Кьяра, ты знаешь, где живёт монсиньор Гвискарди?
Конечно, синьора. В КаТре Фонтани.
Вот эту записку нужно отнести ему. Можно не отдавать в руки, а попросить лакея передать. Скажи на словах, что я приехала Secundum pactum и буду ждать ответа в своей квартире.
Да, синьора.
И она исчезла, словно растворилась в воздухе.
Джованни убрал грязную посуду, принёс маленький графинчик с золотистой домашней граппой, и обе женщины сидели молча, слушая плеск и запах воды.
Почему ты не стала отправлять магвестник? спросила вдруг Марджори.
Ты не поверишь, но в Венеции у меня они получаются через раз, неловко усмехнулась Лавиния. Кругом вода, одновременно текучая и стоячая, и она вроде как размывает магию. Мою, во всяком случае. Вот те, кто здесь родился, в ней себя чувствуют как рыбы в воде.
Девочка вернулась очень быстро, минут через двадцать. Распечатывая ответную записку, Лавиния в который раз подумала, что скрытые умения местных жителей куда больше, чем то, о чём известно Совету магов, Службе магбезопасности и прочим заинтересованным. До дворца монсиньора Гвискарди пятнадцать минут пешком и десять на лодке. В одну сторону! Плюс пока письмо донесут до самого прелата, да пока он напишет ответ То есть, впечатление такое, что Кьяра вышла из дверей траттории и порталом переместилась прямо к входу в КаТре Фонтани. И расспрашивать её о чём-то бесполезно
Монсиньор Гвискарди приглашал синьору Редфилд присоединиться к нему за вторым завтраком в одиннадцать часов утра. К благодарности коммандер присовокупила пару монет, которые девочка приняла без тени смущения. Гондола уже ждала их возле входа, и вскоре отчаянно зевающая Марджори отправилась спать. Коммандер подошла к окну, отодвинула штору и глянула в окно дома напротив. Там горел свет, и по полупрозрачной шторе двигались две тени, мужчины и женщины. Судя по жестикуляции, они о чём-то спорили. Тщательно задёрнув свои занавески, Лавиния вытряхнула их из головы и легла.
Без пяти одиннадцать гондола причалила у каменных львов, охраняющих водный подъезд КаТре Фонтани. Лавиния погладила их по мраморным затылкам, кивнула терпеливо ожидавшему секретарю и прошла внутрь.
Монсиньор ожидает вас в малой столовой, догнал её шелестящий шепот.
В малой столовой! хмыкала она про себя, следуя за очередной фигурой в ливрее. Малой! Это значит, есть и большая? А ещё, наверное, пиршественный зал?
Спина в ливрее нервно дёргалась, слыша столь неприличное для этого места хихиканье.
Монсиньор Паоло Гвискарди как раз усаживался за стол, нетерпеливо потирая пухлые розовые ладошки.
Госпожа Редфилд! Как я рад вас видеть! воскликнул он. Прошу вас, садитесь напротив меня, и не будем отвлекаться от того, что нынче приготовил для нас мэтр Клеричи.
Монсиньор Паоло Гвискарди как раз усаживался за стол, нетерпеливо потирая пухлые розовые ладошки.
Госпожа Редфилд! Как я рад вас видеть! воскликнул он. Прошу вас, садитесь напротив меня, и не будем отвлекаться от того, что нынче приготовил для нас мэтр Клеричи.
Завтрак оказался почти скромным: свежий хлеб, масло, ещё плачущее слезами пахты, копчёный лосось, рикотта и мёд. Перед каждым из сотрапезников стояла большая фарфоровая чашка с капучино, на поверхности пышной молочной пены было нарисовано шоколадное сердечко. Лавиния ревниво покосилась в чашку монсиньора и с удовлетворённой улыбкой убедилась, что там изображена пальмовая ветвь. Посмотрела в хитрые глаза Гвискарди и расхохоталась.
Когда была выцежена последняя капля капучино, прелат спросил:
Желаете ещё чего-нибудь?
Спасибо, нет.
Тогда прошу вас следовать за мной.
В кабинете хозяин прошёлся пару раз, переложил на столе какие-то предметы, поправил картину, и без того висевшую ровно Словом, он суетился. С некоторым изумлением Лавиния наблюдала за этим процессом и понимала, что Гвискарди нервничает.
Что случилось, монсиньор? наконец спросила она. Расскажите, и мы вместе подумаем, как разрешить ситуацию.
Видите ли, госпожа коммандер, у меня есть племянница.
Это случается довольно часто.
Любимая племянница, понимаете? Я э-э-э не афишировал это обстоятельство, так что о Лауре никто не знает.
Понимаю.
«Конечно-конечно, неучтённая девица завелась в семействе Гвискарди! иронизировала Лавиния про себя. Да это ж золотой запас семьи! Её можно выгодно продать то есть, выдать замуж с большой пользой для клана. Говорите. Говорите, монсиньор, в чём проблема-то?»
И в чём же проблема? спросила она вслух, когда молчание стало давить.
Гвискарди вздохнул.
Девочка вбила себе в голову, что она хочет идти на оперную сцену.
Так что, у неё нет голоса?
Есть! У Лауры дивное меццо-сопрано, за партию Розины она получила первую премию Наумбурговского конкурса.
Прекрасно, я за Лауру очень рада. Тогда каков вопрос? Монсиньор, если вы не расскажете мне, в чём дело, я не смогу помочь!
Длинно вздохнув, Гвискарди выдавил:
Она хочет петь здесь, в Венеции. В театре «La Fenice».
И что? Знаменитая сцена, множество великих опер здесь ставили, госпожа Редфилд начала сердиться. Хорошо, пойдём другим путём. Вы подумайте, монсиньор, и дайте мне знать. Если моя помощь всё ещё нужна напишите на бумаге, в чём именно, и отправьте с курьером, адрес вам известен!
Она попыталась встать, но её остановил серьёзный голос Гвискарди:
В театре что-то происходит, и мне это очень не нравится. И не только мне. За последние полгода от выступлений в «Ла Фениче» отказались несколько исполнителей из первой десятки, в том числе великий Оттоленги. А его спектакли на этой сцене были запланированы ещё три года назад!
И что, без объяснения причин отказались?
Ну, нет, конечно! усмехнулся монсиньор. Кто ж захочет платить бешеную неустойку? Карл Оттоленги лёг на срочную операцию, Еве Ковальской запрещены путешествия и всяческие волнения в связи с беременностью У всех исключительно серьёзные обстоятельства, никто не говорит вслух, что под сводами «Ла Фениче» неспокойно.
А слухи ходят кивнула Лавиния. Знакомо.
Именно так. Поэтому я хотел попросить вас потратить пару дней и изучить этот вопрос. Если вы скажете, что можно не волноваться, Лаура начнёт репетировать партию Амнерис.
Тут госпожа Редфилд несколько напряглась.
Пару дней? она разумно не стала говорить, что у неё в запасе есть неделя. Вы считаете, я приду в зрительный зал и сразу увижу, что там не так? А если я скажу, что всё в порядке, а окажется, что чего-то мне не удалось увидеть?
Никаких претензий! Ни в каком случае! архиепископ замахал пухлыми ладошками. Просто, если вы сочтёте, что опасности нет, это куда достовернее любых других свидетельств.
Лесть, особенно грубая лучший путь к сердцу любого разумного. Хорошо, я этим займусь.
Спасибо, госпожа коммандер! Сегодня в три вас ждёт господин Кавальери, суперинтендант театра. Всё, что знает он, будет известно и вам. Если есть какие-то пожелания?..
Нет. Пока нет, задумчиво ответила Лавиния.
«Этот старый лис отлично знал, что я соглашусь, и заранее договорился в театре. Вот хитрец! думала она, бредя по узким улочкам и заглядывая в витрины. Суперинтендант, ну надо же! В Бритвальде так называют высокий чин в городской страже, а тут директор театра. Смешно!»
На самом деле, смешно ей не было: как и всегда перед началом работы, госпожу Редфилд охватил некий азарт, предвкушение работы, то самое чувство гончей, ожидающей начала охоты.
Переулочек внезапно закончился, упёрся в облупленную штукатурку сплошной стены. Слева дорогу закрывал древний забор, вправо вёл тёмный узенький проход. Поколебавшись, Лавиния пошла направо; чувство направления подсказывало ей, что площадь Святого Марка где-то там, а опыт прогулок по Венеции ехидно напоминал, что идти, вполне возможно, надо совсем в другую сторону. Ещё поворот, и она буквально выскочила на небольшую площадь. Скромный колодец посередине, магазин игрушек, сырная лавка, закрытая траттория Подняв глаза, она прочла на табличке «Campo alla Fava» и пробормотала:
Хм, площадь бобов, забавно!
Опустила глаза от таблички и упёрлась взглядом в стеклянную дверь какой-то лавочки без названия и вывески. Там, за дверью, отлично видный в ярком солнечном свете, стоял человек в чёрной мантии и маске с длинным изогнутым клювом. Стоял и смотрел на Лавинию.
Она почувствовала себя незваной гостьей на этой площади
Тряхнула головой, перевела взгляд и увидела в просвете между домами мраморного льва с раскрытой книгой, красный кирпич башни, зеленую остроугольную крышу да ведь это же кампанила Сан-Марко, и она совсем недалеко.
Через десять минут госпожа Редфилд уже пила кофе с келимасом на террасе кафе «Квадри».
Господин суперинтендант оказался толстячком ростом с сидящую собаку, с обширной плешью, розовыми щечками и грустными глазами, окружёнными длинными густыми ресницами. Он стоял у входа в театр, смотрел на фланирующую публику, отвечал на приветствия довольно частые и исключительно вежливые, отметила Лавиния. Понаблюдав ещё минут пять, она шагнула вперёд и улыбнулась. Как раз в этот момент на часах Гигантов колокол ударил в первый раз.
Переждав затихающие удары, Лавиния подошла к ступеням и поздоровалась.
Синьора Редфилд, рад вас видеть, толстяк поклонился. Пойдёмте, прошу вас. Монсиньор велел показать вам театр, с чего желаете начать? Может быть, с кофе?
От кофе она решительно отказалась.
Может быть, начнём мы с вашего кабинета? Вы мне расскажете, что именно насторожило монсиньора Гвискарди, а потом решим, что же нужно осмотреть.
Кабинет был невелик и страшно захламлён. Впрочем, беспорядок этот вроде бы имел определённую логику, во всяком случае, Лавиния сумела её предположить. Один из шкафов заполняли растрёпанными тетрадками и книгами, зачитанными буквально до дыр, во втором громоздились разноцветные стеклянные вазы, кубки и непонятные фигуры. Открытый стеллаж был забит свёрнутыми в рулон большими бумажными полотнищами, тоже разной степени растрёпанности, в них гостья предположила афиши. Письма и бумаги на столе были сложены в аккуратные стопки, поверх одной из них сладко спал серый кот.
Бартоло, опять ты здесь! всплеснул руками синьор Кавальери. Простите, госпожа коммандер, сейчас я его
Да пусть спит, отмахнулась она. Мне не мешает нисколько.
Прошу вас, садитесь.
Хозяин кабинета переложил со старинного деревянного кресла несколько папок, и Лавиния устроилась. Кресло было неудобным.