Некоторые закубанские племена: бесленеевские, темиргоевские, махошевские, убыхи и абадзехи, по сохранившимся преданиям их, были назад тому сто сорок лет язычниками и потом христианами. Этот факт не подлежит сомнению, потому что на прежних местах их жительства, около восточных берегов Черного моря и во внутренностях гор, уцелели еще следы священных лесов, где на вековых деревьях находятся и ныне остатки изображений вырезанных змей, птиц и жертвенников, доказывающих прежнее этого народа идолопоклонство. В этих же местах видны вырезанные на деревьях и поставленные на возвышениях иссеченные из камня кресты, подтверждающие христианство; но как эти племена не были укрепляемы в религии христианства, а приняв магометанство, не имели к нему полного убеждения, то и удержали некоторые христианские обряды, например: накануне 31 марта они делают из дерева небольшие кресты, ставят по своим нивам, в местных рощах и на возвышениях. С тем вместе приготовляют крашеные яйца и с наступлением 31 марта торжественно обнимают друг друга и обмениваются яйцами, но по какому сознанию делается ежегодно и в одно время это воспоминание, они решительно не могут дать отчета, относя его начало ко временам предков. Впрочем, почти все закубанские народы слабо убеждены в исламе, быть может, от безграмотности их духовных наставников. Водворение христианской веры в области кавказских народов можно отнести ко времени царствования грузинской царицы Тамары, ибо в эпоху ее жизни много дикарей, в особенности осетинского племени, были обращены в христианство, следы которого и доныне видны в уцелевших от времени и разбросанных по горам Кавказским храмах. Но, когда турки овладели Карталинией и присоединенными к ней областями, тогда они обратили все внимание на полухристиан, и в половине XVIII века водворился в горских народах ислам, исключая левую сторону горского народонаселения, где магометанская вера возникла по пришествии на Кавказ с войсками арабского полководца Абун-Муселима и осталась до нашего времени без всякого изменения.
Воспитание детей
В среднем классе дитя мужского пола, достигшее четырехлетнего возраста, лишается материнского попечения, оно отдается в отдаленные от родительского дома племена, известному своей храбростью, умом и опытностью зажиточному горцу, хотя бы он был из простого звания. Мальчик, принятый на воспитание, остается у дядьки (аталык) до совершенных лет, на всем содержании воспитателя, обязанность которого состоит: обучить питомца своего всем военным искусствам, ловкости, красноречию, хитрой скрытности и недоверию, а с этим вместе и смелости во время опасных предприятий. На этом условии аталык берет дитя на свое попечение со всей ответственностью. Этот питомец с семилетнего возраста участвует уже во всех отлетных партиях под непосредственным руководством своего наставника, от него он узнает всю воинскую гибкость, рассказами же о предках его, о их храбрости и воинственных подвигах, перешедших в предание настоящему поколению, аталык развивает способности юноши и воспламеняет молодой ум его до восемнадцатилетнего возраста. Цель такого воспитания чтобы младенец, лишенный родительской нежности, взрос во всей строгости; из этого вытекают последствия характера его: он становится суров, груб и неискренен, а потому и лишен всякой привязанности к родительскому дому. Одна дикая воля и необузданная страсть заставляет их искать потребности жизни грабежом и убийством. Они все вообще, с некоторым весьма редким исключением, преданы корыстолюбию и скупости до самой презрительной степени, и этот унизительный порок заставляет горца быть лукавым, он не остановится обещать вам много и не исполнит ни одного из них, и без всякой совести будет встречаться с вами и повторять то же обещание, чтобы выманить, по доверчивости вашей, какой бы то ни было подарок или хороший прием вот до какой степени они заражены бессовестностью.
Когда питомец войдет в определенные для воспитания его лета и воспитатель уверен в его физических и нравственных успехах, тогда он отвозит питомца своего в родительский дом, отдает молодого человека с рук, получает за все попечения щедрые подарки и с этого времени он считается в доме родителей молодого человека близким родственником, не только уважаемым со стороны воспитанника, обязанного помогать воспитателю и его семейству всем и во всю жизнь, но и всем родственникам его.
Дети владетельных князей отдаются на воспитание как можно далее от родительского дома, еще грудными, на попечение сторонней женщины. Вскормившая оторванного от груди матери младенца считается молочной матерью и гордится, если питомец возрастет в крепком и сильном телосложении. Дети ее мужского пола вступают с воспитанником в родство молочных братьев; эта связь нового стороннего родства считается у горцев в большом уважении и почестях. Молочные братья везде готовы жертвовать за него жизнью. После семилетнего возраста дитяти воспитательница передает питомца своему мужу для образования, приличного его званию и назначению. С этого времени он оставляет женскую половину и переходит к дядьке. По окончании воспитания молодой человек возвращается в отцовский дом; отец при встрече с сыном после столь долговременной разлуки не изъявляет излишней радости и едва обращает на него свое родительское внимание, но все прочие домашние, мать и женское родство приходят в совершенный восторг. Вся же нежность со стороны отца выказывается в празднестве, которое дает он в честь сына. Новоприбывшего помещают в отдельном строении, к нему назначается особая прислуга и опытный немолодых лет уздень (дворянин) для руководства и советов молодому князю; впрочем, этот новый член семейства, совершенно чужд взаимного с родными сочувствия: он по непреклонной воле своей и независимости от родительской власти отлучается из дому на грабежи и разбои или, по прихоти, куда поведет его первая зародившаяся мысль здесь никто не может остановить молодого человека от предпринятого намерения. Такие подвиги не почитаются у горцев предосудительными, особенно если они настроены против иноверцев. Все, что признано в благоустроенных обществах образованного народа преступлением, у диких сынов Кавказа считается достоинством рыцарским, а потому: кто больше имел практики в грабежах и больше пролил крови, тот приобрел общее уважение и считается героем; о нем гремит во всех горах разнесшаяся слава, и дела его передаются в изустных преданиях отдаленному потомству.
Воспитание женского пола
Дочь с младенческих лет приучается матерью и другими родственницами ко всем рукоделиям, она должна знать все домашние труды, не заботясь о светском приличии или этикете, чуждых вовсе дикому состоянию горцев; но и за всей патриархальной простотой они не лишены женского кокетства: девица, как бы ни занята была работой, не пропустит ни одного свободного случая, чтобы не посмотреться в зеркало или даже в зеркальный осколок, сберегаемый в ее кармане, и не сделать несколько граций в движениях лица и глаз, в поправке головной прически. Всякая девица с семилетнего возраста носит кожаный из мешины или сафьяна корсет, стянутый сколь возможно туго и зашитый наглухо, чтобы образовать тонкую форму талии; эта шнуровка остается до замужества неприкосновенной, никто не может снять ее, кроме мужа: он при первом посещении молодой жены своей разрезает это брачное таинство кинжалом или ножом, как будто этим символом покоряет избранную в подруги своей жизни и непреклонной своей воле, повиновению и чистоте поведения. Этот первый шаг напоминает ей, какая участь ожидает виновную за нарушение супружеской верности.
Народные сходки, или совещания
Всякое совещание, в случаях важных и сопряженное с общей безопасностью или пользой, составляется не из одного племени: сюда приглашаются не только союзные народы, но и заключается мирное условие с враждебными племенами, которые сколько бы ни были в неприязненном сношении, не в праве уклоняться от общего дела. Везде рассылаются вестники и назначается место и время, куда должны стекаться князья, уздени трех степеней со всеми своими вассалами, а также духовенство и почетные старшины с опытными стариками. Всякое племя имеет при себе гадателя, или авгура, к которым горцы благоговеют. Когда собрание удовлетворительно, тогда один из почетных духовных лиц предлагает омовение, после которого весь собравшийся народ с полным умилением становится на молитву; в это же самое время гадатели закалывают животных, избранных для узнания будущего, рассматривают их внутренности и предсказывают успешное или неудачное исполнение принятого намерения, потом закланные жертвы разбираются по частям для приготовления пищи. По окончании молитвы и когда все собрание займет по достоинству свои места, гадатели объявляют свои предсказания, их выслушивают с глубоким вниманием, и, если они благоприятны, тогда начинается совещание: первые голоса подаются духовенством, потом княжеские, а за ними уздени и старики, но ни один из молодых людей, как бы ни был в почете, не может вмешиваться в мнение старших, они все в почтительном уважении выслушивают решение старших.
Если князьям нужно объясниться между собой при собрании или при некоторых лишних для них людях, в таком случае они употребляют известный только между ними язык, называемый макобза, которому научаются с малолетства один от другого и сохраняют между собой, как тайну. Когда совещание кончилось, и план предприятия утвержден общим голосом, тогда начинается пир, особенно при благополучных предсказаниях. Все собрание разделяется, по мере почетных особ, на кружки, где также не участвуют молодые люди. После почетного стола начинается другой для молодых людей высокого рода, а наконец, доходит до простых воинов и заключается трапезой слуг; по окончании всей этой процессии подтверждается клятвой сделанное условие, и собрание распускается.
Если при совещании положено собраться военной силе в большом количестве и идти на разорение одной из наших пограничных станиц или деревень, тогда избираются предводители по одному в каждом племени: жребий выбора падает на князя или узденей 1-й и 2-й степени, известных опытной храбростью, а также нередко избираются и духовные; все же прочие, вошедшие в состав каждой когорты, повинуются безусловно своим предводителям и отправляются по разным направлениям к назначенному для всей массы пункту, с условием, когда и где должны соединиться на возвратном пути. При таких обстоятельствах скопище союзных племен старается обмануть бдительность нашей кордонной стражи и, чтобы вернее выполнить свои предположения, распускает ложные слухи о своем движении и намерении, стараясь тщательно скрыть настоящую цель свою; эти слухи передаются нам лазутчиками, по словам которых и делается распоряжение соединить силы к той стороне, которой более угрожает мнимая опасность, следовательно, отвлечение войск к защите места, назначенного от набега горцев, обессиливает другие пункты кордонной цепи, тогда неприязненная партия поспешно следует к настоящему месту своего назначения, ослабленному защитой, и предприятие совершается удачно, тем более что помощь к подвергшимся огню, грабежу и убийству не в силах подоспеть своевременно, в особенности против такого неприятеля, которого набеги и действия так быстры, как молния.
Окончив удачный или неудачный подвиг, вся партия разделяется на три или четыре части, смотря по обстоятельствам: первая, передовая, для открытия опасности, вторая по обеим сторонам средней колонны, при которой находятся пленные и прочая добыча, и третья, самая сильнейшая, сзади для прикрытия ее. При переправах через реки сохраняется тот же порядок; но если они имеют за собой преследователей и завяжется перестрелка, тогда партия будет держаться до последней возможности, и, если силы их начнут ослабевать и сопротивление более невозможно, они для облегчения своего бросают добычу, и партия рассыпается в разные стороны таким образом, всякий избирает себе возможный путь к спасению; иногда же этот маневр делается с умыслом, чтобы разъединить наших казаков и отвлечь их сколько можно далее от пехоты; когда же расстояние увлекшихся преследованием за рассыпавшейся партией горцев будет соответствовать их умыслу, в это время разбросанная партия, по сигналу крика «гяур!» (неверный), в одно мгновение оборачивается лицом к преследователям, занесшимся без всякой осторожности, и, сплачиваясь в несколько частей, дружно и с ловкостью нападают на слабых казаков и гонят в беспорядке до главной нашей колонны или каре, а приблизившись несколько далее пушечного выстрела, они дружно останавливаются и принимают направление к переправе и к условленному месту, когда же опасности более не предвидится, удаляются к горам, где располагаются для отдыха, и по разделе добычи разъезжаются по своим домам. Если подвиги благоприятствовали и удачно исполнены, тогда возвращение каждой части партии к своему аулу предварительно торжествуется стрельбой из ружей, сопровождаемой скачками и радостным криком. Но при неудаче и потере въезжают в аул ночью со всей возможной тишиной, и тела убитых, которые почитается по закону за смертельный грех и стыд оставлять на поле битвы, развозятся по домам; и первый блеснувший на востоке луч утренней зари наполняет всю деревню неистовыми криками; тогда родственники обоего пола сбегаются в дом горести. Здесь мать, потерявшая сына, жена мужа или сестра брата, растрепав волосы, разодрав на себе одежду, бьет и царапает грудь и лицо, приговаривая, что покойник дрался, как лев, но, уступая, сам решился умереть со славой, не отдаваясь живым в руки гяуров (неверных); похороны делаются по обыкновению, но камень над могилой ставится с надписью его подвигов и с изображением, каким орудием он убит. Бывали, однако же, примеры, что партия горцев окружалась со всех сторон нашими войсками, так что всякое средство к спасению невозможно. В такую критическую минуту первый предводитель партии сходит с лошади и тут же закалывает ее, примеру его следует вся партия, из этих трупов складывают род завала, и при пении предсмертной песни защищаются до последнего оставшегося в живых[18]. Если же горцы предупреждены об угрожающей опасности какому-нибудь аулу, тогда в то же время извещаются ближайшие соседственные ему аулы с призывом принять участие в обороне и в то же время делаются оборонительные приготовления. Все лесистые места по проложенным дорогам перерываются канавами и делают завалы, последние занимают горцы всеми своими силами, исключая часть из них, назначенную для наблюдения за движением неприятельским, эта передовая стража завязывает дело с нашими стрелками или конницей, стараясь наводить преследователей на засады. Но при крайних опасностях и слабой уверенности на защиту они на возвышениях лесистых гор ставят сметливых людей, и первый из них, где ближе угрожает опасность, зажигает нарочито приготовленный костер, от показавшегося дыма его принимает другой и так далее; по этому незатейливому телеграфу стекаются к тому месту или аулу, со стороны которого показался первый признак дыма, со всех сторон вспомогательная защита. Случается также, что такое призывание на помощь повторяется несколько раз, и сикурс (помощь, поддержка. Изд.) усиливается. На плоских же местах, не огражденных горной природой, горцы все вообще бывают конные и дерутся против нашей кавалерии с удивительным искусством и стойкостью; но с приближением пехоты нашей с орудиями ретируются к горам или в лесистые места, не имея духу атаковать пехоту нашу на чистом поле: не только вполовину силой, но и одной роты довольно остановить напор до 800 и более горцев. Вообще, в Центральной полосе и на Правом фланге Кавказской линии горцы дерутся конными, за исключением таких случаев, если бы нападение обращено было прямо на жилища, тогда, отправив жен и детей со всем имуществом в горы и леса, мужчины остаются в домах, избранных для удобной обороны, и отстаивают до последней возможности каждый из них; но если бы сопротивление не могло удерживать занятой ими защиты, тогда постоянно переходят в другие сакли, которые ближе к горам или лесу, чтобы в последнем, крайнем случае можно было иметь верное спасение, на плоскости же остаются одни конные для удержания неприятеля от стремительного нападения. Горцы Левого фланга более действуют пешими, по причине гористых и неприступных лесистых местностей; конные всадники их далеко уступают закубанцам и Кабарде, но пешие они дерутся отчаянно и с таким ожесточением, что, если меткий выстрел из ружья или пистолета изменил руке и глазу горца, тогда он выхватывает кинжал и, чтобы вознаградить свой неудачу, бросается с бешенством к неприятелю, несмотря на неравное число врагов своих, и если не встретит отчаянного удара штыка, то погибель защищающегося неизбежна. Впрочем, в нынешнее время все изменилось, и воинственный дух в горском народе вышел из той важности, которую должен бы был наследовать от предков своих.