Альфа Вита. Духовная поэзия - Терентiй Травнiкъ 3 стр.

Как хочется писать о Боге 
Во славу Божию писать.
В полночных бдениях, в дороге
Стихами  нити не терять.
О, Боже, знал ли ты когда-то,
Что я стихом к Тебе приду!?
Конечно  знал. Твои солдаты 
Все, как один, пройдут войну.
И возвратятся во спасенье,
С победой: яко с нами Бог!
Молюсь стихами в воскресенье
И каждый час мне так  за год.
Есть в новострочьях  упоенье,
Когда печаль свою несешь.
Держись, солдат! Там  Воскресенье,
Там всё зачтётся, что пройдёшь
Любить, а не любимым быть 
Для счастья  этого довольно.
Тогда  совсем, совсем не больно
Всю жизнь решиться и  прожить.

Тогда совсем, совсем не страшно
Бросаться в бой с самим собой.
Отныне, станет ненапрасным
Закономерным,
нужным,
ясным
Всё, что казалось роком властным
И  предначертанным судьбой.

Великий пост и черноризны образа,
Сапфирной грустью светятся лампады.
И вороны мантийные сидят
У перекошенной кладбищенской ограды.

Погашен свет, лишь свечи, скорбно тая,
Сердца взывают горе в тишине
Канон Андрея Критского читают
В неделю первую постящейся земле.

Всем убогим и болящим,
Сирым, нищим и скорбящим,
Боже, дай немного рая,
Но того, что  настоящий.

Что нужды не чает. Горе
Исправляет на покой.
Господи, прости за вольность.
Что дерзнул своей строкой

Я за всё людское горе
Снова пред Тобой стоять,
Не чернилами, а болью
Эти строки наполнять.

Господи, прости поэта,
В просьбе  верность распознай.
Коль уйду я без ответа,
Значит, ждёт их всё же  рай

Всё дурное пишу и  сжигаю.
Лист, проплаканный, плохо горит.
Вместе с дымом прогоркшим вдыхаю
Я печали и грусти свои.
Долгий кашель,.. слезюсь на бумагу.
Наболело, а я его  в печь.
Снова  пропасть и также  в полшага.
Я пройду, я смогусь уберечь.
Для того ли мной жгутся тетради,
Чтобы горечью судьбы чадить?
Для того, чтобы жить  Христа ради,
Это значит прощать, и любить

Вычеркиваю из стиха,
И стих становится корявым
Легко, а в жизни всё не так 
Не убираются изъяны.
Не перекрасить в общий цвет
Грехи  не вычеркнуть, не счистить
Ошибки уходящих лет,
Следы разубеждённых истин.
Она совсем иная, жизнь,
В ней всё до точки остаётся.
Любой неверный шаг души
Запишется, но не сотрётся.
И, право, сразу не поймёшь,
Как из проступка добродетель
Растёт, как будто кто ведёт,
Как будто кто-то есть на свете,

Кому подвластен ход судеб,
Кому и пишется доточник,
Кто зрит всевременной портрет
Души, а не её подстрочник.
И оттого прощает нам,
Что видит, как душа слагалась
Здесь на земле из тысяч ран,
Как святость болью вылеплялась.

Где нам с тобою суждено
Остаться навсегда?
Где та минута, что сорвавшись 
Окажется последней?
И ничего не будет больше
Не будет никогда,
Но ты не ведаешь о том,
Беспечный человече.
Живи, живи, пока  живёшь,
Пока тебе  живётся.
И всё, что жизнью соберешь 
Написанным вернётся.
Где каждый день твой, каждый час 
Распишут посекундно,
Чтоб в вечности тебе не стать 
Молчаньем беспробудным.
Пусть будет всё, что нажил ты 
И помыслом, и делом.
Трезвись, рожденный человек,
Чтоб стать единым целым.
«Да помянет Господь тебя
Во Царствие Своем»
И ангел сохранит любя 
Над бездной перемен.

Где-то там, в захолустье души,
Я потертого счастья отведал.
И теперь сквозь отдушину бегаю
И пытаюсь его ворошить.
Записал в стихотворную строчку
И, позволив себе этим быть,
Сделал выстрел по самую точку,
А над ней (!)  вертикальную жизнь.

Где-то там, говорят, есть иное совсем,
Есть такое, чему нет названий, ни места.
Только мне ни к чему этот дивный концерт,
Я живу тем, что слышу в биениях сердца.
Я иду этим ритмом и этой стопой,
Я шепчу вслед за ними здесь пауз пролёты.
Кто когда-то куда-то нырял с головой,
Разведя неподъёмно сведённые счёты,
Тот услышит мои неслова о любви,
Неслова, что молчат, тишине потакая.
Ах, куда ж вы меня завели, завели
Неслова, уводя от опасного края!
Неслова, сколько вас в бесконечных мирах,
Некасанием льющихся в вечные воды!
Неслова не читаются в здешних устах,
Неслова  проживаются вдохом свободы.
Где-то там, говорят, есть иное совсем,
Где-то там за морями морей есть иное.
Дует ветер грядущих больших перемен,
Дует ветер неслов о великом покое.

Где-то там, за кадильным туманом,
Среди рощи горящих свечей,
Я, зарёванным став истуканом,
Надрывался о доле своей.
И, пронзая себя троеперстно,
По-мытарски, дробя кулаком,
Я вздыхал тихим струнам из детства,
Я внимал этим струнам из детства
Пересохшим, промоленным ртом.
И куда-то исчезла канонность,
Будто сдёрнула ризу земля
И святой, отодвинув условность,
По-отцовски глядел на меня.

Где-то утро, а где-то печаль
В час рассветный, вот так, понемногу,
Собирает кого-то в дорогу
В наползающую синью даль.
Отпоют, откадят и отплачут
Этим утром кого-то из нас
Час рассветный всегда многозначен 
Для кого-то закатный он час.
Ты, живой, пробудившийся к делу,
Пополудни  на время  замри:
Каждый раз в этот час мёртвым телом
Кто-то сходит под землю с земли.
Всё равно говорю: с добрым утром 
Всем, окончившим путь свой земной.
Знаю, слово такое им нужно:
Есть в нём право на Вечный покой.

Среди веток  поколений,
Среди почек и листвы
Есть всегда зародыш  гений,
Жертва линии судьбы.

Он до времени невидим,
Он храним иной средой,
Гений  тайного провидец,
Гений  явного изгой.

Что несёшь в себе, хранитель,
Неземной посланник лам?
Кто ты, мира вдохновитель,
Вверивший себя богам?
Может, их идей  явитель?
Иль бесчестье их словам?

Кем бы ни был ты в скитаньях,
Но звездами пригвождён
Ты  к величию терзаний
И к ничтожеству времён.

Поверь, есть в облаке летящем
И в свежекошеной траве,
Ручье, бурляще-говорящем,
Душа, поверь мне, человек.
Есть в убегающей тропинке,
Листве, шумящей сотни лет,
Есть в каждой утренней росинке
Душа, поверь мне, человек.
Поверь, есть в стынущем тумане,
В прохладной вдумчивости рек,
В полей цветастом сарафане
Душа, поверь мне, человек.
Есть в перекрёстках уходящих
И в вечно спящем валуне,
Есть  чем-то вечным, настоящим 
Душа! Поверь мне, человек!

Великокняжеская церковь,
Кругом покой и старина.
Предстательством Мелании хранится
Чудесный град. Смотрю, как тишина
Спешит по переулкам с тенью слиться.
Наличники узорчаты, резны,
И тайна, почивая в каждом доме,
Сокрыта многоцветьем кружевным
И убаюкана июлем для историй.
Пишу в блокнот душистостью и смолью,
И хочется по-пришвински начать,
Воспев размеренное чудо слободское 
Елецкую купеческую стать.

Поверь, есть в облаке летящем
И в свежекошеной траве,
Ручье, бурляще-говорящем,
Душа, поверь мне, человек.
Есть в убегающей тропинке,
Листве, шумящей сотни лет,
Есть в каждой утренней росинке
Душа, поверь мне, человек.
Поверь, есть в стынущем тумане,
В прохладной вдумчивости рек,
В полей цветастом сарафане
Душа, поверь мне, человек.
Есть в перекрёстках уходящих
И в вечно спящем валуне,
Есть  чем-то вечным, настоящим 
Душа! Поверь мне, человек!

Великокняжеская церковь,
Кругом покой и старина.
Предстательством Мелании хранится
Чудесный град. Смотрю, как тишина
Спешит по переулкам с тенью слиться.
Наличники узорчаты, резны,
И тайна, почивая в каждом доме,
Сокрыта многоцветьем кружевным
И убаюкана июлем для историй.
Пишу в блокнот душистостью и смолью,
И хочется по-пришвински начать,
Воспев размеренное чудо слободское 
Елецкую купеческую стать.

Господи, прости нам грешным,
Малость душ и немощь тел.
Господи, прости незнанье
Слов Твоих, велений, дел.
Господи, прости молитвы 
Между прочим, впопыхах.
Что раскрои  не дошиты.
Что не спорится в руках
Дело  якобы во благо,
Якобы на радость всем.
Господи, прости солдатам
Отступление и плен.
Господи, прости пьянчуге
Пропивание «за жизнь!»
И чиновнику заслуги 
Те, что он не заслужил.
Господи, прости богатым
Мотовство и денег блажь,
Тех, кто сдуру вороватый
Иль дурной имеет глаз,

Тех, кто сызмальства обиды,
Как цветы, в себе взрастил, 
Господи, Тебе ль не видны
Души их! Ты их  прости.
И меня прости, поэта,
Что дерзнул послать Тебе
Эти строки, этим летом 
В этом маленьком письме.

Господь нас учит любви,
Надеяться, верить и ждать.
А в самые скорбные дни
Ценить  руку друга,
Щадить  сердце друга,
Вбирать в себя боль
и  прощать

Господь открыл мне силу Слова,
И кровь в чернила обратил.
Я чернецом крестопоклонным
Над белолистием застыл.
Пишу питаю чисто поле,
Рисую вверенную вязь,
И либры, вырвавшись на волю,
Имеют над бумагой власть.
Соединяются  пословно,
Глаголя мерою души,
И в бой идут  беспрекословно 
За нашу будущую жизнь.

Готовясь к смерти  воспевайте жизнь.
Благодарите и  дарите благо.
Благословила нас на это Высь,
Та, что бескрайним куполом  в полшага.
Нет, ближе  в четверть Здесь она! Мы  в ней.
Мы с нашим небом с самого рожденья.
От первых вдохов памяти  до дней,
До вечных дней иного пробужденья.

От перекрестья тихой Нары
С широководием Оки
Владимир-княже, званый Храбрым,
В засаду вел свои полки
С Боброком стоя недалече
В дубраве, выждав нужный час,
На Куликовской славной сече
Исполнил Дмитрия приказ.
Монголы в бегство обратились,
И тридцать верст их гнали вспять.
Так Русь, а позже и Россия,
Смогла в величии предстать.
Ведут свой счет с горы Соборной
Серпуховские времена.
Увенчан Троицким собором
Град подмосковный, чудо-град.

Давайте вместе слушать тишину,
Давайте слушать дивное безмолвье,
Я вам для музыки оставлю лишь одну,
Из нот чудесной паузы исполненных.
Пусть распадутся тихие беззвучья,
В молчание уйдя и в бесконечность,
Но слышать тишину мы не обучены,
А значит, не заточены на вечность.

Деревья стояли в вазе земли,
С приходом весны расцвели.
Словно ягоды, лопнули спелые почки
И листвой малахитной
к стволам потекли.
Зеленеет природа, как будто краснеет
От стыда, что прозрачен ее пеньюар,
И на коже ее золотисто желтеет
Вся весенняя цветь,
как рассыпанный дар.
И невольно срывают эти монетки,
И кладут в кошельки нараспашку,
Так играют в сокровища малые детки
И не портятся этим богатством.
Одуванчик  алтын,
мать-и-мачеха  мелочь
На карманный расход от Весны детворе.
То не милостыня, а весенняя милость,
То Пасхальная радость на этой земле.