Вербицкий ушёл, а я стоял у выгнутого окна и разглядывал вечерний город, оживавший «московских окон негасимым светом». В это время горожане возвращались домой кто с работы, кто из кино или ресторана, или просто из гостей. Некоторые со свадьбы друзей или с торжеств, посвящённых рождению ребёнка. Иные с похорон или поминок. Они заходили в свои квартиры в разном настроении и самочувствии: усталые и грустные, жизнерадостные и весёлые, раздражённые и благодушные. В общем, у каждого было собственное состояние души. Объединяло их одно каждый входивший, спустя полчаса или меньше, включал телевизор, радио или залезал в интернет. В этот момент он уже не являлся индивидуумом он становился аудиторией. Всех их таких разных, озабоченных своими проблемами, разделённых барьерами убеждений, религий, национальностей и языков, объединила Медиа.
Интересная точка зрения. Я, признаться, так и думал.
Вербицкий ушёл, а я стоял у выгнутого окна и разглядывал вечерний город, оживавший «московских окон негасимым светом». В это время горожане возвращались домой кто с работы, кто из кино или ресторана, или просто из гостей. Некоторые со свадьбы друзей или с торжеств, посвящённых рождению ребёнка. Иные с похорон или поминок. Они заходили в свои квартиры в разном настроении и самочувствии: усталые и грустные, жизнерадостные и весёлые, раздражённые и благодушные. В общем, у каждого было собственное состояние души. Объединяло их одно каждый входивший, спустя полчаса или меньше, включал телевизор, радио или залезал в интернет. В этот момент он уже не являлся индивидуумом он становился аудиторией. Всех их таких разных, озабоченных своими проблемами, разделённых барьерами убеждений, религий, национальностей и языков, объединила Медиа.
Во все времена ни одна партия, общественная организация, секта, религиозная конфессия или мультинациональная корпорация не обладала столь мощным объединяющим ресурсом. И дело здесь не в особой идее или новых средствах коммуникаций, а в том, что медиа сумела предложить людям что-то большее. Она предлагала не просто зрелище, она дарила им другую жизнь.
Я любовался загорающимися тут и там окнами. В какой-то момент мне показалось, что свет вспыхивает не хаотично, а волнами, как бывает, если кинуть в лужу камень. Круги разбегаются от центра сначала часто-часто, а потом всё тише, пока не успокоятся совсем. Почти как московские окна под утро. Я попытался найти точку падения условного камня. Огни были разных цветов, но чем дольше я на них глядел, тем яснее становилось, что доминирующий цвет голубой. Казалось, я смотрю на сотни тысяч мерцающих в ночи телевизоров. А значит, нетрудно догадаться, где эпицентр этих «кругов на воде»: на северо-востоке, там, где стоит Останкинская телебашня
Город смотрел на меня огнями телевизоров. Они были всюду на том пространстве, которое мог охватить глаз. И только ближе к центру голубой свет постепенно мерк. Возможно оттого, что я не мог проникнуть взором столь далеко. Или оттого, что в центре голубой свет встречался с более сильным светом. Светом Кремлёвских Звёзд. Интересно, подумал я, у них там что, телевизор не смотрят?
Я допил виски, поставил стакан на стол и пошёл к выходу. На первом этаже, возле ресепшн, перед висевшим на стене телевизором толпились люди. Все входившие в гостиницу и выходившие из лифтовых холлов замедляли шаг и поворачивали голову в сторону телевизора. Он транслировал выступление президента. Я подошёл ближе и услышал, как Путин говорил о том, что российские спецслужбы получили право убивать особо опасных преступников, находящихся в федеральном розыске, даже за рубежами России. Услышав это, многие захлопали.
Когда на такси подъезжал к дому, я поймал себя на мысли, что синий цвет ближе к центру мерк вовсе не из-за того, что там меньше телевизоров. Просто в районе нахождения пресловутых красных звёзд находился другой эпицентр, чьи импульсы пусть не такие зримые, как у Останкинской башни, зато более сильные.
Выйдя из такси, я закурил. Интересно, что бывает, когда сталкиваются волны, исходящие из разных эпицентров? Кажется, согласно законам физики, более сильные поглощают более слабые. Какая же из башен сильнее?
Я выбросил сигарету и потянул на себя дверь подъезда. В жизни, видимо, придётся выбрать какое-то одно занятие: либо медиа, либо конспирологию.
«Возвращение к истокам»
На следующий день, в половине одиннадцатого утра, я стоял перед подъездом трёхэтажного, немного обшарпанного дома.
Вход в единственный подъезд украшала медная табличка:
Общественная организация
Возвращение к Истокам
Литература, искусство, историческое наследие
Молодёжное отделение
Прокрутив в голове вызванные табличкой ассоциации я не нашёл ничего мне близкого, кроме водки «Исток», которую, впрочем, никогда и не пил. Я постоял на крыльце, сплюнул через левое плечо и зашёл.
Вы к кому? раздался дребезжащий голос, исходивший, казалось, из ниоткуда.
Я? В организацию «К истокам» повернув голову, я заметил в углу столик, за которым сидел вахтёр лет семидесяти, похожий на чудом выжившую после велосипедного наезда лягушку.
Я Дроздиков. На встречу к Вербицкому.
Обождите, сказал вахтёр и поднял телефонную трубку. Дроздиков пришёл. Ага. Проходите налево.
«Молодёжное отделение». Судя по вахтёру, у Вербицкого с юмором порядок. Или, может, на вахтёра просто свет неудачно падал? Повернул налево и оказался перед железной дверью с домофоном. Я позвонил и дёрнул дверь на себя, услышав зуммер. За ней оказался холл с металлической рамой и четырьмя охранниками. Пройдя через раму, я протянул одному из них паспорт, подвергся дополнительному осмотру с помощью ручного металлоискателя, старший охранник поговорил по рации, и меня пропустили к лифтам.
«А молодёжь-то всерьёз литературой и наследием интересуется. Не иначе нашли наконец библиотеку Ивана Грозного и сюда привезли», прикинул я.
Вам на четвёртый, сказал напоследок охранник.
Какой четвёртый, тут же три всего!
Снаружи так кажется. А внутри не то, что снаружи, ответил охранник.
Выйдя из лифта, я увидел сухощавого мужчину в хорошем костюме, который направился ко мне, протянул руку и представился Алексеевым Александром Петровичем, сказав, что будет меня сопровождать.
В длинный коридор выходили двери пяти или шести кабинетов, что делало пространство похожим на советскую школу типовой застройки, только без рекреаций. С одной стороны коридор упирался в холл с лифтами и лестницами, с другой в стеклянную дверь, за которой сидел ещё один охранник. Там, вероятно, располагались офисы старших товарищей.
Что, Антон Геннадьевич? С чего начнём экскурсию? Может, пойдём по кабинетам, знакомиться?
А давайте лучше покурим?
Я не курю, сухо ответил он.
А я курю. Много.
Как скажете, пожал плечами Алексеев, глядя на часы. Тем самым он, видимо, пытался продемонстрировать, что негоже терять время на ерунду в первый рабочий день. Но мне его намёки были до фонаря, потому что курить-то я как раз и не хотел.
Очевидно, только очень наивный человек начнёт знакомство с новым коллективом с дурацкой церемонии представления. Как правило, она неинформативна и ничего, кроме траты времени, не преследует. Я чётко представил, как Алексеев примется водить меня по комнатам, словно корову на верёвке, ставить в центр кабинета, говорить дежурные слова, а я буду переминаться с ноги на ногу под оценивающие взгляды будущих подчинённых, чтобы в конце этой клоунады промямлить что-то типа «я уверен, мы хорошо поработаем» или понести оправдательно-вводную ахинею «мы с вами одной крови», «я довольно давно в профессиональных СМИ, как и все вы».
Приходя на руководящие должности в новый коллектив, не стоит тут же бросаться по кабинетам, жать руки всем вплоть до уборщицы, пытаться вникнуть в суть обязанностей каждого, меняться визитными карточками, лицемерно улыбаясь и приговаривать извиняющимся тоном: «У меня, хи-хи, своих пока нет, хи-хи». Во-первых, все имена вы по любому не запомните, во-вторых, даже не будете пытаться, в-третьих, вы держите в голове тот факт, что большую часть сотрудников, которым сегодня жали руки, вам придётся уволить к чертям. Не исключено, что в один день и наверняка без выходного пособия. Объясняется это тем, что, коль скоро вас пригласили возглавить направление за хорошие бабки, значит, предшественник справлялся плохо. Может, даже все развалил. А сотрудничков его, тех ещё баранов, вам придётся заменить своей командой. Гораздо легче прийти на царство со своими стрельцами, привыкшими к вашей манере руководить, нежели переучивать прежних.
Посему, если хотите узнать, чем дышит контора, посетите сначала курилку, потом туалет. Там вы узнаете, насколько болтливы секретарши, ленивы водители, завистливы коллеги, тупы подчинённые и прочая, и прочая. Заодно возьмёте на карандаш всех теневых лидеров коллектива, заботливых мамаш, «сынов полка», агнцев на заклание и милых тёлок, готовых отдаться вам «за помощь» в случае тотальной неудачи в новом проекте.
В курилке стояли трое. Двое увлечённых диалогом пятидесятилетних мужиков в костюмах одинаковой серой расцветки и рубашках с замусоленными воротниками. Один худой, со всклокоченными «а-ля Венидиктов» волосами, дополнил свой прикид галстуком в серо-красную диагональ и парой значков неведомых мне организаций. Второй, напротив, был весьма тучным, в очках, с короткой стрижкой и аккуратно подстриженной бородой. Этот носил под пиджаком свитер и держал под мышкой журнал. Кажется, «Профиль». Третьей в их компании была тётка без возраста, в чёрном деловом костюме, которая курила через мундштук отвратительно воняющую сигарету и смотрела на собеседников через толстые стекла очков, изредка вставляя свои замечания.
Когда мы с Алексеевым вошли, компания затихла и принялась нас рассматривать. Но поскольку Алексеев бывал тут редко, а меня они и вовсе не знали, граждане курящие решили, что наши уши не могут представлять для них угрозу и продолжили беседу.
Толя, уверяю тебя, с жаром говорил мужик с журналом, время пассивного непротивления прошло. Нужно действие! Мы и так уже погрязли в междоусобице, где каждый отстаивает собственный дискурс! Пора понять, что нас спасёт только объединение! Свои права нужно отстаивать не в кабинетах и коридорах, а на улицах!