Перед поворотом на Сумскую, Клава поздоровалась с чопорной, хорошо, но как-то старорежимно одетой немолодой женщиной, держащей обеими руками двух балующихся девчонок-близняшек лет десяти. Чопорная старушка благосклонно ответила на приветствие, чуть кивнув гордо поднятым подбородком; две одинаковые шалуньи по ее бокам поздоровались хором и залились беспричинным смехом. На автомате повторив за Клавой очередное приветствие, Алексей Валентинович внезапно остановился. Его бросило в жар, на висках выступил пот, сердце учащенно забилось.
Что с тобой? беспокойно обернулась к нему лицом Клава. Тебе плохо? Домой вернемся?
Перед поворотом на Сумскую, Клава поздоровалась с чопорной, хорошо, но как-то старорежимно одетой немолодой женщиной, держащей обеими руками двух балующихся девчонок-близняшек лет десяти. Чопорная старушка благосклонно ответила на приветствие, чуть кивнув гордо поднятым подбородком; две одинаковые шалуньи по ее бокам поздоровались хором и залились беспричинным смехом. На автомате повторив за Клавой очередное приветствие, Алексей Валентинович внезапно остановился. Его бросило в жар, на висках выступил пот, сердце учащенно забилось.
Что с тобой? беспокойно обернулась к нему лицом Клава. Тебе плохо? Домой вернемся?
Да, что-то прихватило, соврал Алексей Валентинович. Голова отчего-то слегка закружилась. Сейчас минутку постою пройдет. Домой не надо. До сада я дойду, а там посидим на лавочке, отдохнем.
Побледнел ты как-то, жалостливо погладила Клава мужа по щеке. Чуть ли не белее бинта своего стал
Ничего, Клава, ничего. Мне уже легче. Пошли в сад.
Плохо ему стало от встречи. До него дошло, что встреченная чопорная старушка его прабабушка, умершая еще до его рождения, но хорошо знакомая по сохранившимся семейным фотографиям, а две шалуньи-близняшки его еще маленькая мама и тетя. Их многочисленные фото в детском возрасте он тоже помнил. Ни чего себе встреча! Как тесен мир. Правду говорят, что Харьков большая деревня. Куда не пойди знакомого встретишь. Ну, да. В принципе, все логично. Ему дома рассказывали, что до войны мамина семья жила здесь рядом, на улице Дзержинского (в его времени Мироносицкой), в доме, который во время оккупации сгорел от советской бомбежки (кто-то из соседей держал в квартире большой запас керосина). Его семья в это время была в эвакуации. Так и выжили.
Деда своего он почти не помнил, тот умер, когда Лешке было три года. До войны дед работал на том же паровозостроительном заводе, где он (в смысле, Нефедов) сейчас шоферит. Был дед инженером-конструктором, не совсем рядовым конструктором, а каким-то небольшим начальником, то ли отдела, то ли группы, танками они занимались, легендарными Т-34. Поэтому имел бронь и в 41-ом вместо фронта поехал налаживать производство танков в Нижний Тагил. И всю семью с собой правдами-неправдами сумел вывезти. Спас, можно сказать. После освобождения Харькова они вернулись обратно и получили квартиру уже в другом доме на Пушкинской.
А вот его бабушка, мама этих близняшек, прожила долго и умерла в преклонном возрасте уже в 91-ом перед самым ГКЧП. Сейчас ей должно быть, как и деду, всего лишь сорок лет. А еще с ними может жить прадед. Он умер перед войной от, как тогда говорили, «удара» (инсульта). К стыду, Алексея Валентиновича, помнящего множество дат, год смерти прадеда он не запомнил.
По насыщенной праздными прохожими Сумской они дошли до сада Шевченко. Самый лучший, как говорят, памятник Кобзарю стоял на своем привычном для Алексея Валентиновича месте. Этот памятник не снесли во время оккупации даже фашисты, очевидно, заигрывая с украинским национализмом. Хотя поднимающийся ступенчатым полукругом лабрадоритовый постамент вокруг насупленного и чем-то недовольного усатого поэта, украшали, в том числе и пропагандирующие две революции, Гражданскую войну и предвоенный советский социалистический строй фигуры: революционные рабочие, матрос, красноармеец в буденовке, шахтер, колхозник и девушка с книгой. Медленно прошлись по уже освещенным желтыми фонарями аллеям сада. Многого, что помнил Алексей Валентинович с детства, еще не было. Ничего, в свое время все построят. Нашли свободную лавочку со спинкой и присели в обнимку отдохнуть. Близость незнакомого молодого роскошного тела слегка будоражила чувства Алексея Валентиновича. Чтобы отвлечься от плотских размышлений, он спросил:
Слушай, Клав. А что это за старушка какая-то старорежимная с близняшками была, с которой ты здоровалась?
А, хохотнула Клава, это мама инженера Чистякова, с нашего завода. А близняшки дочки его. Кстати, Чистяков начальник конструкторского подразделения, где Фролов работает.
Фролов? Это прежний твой ухажер что ли? Которого, Колька в больнице рассказывал, я отшил?
Правильно. Молодец, Саня, запомнил.
Запомнил Знаешь, Клава. У меня в голове, вроде как пустота. И все, что я «новое» для себя узнаю легко запоминается. Чувствую, обучаемость у меня сейчас повышенная. Хоть в институт поступай.
Для института нужно десятилетку окончить. А ты, Саня, в колонии только семь классов отучился. Хотя, можно у того же Чистякова спросить. Он в этом больше разбирается. Кстати, это он меня надоумил высшее образование получить. И математику с физикой помог подтянуть.
Для института нужно десятилетку окончить. А ты, Саня, в колонии только семь классов отучился. Хотя, можно у того же Чистякова спросить. Он в этом больше разбирается. Кстати, это он меня надоумил высшее образование получить. И математику с физикой помог подтянуть.
Серьезно?
Ну да. Он меня в машбюро заметил, выделил, почему-то. И помог. Он и учебники мне давал, и дома я у них занималась. И с ним, и с его женой. Она начальник строительного отдела в Госпроме.
За деньги занималась?
Ты что, Саня? Какие деньги? Просто я им чем-то приглянулась, наверное, и они мне помогли. Кстати, насчет денег. Напоминаю: с сентября вся надежда нашей семьи только на тебя. Моей зарплаты не будет, я ведь увольняюсь, и еще за обучение в ХММИ платить придется.
Обучение в институте платное что ли?
Ну, да. А как ты хотел? И в старших классах тоже. Не помнишь?
Нет.
Бесплатно учатся только по седьмой. А потом уже твое дело: продолжать образование за плату или идти работать. Я вот поработала после школы, а теперь хочу расти. Ты был со мной согласен. Выдержим такой удар по семейному бюджету?
Выдержим. Зато, когда станешь инженером, а потом и крупным специалистом в народном хозяйстве, улыбнулся «Саня», наверстаем. Слушай, а напомни пожалуйста, ХММИ это что за институт такой?
Харьковский механико-машиностроительный институт. Он возле нас находится. Совсем не помнишь? Если по Юмовской от Пушкинской в обратную сторону пойти, а потом направо свернуть, он и будет.
А мне почему-то чудится, такие вот завороты памяти странные, что там какой-то другой институт будто бы находится. Харьковский политехнический, ХПИ
Ну, Саня, это правильно вспоминаешь. Но пока еще не все. Когда-то он так и назывался. Харьковский политехнический институт, ХПИ. А потом, я точно не помню в каком году, его разделили по факультетам на отдельные институты. Три из них остались на прежней общей территории. Наш механико-машиностроительный, ХММИ; химико-технологический, ХХТИ и электротехнический, ХЭТИ. А еще три института перенесли в другие места. Вспоминаешь?
Нет. Этого не помню. Только ХПИ почему-то в памяти всплыло. Ладно. Тебе в институте учиться, а мне бы, Клава, вначале хоть бы научиться по новой полуторку водить Да и в быту правильно себя вести, не быть посмешищем
С полуторкой тебе твой Колька с удовольствием поможет. И ваш начальник Палыч, уверена, ни в чем тебе не откажет. А с бытовыми вопросами я. Не вспомнишь так заново научишься. А вообще, знаешь, Сань Ты, если честно, после аварии как-то изменился. Дело даже не в том, что ты ничего не помнишь, а в том, что ты каким-то другим стал В манерах, в характере Вот рука, Клава погладила его широкую огрубелую ладонь с въевшейся чернотой от машинного масла и железа, твоя. Лицо твое. Голос тоже твой. Запах А в целом что-то незнакомое Ты не обижайся, но я говорю, как я это чувствую.
Да я и не обижаюсь, опустил глаза «Сань». Я тебя понимаю. Только что мы с этим будем делать? Хочешь, я могу на время в заводскую общагу обратно перебраться, если тебя смущаю.
Ну, вот, все-таки обиделся. В какую это общагу ты от родной жены собрался? Не дури.
Да я только ради тебя так сказал А хочешь и я тебе что-то скажу?
Хочу. Говори.
Ты только не обижайся, на то, что услышишь. Я ведь действительно тебя забыл. Ты для меня сейчас не привычная жена, а красивая добрая и замечательная, но совершенно незнакомая девушка. Я, можно сказать, сейчас заново с тобой знакомлюсь. И пока даже как-то тебя стесняюсь.
Сань, а ты и выражаешься как-то по-книжному, более образованнее, что ли Раньше ты так не говорил. И не материшься совсем За весь вечер ни одного соленого словца я от тебя не услышала. Так это я что, тоже с чужим парнем сегодня спать буду? жарко хихикнула Клава. Я, вообще-то, женщина порядочная, мужу своему не изменяю. Замуж выходила не тронутой Ладно, не куксись. Что ж теперь делать остается? Придется изменить мужу вчерашнему с мужем сегодняшним.
Клава, потупился «Сань», ты извини, но, боюсь, что сегодня у меня с этим делом, может и не получиться. Тоже последствия аварии, думаю.
С «карданом», как ты его называл, проблемы? встревожилась Клава.
Именно, улыбнулся про себя такому шоферскому названию этой части тела Алексей Валентинович. Что-то он у меня после аварии вверх не идет.
Ты им не стукался?
Вроде, нет.
Ты им не стукался?
Вроде, нет.
А что врачи сказали?
Я им на это как-то не жаловался. Постеснялся. Может, со временем, и само пройдет.
Ладно, Саня, я дома сама все проверю. Может, прямо сегодня и пройдет. Вот посмотри на меня. Скажи, ты меня любишь?
Люблю, покривил душой «Саня», но и полностью равнодушным к этой обаятельной молодой женщине, доверчиво прильнувшей к нему мягким теплым телом, он уже не был.
Кстати, переменила тему Клава, а ты, как из больницы вернулся, и не курил ни разу.
Да ты знаешь, что-то мне и не хочется совсем. Думаю, теперь уже и не буду.
Да ты что? Как это не будешь? Все нормальные мужчины курят.
Так не хочется мне. Опять же, у курящих людей запах плохой изо рта. Одежда табаком прованивается. И, говорят, для здоровья шибко вредно.