«Наследник графа Цеппелина»
Петр Альшевский
© Петр Альшевский, 2021
На протяжении трех лет я заезжал к нему в Париж, и он, укрывшись в своем особняке, рассказывал мне о себе, отвечая на мои вопросы и усмехаясь над охватившей меня идеей составить из наших бесед небольшую книгу.
Он говорил, что это не нужно, но, если хочешь, работай и не отступай.
Я использовал предоставленную мне возможность и практически не выключал диктофон, вылавливая услышанные, а после и переработанные мною слова, столь долго удерживавшие меня в притяжении этого отстраненно державшегося человека.
По неведомой мне причине войдя к нему в доверие, я пытался быть раскованным и свободным, поражаясь проявляемой по отношению ко мне терпимости, не позволившей ему посоветовать мне больше у него не появляться.
Намеченное я довел почти до конца. За допущенные ошибки с меня, пожалуй, не спросят. Да здравствует рок-н-ролл и буддизм большой колесницы.
Кофе я выпил, большое спасибо, особенно за коньяк, подлитый тобой до краев в мою чашку, где кофе было на дне. Если не возражаешь, давай сначала о детстве. Великом этапе бытия, когда все еще впереди, и ты об этом не задумываешься, с наслаждением довольствуясь настоящим.
Я родился в Москве в 1967-м году, и лет с четырех, уже начиная что-то осознавать, жил в двухкомнатной квартире на Ленинском проспекте. В детский сад я не ходил, сидя дома родители уходили на работу, оставляя меня сначала не помню с кем, а затем одного, бродящего по комнатам, думая о своем. Я смотрел в окно и играл во взрослого, ставшего лилипутом, в силу чего желающего выброситься из окна; выходя на балкон, я дышал, передо мной открывался привычный вид, и я не обращал на него никакого внимания.
В окно из окна мама с папой задерживаются я не терялся, расставленных мною на балконных перилах игрушечных индейцев не сталкивал, их сдувал ветер.
Они падали, я выскальзывал из квартиры, дверь я не закрывал. Подобрав их с газона, нес обратно, включал музыку, мне очень нравилась одна отцовская пластинка. Кстати, к этому времени отец перешел на службу в МИД, и у папы появились возможности доставать недоступное остальным. В числе прочего и средства для принятия реальности, расширяющейся в моем случае вверх и вкось из-за наличия в ней той самой, кажется польской, пластинки «Rolling Stones».
Я ее ставил и ставил наравне с замечательными историями о Златовласке, бароне Мюнхгаузене, шестая перемена блюд седьмая перемена блюд барон наелся, и я поднимаю иглу, вынимаю из конверта наиболее значимое, песня начинается с хорового зачина, затем они расходятся, следует западающий в душу припев You cant always get what you want.
Что, папа, это значит?
Ты не всегда можешь получить то, что ты хочешь.
Я в курсе, совсем мало жил, но в курсе, перебегая через дорогу, стремлюсь в Нескучный Сад слушать невидимых птиц, мне хочется обнять каждое дерево, пожелав ему быть не срубленным, я расту, вскоре пора идти в школу. До страшного дня еще месяцев пять.
Мы плывем с отцом на речном трамвае, внимая шуму нашего родного единственного города, за нами с той же скоростью плывут утки. Мне так представляется, спойте и вы, ваши голоса заглушаются двигателем, непроверенные данные об идеальной погоде на завтра не препятствуют мне улыбаться сегодняшнему дождю. Отец не взял зонт. И не уводит с палубы под навес.
Взирай, говорит, промокай, у меня выходной, вернувшись на берег, зайдем в магазин и я куплю тебе лимонада.
Продрогнув под апрельским дождем, я радостно соглашаюсь. В пустынном проулке пьем, передавая, из горлышка, выбравшись на проспект, сталкиваемся с отдыхающими массами, отец не слишком восторгался людьми. Не соприкасаясь с ними, он относился к ним с уважением, но при необходимости контактировать не спешил раскрывать объятия, умело держа дистанцию. Вы сами по себе, я сам по себе, копите деньги, ловите мух, и всего вам наилучшего. На работе его ценили спокойный, исполнительный, в политическом своемыслии не замечен, плюс крепкая семья, моя мама и я.
Какая ты красивая, любимая! Какой же ты странный, сынок! Первого сентября 1974-го я стоял на залитом бетоном плацу на муторной школьной линейке, куда они привели меня вместе придя домой, я просил меня больше туда не посылать, но мама сказала, что это обязательно.
Став умным и образованным, добавила она, ты пойдешь по стопам отца, который тогда выбьется в серьезные начальники и посодействует тебе в карьерном продвижении.
Какая-то чушь, пробурчал я.
Ты бы желала видеть его членом Политбюро? смущенно поинтересовался отец.
Я рожала его не просто так, веско ответила мама, готовя праздничный ужин в ознаменование моего вступления в контролируемую жизнь.
Из под контроля теперь было не выйти. На уроки ходи, уроки делай, задобренный подарками классный руководитель постоянно на проводе как у него успехи? Негативные сдвиги не наблюдаются? Вы с ним, Ольга Ивановна, без сантиментов, обрабатывайте пожестче, в дошкольные годы мы избаловали его свободой и одиночеством, и я бы порекомендовала вам спрашивать с него поактивнее: ради исправления допущенных нами ошибок.
Душите меня, безжалостно ломайте, я с ранцем в толпе галдящих детей в одинаковой форме, возвышенный настрой пропадает, со мной покончено не дури, Пашенька. Гляди вон туда. Чей это портрет?
Это Ленин.
Я не сомневалась, что ты знаешь. Да, это Владимир Ильич. А чем он известен?
Он, вероятно, в чем-то знаменитый хороший человек. Но я не настаиваю. Отец мне о нем не рассказывал, а телевизор я почти не смотрю.
В твоем случае смотреть телевизор довольно полезно. Полезнее, чем вести беседы с твоим отцом, не просвещающим тебя истинной роли нашего вождя и учителя. Придется позвонить в его министерство и сказать все как есть.
Не надо, не звоните. Он мне говорил я только забыл по глупости.
Ну, это другое дело. В субботу после занятий уборка территории не смей увиливать. Второй раз не прощу.
Бежать от диктата, прятаться в раздевалке, из куртки старшеклассника пропала мелочь, я не брал, деньгами на карманные расходы меня обеспечивали, и я проносил их обратно, у меня все есть. Небо, пластинки, луна за луной я наблюдал украдкой, поскольку спать меня клали рано. Отоспись и наберись новых сил, в учебе без них никуда, но чему мне учиться, если по правде? Очень многому. Но в школе этого не преподают, там пресс приземленных предметов, я бы не сказал, что мне хотелось летать, однако тупо ползать меня тоже не прельщало.
You cant always get what you want Я и не получаю. Меня давят и утрамбовывают. Ребята из нашего первого, второго, третьего, четвертого «Б» считают меня сильно задающимся, ставящим себя выше всех, гнилым надменным товарище это не так. Когда мне не натягивали разум чем-то обязательным, я не чурался общества, с великим удовольствием выходя во двор поиграть в футбол. Без дела с рогаткой я не бродил, у подъезда со скуки не засиживался, но погонять мяч обожал, и достаточно неплохо, парни лет по пятнадцать спорили до хрипоты за право взять меня в свою команду, а над всем стоял дядя Гриша.
Ему было под пятьдесят, он лысел и неопрятно одевался, руководя на нашей площадке всем футболом. Зимой хоккеем: без коньков на расчищенным снегу в крайне редких тогда дутых сапогах или валенках, черная шайба зарывалась в сугроб, на ее поиски бросалась вся участвующая в игре детвора швыряй точней! мы ее не найдем! будешь сам покупать! По-хозяйски улыбаясь, дядя Гриша нас успокаивал: не волнуйтесь. Я куплю. Не о чем говорить.
Часов в шесть мы собирались у поля в ожидании не идет ли он с работы. И вот слышится крик: дядя Гриша! Где?! Я здесь, чуваки. Сейчас переоденусь и выхожу.
Будучи нашим кумиром он являлся довольно самодовольным мужиком. Забьет метров с двух в пустые ворота и, возвращаясь, твердит: вы видели? Голик-то, а? Нет, вы видели? Такой супер голик.
Приехав из Штатов в Москву, я повстречался у памятника Гагарину с одним моим прежним приятелем, выросшим в том же дворе, и спросил у него насчет дяди Гриши.
Дядя Гриша зарвался, сказал он. Мы все повзрослели, а он относился к нам словно бы играющему с ним по старой памяти народу как прежде от семи до девяти. Однажды он вышел и начал по привычке нас строить ты за меня, ты за другую команду, ты вообще отдохни Короче, его послали. Он понурившись ушел и больше никогда не приходил.
Некрасиво сложилось. Я рад, что меня тогда уже увезли.
В Амстердам. Твой отец получил должность культурного атташе, и вы уехали: отец трудиться в посольстве на благо родины, ты начинать вершить путь психоделической личности. По приезду в свободный мир тебя сразу проняло? Наркоманы попадаются чаще пьяниц, на железной кровати позевывают с шариком сиреневого мороженого, продвинутому режиссеру для любовной сцены требуются 80-летний и 9-летняя, ты и моложе, и старше.
Мне тринадцать, несчастливое число и возраст под стать, Нескучный Сад мне не увидеть, какой-то я нудный, я себе неприятен. В комфортабельном лайнере меня угнетали злые предчувствия, куда я лечу? Отец знает голландский, но мне же не с кем поговорить, с кем мне говорить? зачем? я и дома предпочитал молчать, в соседнем кресле счастливая мама, она наконец-то вырвалась, папа хмур и остекленевшими глазами взирает в иллюминатор, мы пребываем с ним в схожем расположении духа, пристегните ремни. Объявляется посадка.
Папа, сынок, сынок, папа, я тебя спросил и ты мне ответь, ты и ответь, не я тебя сюда завез, а ты меня, мне, сынок, приказали отправляться в дорогу, не мог же я оставить тебя, я, папа, не напрашивался, не настаивал и ты.
Нам, сынок, завидуют миллионы сограждан.
У них, папа, наверное плохо с головой.
Давай не скажем встречающим, что и у нас с ней беда, если приземлившись, мы не восхищаемся потрясающей ухоженностью аэропорта, скривившись от приятного запаха тюльпанов, они здесь везде, а где одуванчики? В Нескучном Саду я втыкался носом в их желтизну, сдувал на тебя их старость, я громко смеялся, сынок, в ближайшем время, увы, не придется, за нами из посольства прислали автомобиль, мы бы, папа, добрели и пешком.
Мама бы, сынок, возмутилась. Она рвалась к этой жизни и я не сумел ее удержать, в моем отделе МИДа мне доверяли как непьющему семейному человеку с необходимым знанием политической обстановки, повсюду, сынок, враги.
В Москве, папа, врагов у меня не было. И у тебя я их не замечал.
Ты еще молод, абсолютно не подкован в вопросах строительства коммунизма или социализма, я что-то, сынок, запутался, мое дело выставки и музеи, организация выступлений ансамблей народного танца и прочие скромные мероприятия. В комитете госбезопасности мне наказали не влезать в насущные проблемы обороноспособности, проявляя инициативу исключительно в гуманитарной сфере.