин!
(Сильный удар в ставню.)
«Ветер» у Цветаевой в тетради дан как живой персонаж, возможный реальный гость, с заглавной буквы; в публикации «Театра» со строчной. Понятно, что это несколько меняет смысловой акцент.
В ремарке второй картины, касающейся Амура, сразу несколько разночтений. Приводим авторский текст из рабочей тетради: «Амуру 18 лет. Золотые кудри. Одет, как охотник. Лук и стрелы. Очарование mauvais rujet и красавчика. Несмотря на белокурость, всем каждым движением француз. В настоящую минуту он как женщина, которую не пустили на бал, и как ребенок, которому не дали конфет». В сборнике «Театр» вместо «rujet» «sujet» (дурной тон фр. Е. А.) Это же слово в «Неизданном» негодяй, шалопай. В рукописном первоначальном авторском тексте mauvais rujet дурной отпрыск (фр.), понятие близкое, но слово другое. «Не дали конфет», а не «не дали конфеты». У Цветаевой множественное число, потому что Амуру много надо и конфет, и удовольствий, и Аврор.
Что касается написания таких слов, как «чорт», «портшэзах», то в опубликованном тексте «Театра» они приведены в соотвествии с современными языковыми нормами. Думается, есть слова, которые необходимо оставлять без исправлений, поскольку они воссоздают определенную эпоху и помогают воспринимать авторский стиль.
Вероятно, во время верстки и подготовки рукописи к печати из текста Цветаевой в «Театре» исчезли некоторые полезные в художественном отношении знаки, тире, усиливающие роль анжамбеманов в тексте:
Матушка, мне, чтоб не слечь в горячке,
Нужно одно: окрутить гордячку,
Разом, чтоб солнышко за рекой
Сесть не успело
В тексте пьесы тире в конце второго стиха пропущено, таким образом, не возникает необходимой паузы перед переносом. В третьей картине в словах еврея-торговца в опубликованном тексте «Театра»: «Из чьих, да вы, красавицы, болтать / Привыкли языком как бы болтаться / Высунувши язык, не привелось / За это бедному жиду». Должно быть по рукописи:
Из чьих, да вы, красавицы, болтать
Привыкли язычком как бы болтаться,
Высунувши язык, не привелось
За это, бедному жиду
Вместо языка в «Неизданном» уменьшительное, авторское язычок, дальше выражение «высунувши язык», и эта последовательность неблагозвучна (язык язык) (в «Неизданном» еще и «жидок», что дает определенный стиль). А в последней строке у Цветаевой мысль не окончена, торговец словно не договаривает чего-то, по интонации из-за авторской запятой речь торговца звучит иначе. Это важно, например, при постановке пьесы (в «Неизданном» запятая в реплике отсутствует).
Далее в реплике торговца второй стих начинается с заглавной буквы, а в публикации строчная:
Я не был бы жидом не пожелал
Б ы вечного блаженства
В нескольких местах рукописи остались варианты строк:
А разве перл уже не перл, раз в куче
Навозной найден? Разве крест не крест?
И золото не золото? И мало
Святой воды / У вас церквей, что ль, чтобы освятить?
В словах Авроры в третьей картине при публикации «Театра» был избран второй вариант («У вас церквей, что ль, чтобы освятить?»), правда, напечатан с ошибкой («у нас» церквей). По смыслу как будто одно и то же, но еврей не мог сказать «у нас» церквей, ведь он же верит в своего ветхозаветного бога!
Потом еврей, обращаясь к Авроре, говорит ей: «Это значит, / Что счастлив будет Ваш супруг». В публикации «Театра» со строчной буквы, у Цветаевой с заглавной, он проявляет уважение к Авроре. Дальше в его же реплике, обращенной к Авроре, слово «лишь» в публикации «Театра» по смыслу заменено на «хоть»:
Клянусь вам честью, провались на месте
Я в чан крестильный, если я лишь миг <>
Ремарки Цветаева писала по-своему, деепричастные обороты у нее находятся в скобках, с запятой перед ними. Чтобы как-то упорядочить графическое оформление пьесы, в публикации «Театра» такие ремарки даны без запятой. В публикации «Неизданного» сохранено двоеточие после ремарки, данной в скобках. Судя по комментарию, приведенному после текста поэмы, пьеса готовилась к публикации А. С. Эфрон и А. А. Саакянц. Видимо, А. С. Эфрон сама добавила в пьесу недостающее слово «поглотил» в третьей картине (третий стих) :
Амур (, сжигая)
Как огонь свечи
Его пожрал, смотри, старик, чтоб так же
Не <пропуск слова> тебя огонь костра
Святейшей инквизиции.
В этом стихе в «Неизданном» лакуна, как в тетради поэта. Неверно прочитано слово в монологе Венеры и в «Неизданном», и в «Театре»: спицы названы «плясовицами» (Театр, с. 125), тогда как в авторском тексте «плясовницы»:
Спицы, спицы, плясовницы,
Спицы, быстрые девицы!
Я б сама пустилась в пляс,
Каб по швам не разошлась!
Позже, живя за границей, Марина Цветаева по-настоящему пристрастится к вязанию. Метафорический образ спиц-плясовниц напоминание о танцующей душе поэта: «Я знаю кто я́: Танцовщица Души» (ЗК, т. 2. с. 36. Об образе танцующей души как о важном звене мифа о поэте см. : ПНМ, с. 247260. СМЦ, с. 289292). Символично, что на месте фундамента дома семьи Цветаевых в Тарусе под Москвой была устроена именно танцплощадка. Сопоставив два опубликованных текста пьесы с авторской тетрадью, мы сочли необходимым сделать новое издание, опираясь на рукопись ЧТ-2.
Позже, живя за границей, Марина Цветаева по-настоящему пристрастится к вязанию. Метафорический образ спиц-плясовниц напоминание о танцующей душе поэта: «Я знаю кто я́: Танцовщица Души» (ЗК, т. 2. с. 36. Об образе танцующей души как о важном звене мифа о поэте см. : ПНМ, с. 247260. СМЦ, с. 289292). Символично, что на месте фундамента дома семьи Цветаевых в Тарусе под Москвой была устроена именно танцплощадка. Сопоставив два опубликованных текста пьесы с авторской тетрадью, мы сочли необходимым сделать новое издание, опираясь на рукопись ЧТ-2.
Марина Цветаева Каменный ангел
Сонечке Голлидэй
Женщине Актрисе Цветку Героине.
Оттого и плачу много,
Оттого
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов его.
МЦ.
Картина первая
Колодец Св. Ангела
Германия VI века. Прирейнский городок. Круглая площадка. Посередине колодец со статуей святого св. Ангела. Вечерняя заря. Колокола. К колодцу подходит тридцатилетняя вдова, из простых, в черном, опускается на колени.
Вдова
Ангел небесный! Священный страж
Города нашего!
Вот уже год, как скончался мой бедный муж.
Бог упокой рыдальца!
А детей у меня шесть душ!
Ангел, ангел святой, сжалься!
Не могу я руки сидеть сложа,
Я не знатная госпожа!
Только знатным можно горячий лоб
О часовенный пол студить,
Только знатным можно за милым в гроб.
Я швея, и мне надо шить!
Чем за платье сесть на погост иду.
Ох, дурная любовь указчица!
Каково, пресветлый, в таком году
Третью счетом терять заказчицу?
Чуть глаза закрою все он, все он,
И не помнишь, чем руки заняты!
Ниспошли мне, ангел, душевный сон,
Исцели от любовной памяти!
(Снимает с руки два обручальных кольца.)
Два кольца бросаю в дар:
Мужнее и вдовье.
Исцели любовный дар
Чистою водою.
Чтобы мне восстав из мглы
Сновидений темных,
Кроме нитки да иглы
Ничего не помнить!
(Бросает ко́льца. Зачерпывает ковшом воды. Шьет. Крестится. Уходит.)
Вдове на смену шестнадцатилетняя служанка, хорошенькая, румяная, заплаканная, в настоящей Bauerntracht того века.
Служанка
Мой век горшки да утюги,
Кастрюли да лоханки.
Пресветлый ангел, помоги:
Я бедная служанка!
Я всем и каждому раба,
Весь день душа трясется.
Простой служанке не судьба
Прекрасный сын господский!
Лишь смерть одна равняет лбы.
Любовь дурная сваха!
Ах, у меня равно грубы
И руки, и рубаха.
Страшнее всех загробных зол
Когда сверкнут под дубом
Его лазоревый камзол
И розовые губы.
Он мне колечко дал сапфир
Тайком от графских дочек.
«Ты мне дороже всех графинь,
Мой полевой цветочек!
Пресветлый ангел, остуди
Мне грудь водою райской,
Чтоб умер у меня в груди
Прекрасный сын хозяйский!
(Бросает колечко. Зачерпывает ковшом воды. Пьет. Плачет. Уходит.)
Ей на смену разряженная, дородная, похожая на огромную куклу и на колокол Б о г а т а я н е в е с т а.
Богатая невеста
Я богатая невеста.
Жемчуга, луга.
Мне повсюду честь и место,
Мне весь свет слуга.
Белый голубь в клетке <бился>,
Цвел у липы лист.
Ах, на горе полюбился
Мне бедняк-флейтист.
Брызжут слезы, как из лейки,
На худой жакет.
Ничего-то, кроме флейты,
За душою нет.
Каково по всем трущобам
В флейту дуть три дня,
Чтобы перстеньком грошовым
Одарить меня?
Сам бурмистр за свахой сваху
Шлет и шлет к отцу.
Знаю, знаю, что не сахар
С голышом к венцу!
Остуди мой разум чистый
Ключевой водой,
Чтобы вытеснил флейтиста
Бургомистр седой.
(Бросает кольцо. Зачерпывает ковшом воды. Пьет. Крестится юбка вокруг как золотой огромный колокол. Уходит.)
Ей на смену молодая как восковая святая М о н а ш к а.
(Бросает кольцо. Зачерпывает ковшом воды. Пьет. Крестится юбка вокруг как золотой огромный колокол. Уходит.)
Ей на смену молодая как восковая святая М о н а ш к а.
Монашка (опускаясь на колени)
Прохожу, опустив глаза.
Мне любить никого нельзя.
А ресницы мои длинны,
Говорят, что они как стрелы!
Но в том нету моей вины:
Это бог их такими сделал!
Я ресницами не хвалюсь!
Все молюсь, все молюсь, все молюсь.
Ангел праведный! Ум мой прост.
Но сегодня, в исповедальне,
Он сказал мне: «Мрачна, как пост!
Бог не любит, когда печальны.
Можно душу спасать, шутя
Подыми-ка глаза, дитя!