Но не сложилось!
Все пять, словно сговорившись, заявили ему, что всему виной эта его неистребимая тяга. К симпатичным представительницам противоположного пола. И что они (Его невесты!) мириться с положением «запасного» или даже «главного аэродрома», не согласны!
Они должны быть единственным! Аэро и сексодромом.
С двумя «законными», Кэтрин и Сарой он прожил соответственно полтора и два года. Больше не выдерживал уже он. Хотя, собственно, «грабли», на которые наступал, оказывались каждый раз одними и теми же: стоило милой и улыбчивой девушке заиметь колечко на изящном пальчике, как она превращалась в хронически недовольную сердитую мегеру, устраивающую сцены из-за любого пустяка. (Скажем, забыл про День Рождения тёщи!) И пытающуюся что-то выколотить из него (будь то извинения неизвестно за какую очередную обиду, или новое платье) нехитрым способом: отказывая ему в том, что ему действительно нужно было регулярно: в сексе.
Ну и он не терялся: вот именно сразу перебазировался на заранее подготовленные «запасные аэродромы». А если и там вдруг начинали «качать права» так просто жил в квартире отца. Отец, профессиональный геолог, вечно разъезжал по экспедициям: то к каким-нибудь шельфам Норвегии, то к нефтеносным пескам Канады. Так что простенько обставленная, но уютная двухкомнатная квартирка в престижном районе у Рокфеллер-Плаза почти всегда была в распоряжении Джордана.
Вот как раз туда он и собирался сегодня везти свою очередную потенциально «перспективную» даму. Не к ней же, на пятый этаж старого, пусть солидного, но весьма потрёпанного многоквартирного дома, с буквально фанерными стенами, ехать?!
То, что он надел сегодня фирменное, его, собственно, уже не пугало. А что: они встречаются уже больше полугода, и в постели Аманда его вполне устраивает: то, чему полагается быть упругим у неё упруго. То, чему полагается быть крутым и пикантным круто и пикантно. Ну а то, чему положено быть узким и влажным узко. И влажно. (Хо-хо!..) Потому что в свои невероятные тридцать четыре его девушка, выглядящая, впрочем, не больше чем на двадцать семь, ещё ни разу не рожала.
Да и хорошо. Потому что уж чего-чего, а детей Джордан, недавно отметивший в кругу сослуживцев тридцатипятилетие, пока не планировал. И уж если и будет то только от такой женщины, которая в качестве матери именно его детей, устроит его. И после не менее чем трёх совместно прожитых, и желательно мирно и счастливо, лет.
А Аманде он ещё даже не предлагал пожить у него. Дома.
Машину свою он заправил накануне: мало ли. Впереди, то есть, завтра уикэнд. Вдруг его девушке придёт в голову попросить опять свозить её «на природу». Именно такие мысли приходили ей уже три раза ну вот любит выглядящая моложе своего истинного возраста (который он потихоньку узнал через интернет) девушка то, чем обычно страдают жизнерадостные школьницы: экскурсии и «красивые места»! Потому что где же ещё демонстрировать летом купальники, а весной и осенью наряды, подчёркивающие бесподобную стройность действительно хорошей фигуры, как ни на пляже, или в парке?!
Поэтому сейчас, остановившись перед рестораном «Лонгфелло», где готовили исключительно замечательную пиццу, и даже запечённую с яблоками индюшку можно было получить не только на День Благодарения, а и каждый вечер, он невольно облизнулся. Вкусный ужин отличное начало для того вида отдыха, что он предвкушал сегодня вечером!
Место на парковке Джордан нашёл легко: в семь вечера тут ещё никого нет. Настоящее веселье и наплыв клиентов начнётся с девяти, когда запустят развлекательную программу: джаз-банд, выдающий «кантри», а затем и пара солисток и солистов, поющих в стиле «соул» создают здесь вполне стильный и умиротворяющий колорит.
Колорит создавал и интерьер: зайдя и проморгавшись в полумраке длинного низкого помещения после ослепительного сияния уличных реклам и огней, Джордан с удовольствием убедился, что на месте и огромная картина на дальней стене, «из быта индейских племён», и почти чёрные и растрескавшиеся от времени фальшь-балки потолка из настоящей сосны. И обтянутые шкурами маралов и карибу боевые щиты, и томагавки с луками на стенах
Всё под старину.
А, вернее, чтоб соответствовать названию. И ведь соответствовало!..
Может, именно поэтому Джордану и нравилось здесь. И приглашал он сюда только тех дам, кто «прошёл кастинг».
То есть вызвал в нём желание встретиться больше трёх-четырёх раз.
А таких набиралось, несмотря на обширную «практику», ох, немного
Вот, скажем, Аманда.
А вот и она: сидит с, похоже, давно и тщательно отработанным томно-скучающим видом за его «фирменным» столиком. Который Джордан заказывает всегда один и тот же: напротив стены с картиной. Рассматривать, ведя неторопливый приятный разговор, и поглощая вкусную пищу, как тщательно и скрупулёзно неизвестный художник середины пятидесятых выписал все её детали, всегда ему нравилось.
Добрый вечер, дорогая. Прости, что задержался хотел сделать тебе приятное! он вынул из-за спины руку с веником, (как он его всегда называл для себя) или с шикарным букетом, как его обычно именовали его дамы и продавцы цветов. (Ещё бы за такие-то деньги!)
О-о!.. ей явно понравились изысканные и словно таинственно мерцающие всеми тонами белого, нарциссы. На чуть нахмурившемся при его появлении лице проскользнуло выражение подлинного удивления и радости. Что не удивило Джордана. Собственно, он, как в картотеке, чётко хранил полезные и могущие оказаться таковыми, сведения о своих женщинах, которые узнавал от них как бы исподволь, ненароком. То есть методично и постепенно, как и положено человеку с его должностью: где, что и как Милый! Ты прощён!
Улыбка, широкая и искренняя, окончательно заняла «стабильные позиции» на личике его дамы: ну как же! Специально ради неё ездили аж в Бронкс! Потому что только там есть маркет, продающий уже отцветшие сейчас, и потому явно парниковые, нарциссы. Но ради того удовольствия, которое ей доставляли эти бесполезные по его мнению органы размножения растений, он был готов пожертвовать и временем и деньгами. Не в них проблема. А в том, что теперь её расположенность к взаимоприятных игрищах, и растущая уверенность в его серьёзных намерениях просматривается легко.
Улыбка, широкая и искренняя, окончательно заняла «стабильные позиции» на личике его дамы: ну как же! Специально ради неё ездили аж в Бронкс! Потому что только там есть маркет, продающий уже отцветшие сейчас, и потому явно парниковые, нарциссы. Но ради того удовольствия, которое ей доставляли эти бесполезные по его мнению органы размножения растений, он был готов пожертвовать и временем и деньгами. Не в них проблема. А в том, что теперь её расположенность к взаимоприятных игрищах, и растущая уверенность в его серьёзных намерениях просматривается легко.
Он оглянулся в сторону стойки, откуда уже спешил с вазой с водой его почти «личный» официант Луис, всегда обслуживающий северный сектор «Лонгфелло», и реально благоволящий к Джордану. (Ещё бы два! За такие-то чаевые!..)
После установки вазочки на столик и отступления Луиса за спинку его стула, Джордан перешёл к делу:
Дорогая. Я очень рад, что тебе понравилось. Но ты он показал глазами на меню в кожаной обложке с тиснением, уже что-нибудь выбрала?
Нет ещё. Ждала тебя. Может, возьмёшь на себя инициативу? Заказать нам обеим.
Он сел, поддёрнув штанины, чтоб не мять чёртовы пятисотдолларовые брюки, и застелив их салфеткой со спинки стула. Поиграв бровями (Не каждый умеет!) взял тонкую папочку.
Луис. Будьте добры, даме если конечно ты не возражаешь, дорогая! Шанте де груасси, и он продиктовал три названия. Блюда он знал вкусны и одновременно не слишком сытны. То есть, после ужина «дорогая» не будет сидеть с видом обожравшегося дракона с посоловевшими глазами, не начнёт нежно похлопывать себя по переполненному животику. И не завалится, придя в квартиру, спать, невразумительно пообещав, что «Всё остальное тебе будет, когда я немного посплю. И отдохну!»
Себе Джордан заказал кровавый стейк под итальянским соусом: куда же без него, любимого, перед взаимоприятными, но отнимающими чертовски много сил, «скачками»!..
Внезапно зазвонил его айфон Джордан не ждал. Возможно, на долю секунды позволил глазам даже чуть больше положенного расшириться: звонок мог быть только с работы: судя по мелодии, звонил второй мобильник, который он не отключал даже во время свиданий. Да и вообще никогда!
Джордан, придав лицу равнодушно-спокойное выражение, взглянул на экран. Но на душе начали скрести не то что кошки, а саблезубые тигры: звонил «Билли-бой», причём прямо с рабочего места.
Значит, скорее всего, об ужине, и уж тем более о вожделенном приятном досуге, придётся забыть! Такие вещи его чувствительная ко всякого рода проблемам задница чуяла отлично!
Да, Билл, я слушаю.
Мистер Джордан, сэр. Есть проблема. Но она не для телефонного разговора. Я думаю, вам лучше приехать и взглянуть самому. Потому что пока сами не увидите, просто не по-ве-ри-те.
Джордан искоса глянул на Аманду. Он был уверен, что ей ничего не слышно голоса вахтёра. А ему надо узнать в чём дело. Это его работа.
Но хотя бы в чём суть? В двух словах, Билл.
Думаю, сэр, наш банк грабят. И грабят изощрённо. Такого раньше даже я никогда не видел!
Полицию уже вызвал?
Вызвать-то я вызвал, сэр. И полицию, и ФБР Но думаю, толку будет мало грабителей-то Нет!
Но Кто же тогда э-э он снова оглянулся на Аманду. Может, она и догадывается уж слишком умна! но точно знать ей не обязательно! Работает?
Не знаю, сэр. Хотя я вижу вижу воочию! Настоящий золотой Э-э поток! Золото из подвалов уплывает! Вернее улетучивается!
А вот как именно вам бы лучше взглянуть самому!
Как именно «улетучивается» золото, Джо увидел через одиннадцать минут сорок две секунды именно столько по часам на торпедо его престижного, европейской сборки, Сааба «Кросс-кантри» ушло на то, чтобы презрев оживлённое движение и сирены погнавшихся за ним полицейских патрульных машин, доехать до Хранилища банка.
Зрелище впечатляло.
Вокруг здания Федерального Резервного суетились, настороженно гудя, буквально толпы людей, тыкавших пальцами в небо, крушу и название, написанное на претенциозного вида табличке у входа. Полицейские, машины которых плотным кольцом окружали парадное, деловито огораживали жёлтыми лентами вход в банк, словно это место убийства! Мигалки над крышами спецмашин освещали всё происходящее бликами сине-красного, придавая происходящему нереальный вид, и заставляя сердце невольно сжиматься в предвкушении чего-то плохого.