Обряды свадебные
Когда молодому человеку исполнится 20 и более лет и желание его будет вступить в брак, тогда он о намерении своем объявляет отцу и указывает на ту девицу, которую выбрало его сердце; отец передает эту новость матери, они совещаются между собой, до какой степени состояние их позволяет на выкуп, потом отец жениха делает предложение отцу невесты, а жена его матери; здесь, при согласии, совершается условие о выкупе, и если со стороны невесты оно удовлетворительно, дается уже слово после первых обрядов, свадьба отсрочивается до условного времени, а иногда на год и более. По заключении договора жених не только не может видеть днем своей нареченной невесты, но и проходить мимо ее дома, свидание их бывает ночью и тайно, чтобы никто из домашних и сторонних не мог быть свидетелем; всякая в подобном случае встреча признается стыдом для жениха, вредит невесте и ее родным. Когда же условленный срок для брака настанет, тогда родители невесты везут ее с торжественным поездом в дом жениха, где встречают их родные с духовником (мулла), который и утверждает союз молодых брачной молитвой, соединяя при этом мизинцы рук их вместе; при всей этой процессии невеста накрыта длинной фатой, или тонким белым покрывалом, так, чтобы никто не мог видеть ни лица ее, ни талии; после чего молодую уводят в особо назначенное для них отделение, и с этого дня муж не может видеться днем со своей женой до того времени, когда она родит дитя, тогда только разрешается ему свободный к ней доступ. Молодая до рождения сына, остается безмолвной; она не может ни говорить, ни отвечать на вопросы свекра, свекрови, деверей и невесток, впрочем ее не затрудняют ответами: весь разговор состоит в назначении общих домашних занятий, а потому молодая, кроме исполнения желаний старших, не подвергается никакому испытанию.
Когда мужу будет известна первая беременность подруги его, тогда он вешает над нею заряженный пистолет на случай, если она родит сына, то должна выстрелить: этим сигналом извещается муж и все родные о рождении наследника, и все в доме приходят в торжественный восторг; девочки лишены этой почести, хотя более приносят домашней пользы.
Но если бы родители или родные не согласились выдать дочь свою за искателя руки ее, тогда молодой человек, во избежание нарекания, старается узнать секретно, через близких, преданных ему друзей, по желанию ли девицы сделан ему отказ; если получит отрицательный ответ, в таком случае он, с дозволения родителей, совещается с верными ему друзьями выкрасть невесту волею и неволею, во что бы то ни стало. По этому плану все участники собираются в полном вооружении на условленное место, известив наперед девицу, в какое время и в каком месте она должна показаться со стороны скрытой засады, и при появлении ожидаемой добычи берут ее без всякого шума, сажают в приготовленный экипаж (арбу), укрытый со всех сторон и запряженный лихими лошадьми, окружив вершниками, несутся во всю прыть, приближаясь же к жилищу жениха, начинают стрельбу из ружей в знак удачного подвига; услыхав сигнал, родные, кроме отца и матери, выходят встречать приезжую гостью и отводят в половину, назначенную для ее жизни; здесь, с исполнением брачного обряда, начинается пир. Впрочем, при таких случаях бывают и кровавые сцены: если родители невесты узнают вскоре о похищении дочери их, в таком случае они со всеми родственниками преследуют похитителей, и, если погоня их будет удачна и виновные настигнуты, завязывается перестрелка, и убийство неминуемо, но никогда не случается, чтобы невеста была отбита и возвращена в дом родительский; этим преследованием прикрывается только стыд, ежели бы со стороны родных девицы не было оказано обычного сопротивления. Этот обряд исполняется и в таком случае, когда бы потеряна была возможность настичь похитителя. Обычай свадебных пиршеств не сопровождается никакими излишними прихотями, и девицы никогда не участвуют в свадебных процессиях. У горцев нет девичников, исключая в племенах кумыкских, где за несколько дней до свадьбы, собираются в дом невесты подруги ее и молодые люди, они поют не свадебные песни, которых у них нет, но плясовые и танцуют до рассвета, в этих увеселениях может находиться и жених, но он старается скрывать себя от глаз невесты. После похищения девицы родители жениха и молодой начинают сближаться между собою посредством духовных лиц и почетных стариков, наконец дело улаживается согласием на выкуп (калым).
Неверность в супружестве со стороны женского пола дает право мужу умертвить виновную или, обезобразив глаза, уши или нос, отправить в дом ее родителей и требовать обратно уплаченный за нее выкуп. Никто не может быть посредником, чтобы согласить мужа жить с позорной женщиной, здесь нет примирения: обесславленная жена отчуждается не только мужем, но и своими родителями, родственниками, и участь ее гибельна. Впрочем, такое явление между горским женским полом бывает редко, не по строгости их поведения, но по жестокому последствию: она не только отталкивается от всего общества, но ей предстоит в будущем все варварские мучения или смерть; эта несчастная потеряла право на защиту, и соблазнитель будет преследован со стороны мужа и родственников ее: куда бы ни скрылся он, везде будет найден, и только кровь его смывает нанесенное оскорбление.
Похоронный обряд
Смерть одного из семейства приносит в дом общую печаль. Тело покойного оставляется на том месте, где постиг его смертный час; по обмытии надевают на него чистое двойное белье, голову обертывают через подбородок белым платком, а все тело тонкой холстиной. Тогда домашняя печаль разносится по всему селению, приглашается хор известных плакальщиц, умеющих исчислять добродетели и воинственную отвагу покойного, в этот дом скорби собираются все родные и знакомые обоего пола, мужчины остаются снаружи при входе в саклю, а женщины входят во внутренность ее и садятся по обеим сторонам скорбящей женщины, которая с растрепанными волосами, открытой грудью и в изорванном платье сидит неподвижно, опустив голову на грудь. Когда весь порядок будет устроен, одна известная импровизаторша начинает куплет плачевной песни речитативом, а прочие присоединяют свои голоса и оканчивают первой напев восклицанием «вовшау!» (увы!), и так продолжается несколько куплетов, в которых исчисляются все подвиги покойного, доброта его сердца, любовь к семейству и оставленной подруге, которой более не видать ясных дней и не ожидать милых ласк возлюбленного. Она осиротела, как ласточка со своими птенцами. Кто защитит бедную от невзгод? Кто даст приют сиротам ее? Кому тяжела печаль бедной страдалицы? Кто утешит горькую? Кто подаст ей руку радости? Того уж нет! Чья грудь так сладостно согревала несчастную, он уснул непробудным сном и оставил другу своему, всем родным и друзьям одну скорбь неутешную. В продолжение этого периода страдалица бьет себя в грудь, раздирает ее и лицо ногтями до ручья крови с неистовым криком «аия, вай!» (ах, ох). После все умолкает, как будто из сострадания, чтобы дать несколько успокоиться несчастной. Потом начинается та же процессия; в продолжение первой процессии мужчины из близких, родных и друзей покойного входят по одному и по два в саклю сетующих, падают перед плачущей на колени и, приклонясь до земли, раздирают ногтями на лбу между глаз кожу до крови, не произнося ни одного утешительного слова, за исключением громкого стенания; когда кровь покажется на лице, тогда встают и с поникшей головой выходят на открытый воздух. Весь этот обряд продолжается до ночи; тогда покойного берут близкие родственники и уносят на одре, без провожатых, на место погребения, где ожидают их рабочие, и тело умершего опускают, или, лучше сказать, кладут в могильный шкаф, сделанный посредине главной ямы сбоку на полдень, головой на запад и лицом к Мекке, так чтобы покойник лежал на правом боку; потом против самых глаз, сквозь небольшую палочку, продевается написанная муллой молитва, содержащая в себе текст из Алкорана, что «душа усопшего, по воскресении, не прежде может достигнуть эдемских ворот, как по прочтении той молитвы». Когда же нишу начнут закладывать досками, духовник начинает вполголоса читать приличную погребению усопшего молитву, в продолжение которой все присутствующие удаляются от могилы на такое расстояние, чтобы не слышно было слов муллы, но с последним, громко произнесенным «Аминь!» все бросаются поспешно засыпать могилу землей; потом ставится у ног покойного памятник, высеченный из камня с приличной надписью. Если умерший духовное лицо или аджи[17], то верхний конец камня обделывается вроде головы, обвитой чалмой. Князья же и первостепенные уздени, смотря по богатству, имеют фамильные склепы, построенные из камня с высокими сводами. Место покоя умерших почитается священным.
На другой день похорон собираются до рассвета все те женщины, которые были накануне в доме скорби и с первым лучом зари идут на кладбище; главное лице в этой свите составляет вдова или мать, ее ведут посредине спутниц под руки ближайшие родственницы умершего, хор поет последний прощальный привет потерянному другу, и утренний воздух, сливаясь с правильной гармонией голосов, невольно ложится на сердце и возобновляет в памяти о прошедших потерях, милых сердцу. Когда вся печальная процессия приближается к месту захоронения умершего, скорбящая особа, вырываясь из рук родственниц, как стрела, летит и падает на могилу, начинает речитативным напевом превозносить похвалу покойному и потом упрекать, зачем он оставил ее сиротою: «Неужели я, несчастная, огорчила твое нежное сердце и не умела усладить твою жизнь, за которую готова отдать свою. Нет! Ты не знал любви подруги твоей, ты не хотел испытать ее. О, как душа моя была тесно соединена с твоею. Что может сравниться с моею горестью и кто в силах утешить меня. Ты один был рай души моей, мое утешение и надежда». При таком, быть может не всегда искреннем, обряде она бьет себя в грудь, царапает лицо и рвет волосы, под унылый напев хористок, до тех пор, когда ее оторвут родственницы от могилы, и процессия возвращается безмолвно в дом вдовы, где приготовлены уже поминки со всей азиатской роскошью по мере состояния и даже выше средств: здесь нет ни меры, ни снисхождения к состоянию. После трехдневных похоронных угощений через шесть недель повторится посещение к покойному, и последние поминки заключают все хлопоты. Вдова остается в том же платье и белье, которое она надевала при смерти ее мужа, и носит, не переменяя, круглый год. В этом состоит весь траурный обряд у горских женщин-вдов: нет ни черных платьев, ни плерезов, все это заменяется самыми отвратительными лохмотьями. По прошествии годового времени, если вдова не намерена выйти замуж, то достаточные надевают на себя бешмет, сшитый вновь из черной нанки или зонту, и на голове носят белый платок или покрывало.