О, великий хан! воскликнул Мустафа. Для других я нем, как камень О, я знаю, ты взглянешь оком милосердия на презренного раба твоего
Хан хлопнул в ладоши и сейчас же перед ним предстали трое слуг.
Возьмите этого старика, указал он на Мустафу, бросьте в темницу
Слуги схватили нищего и поволокли.
Эй? крикнул хан. Вернись кто-нибудь.
Слуга приблизился к хану, а тот провел рукой по горлу, кивнул головой на Мустафу.
Слуга поклонился и вышел.
Привели Мустафу во двор темницы.
Тот слуга, которому хан отдал последнее приказание, сказал ему:
Посмотри, старик, как много летит лебедей!..
Мустафа глянул вверх, а слуга ударом ножа перехватил ему горло, а потом отрезал голову.
Труп Мустафы бросили в городской ров на съедение собакам, а голову показали хану.
Выбросьте эту дрянь, сказал хан.
Сидел он один и думал о сыне.
Гм Понимаю теперь, почему он на охоту один ездит и без добычи домой возвращается, проговорил он и задрожал от охватившего его гнева.
Шума делать не надо, говорил он потом сам себе, а достаточно послать двух воинов, чтобы прикончили огородника и его дочь и сожгли чертово гнездо. И сыну ничего не скажу, чтобы потом меня не проклинал
Хотя и наедине говорил Мустафа хану об Аслан-Гирее, но и у стен были уши: за дверью стоял слуга ханского сына и все слышал.
И тихо, как кошка ступая, удалился он от двери, подобно тени шмыгнул в комнату своего молодого господина и там долго шептал ему на ухо.
Побледнел Аслан-Гирей, задрожал.
Что же делать? спросил он слугу. Тот пожал плечами.
Не знаю, ответил он. Советовать не могу, но одно знаю: огороднику и его дочери не быть живыми.
И, поклонившись, вышел слуга.
Задумался Аслан-Гирей.
Как быть? Что делать? спрашивал он себя. Пойти к отцу, признаться в своей любви к Гульнаре уже поздно: донос проклятого нищего сделал свое дело
И поспешно он вышел, направился в конюшню, коня оседлал, вскочил на него и помчался в селение.
Около дома огородника остановил коня и громко крикнул:
Лебедь, Лебедь!
И на зов выбежала Гульнара, смеющаяся, и старый Меджид подошел.
Беда грозит нам великая, проговорил Аслан-Гирей и рассказал о том, что во дворце хана произошло.
Вскрикнула Гульнара, руками всплеснула.
Что же делать? в тоске вскричала она.
Бежать всем троим надо, сказал Аслан-Гирей. Пройдет немного времени, гнев отца уляжется, я вернусь домой и тогда женюсь на тебе, мой Лебедь, моя радость.
А старый Меджид послушал-послушал, проговорил:
Как я говорил, так и случилось. Но прошлого уже не поправишь, надо думать о будущем. Вы, сказал он дочери и Аслан-Гирею, бежите, а я останусь: я человек старый, смерть давно ждет меня, и гнев хана мне не страшен
Отец! вскричала Гульнара, бросилась к отцу, обняла его, заплакала, умоляла бежать.
Старик был непреклонен.
Я останусь, твердил он, а вы бежите. Уже пора погоня ханская может настигнуть вас.
Взял к себе в седло Аслан-Гирей плачущую Гульнару.
Прощай, отец! сказала Гульнара.
Прощай, отец! сказала Гульнара.
Прощай, Меджид! крикнул Аслан-Гирей.
Прощайте, дети мои! Бог благословит и спасет вас! сказал старик и заплакал.
Ударил Аслан-Гирей коня Рванулся конь, поскакал.
А старик стоял одинокий, беспомощный, и текли слезы по его щекам.
По дороге со стороны города пыль поднялась ханские воины мчались.
Прискакали к дому Меджида, стали спрашивать, где дочь его и сын хана?
Не знаю, ответил старик.
Обыскали воины весь дом, двор и огород и опять принялись допрашивать старика.
Молчал Меджид, и тогда один воин ударил его по голове кинжалом.
Сильный был удар, и старик мертвым упал.
Вот как! удивился воин. Ведь и ударил-то я слабо, значит, голова у старика была плоха.
Потом подожгли воины дом, бросили в огонь труп Меджида.
В чужой стороне, в большом городе жили в бедности Аслан-Гирей и Гульнара. Золота не успел захватить с собой Аслан-Гирей и, когда были прожиты деньги, вырученные от продажи коня, пришлось жить трудами рук своих: на базаре Аслан-Гирей тяжести переносил, а Гульнара работала в богатых домах черную работу.
Но они были молоды, сильно любили друг друга, и бедность сначала не казалась им тяжкой.
На окраине города, в маленькой хижине рыболова жили они, и рабочий день их начинался рано утром и кончался ночью.
Усталые, обессиленные возвращались они в свою хижину и спешили броситься на жесткую постель, чтобы во время короткого сна набраться сил для предстоящего трудового дня.
Ладони рук Аслан-Гирея не раз покрывались кровяными волдырями, пока не затвердели и не покрылись твердыми, как дерево, мозолями. А нежную кожу на лице, на шее солнце сожгло, и из белой темная стала она.
Побледнели, осунулись розовые щеки Гульнары, и реже слышался ее счастливый смех.
Но бедность не страшила Гульнару, она и раньше знала ее, страшно было потерять любовь Аслан-Гирея: стала она замечать, что часто задумывался он и о чем-то тяжко вздыхал.
О чем ты думаешь? спрашивала она его и в глаза ему заглядывала, желая прочитать его сокровенную думу.
А он, не отвечая на вопрос, насильно смеялся, обнимал и целовал ее.
И тоска пала на сердце Гульнары, но она глубоко затаила ее.
Прошел год, у Гульнары родился мальчик, но он жил не долго, потому что в груди матери не было молока для него, а кормилицу не на что было нанять.
И плакала Гульнара над мальчиком, и от слез потускнели ее ясные, красивые глаза.
Аслан-Гирей наружно показывал вид, что тоскует по сыну, а сам был рад его смерти: лишняя обуза с плеч свалилась.
И Гульнара чувствовала это, и еще тяжелее стала ее тоска.
Проходили дни за днями в тяжелом труде, в бедности, доходящей до нищеты, и не было радости, не было светлого луча в этой жизни.
И угрюмее становилось лицо Аслан-Гирея.
Несчастье случилось с Аслан-Гиреем: тяжесть большую он поднимал, надорвался и упал. Сил у него не было добраться до хижины, и принесли его товарищи по работе.
И лежал он тяжко больной и медленно умирал.
А Гульнара с утра до вечера принуждена была работать, чтобы заплатить рыболову за хижину и купить хлеба.
Мало платили ей за работу, и часто этой платы не хватало и на зелень, а мяса давно уже не пробовала ни она, ни Аслан-Гирей.
С каждым днем таял Аслан-Гирей, и тоска камнем ложилась на сердце Гульнары.
Хозяин хижины сжалился над больным и привел к нему врача.
Тот осмотрел Аслан-Гирея, сказал, что вылечить его можно легко, но лечение обойдется в два золотых.
А где их было взять?
И ночью долго плакала Гульнара, а утром тщательно вымыла лицо, причесала волосы, починила платье и пошла в город.
Жил в городе один богатый купец; старый он был, а женщин очень любил и, чтобы казаться молодым, красил черной краской свою седую бороду.
Увидел он раз Гульнару, прельстился ее красотой.
Женщина, подари мне свою любовь, а я подарю тебе золотой, сказал он ей.
В то время Гульнара прокляла его и прочь пошла.
А старика еще сильнее охватила страсть к ней, и найдя ее на базаре, предлагал ей продать ему свою любовь и каждый раз увеличивал плату.
Десять золотых, женщина, большие деньги, сказал он ей в последний раз, а она проклинала его и плакала от обиды.
А в то утро она сама его искала и увидела его, покупающим мясо к обеду.
Он только взглянул на нее, позабыл о мясе, подошел к ней, тихо сказал:
Женщина, двенадцать золотых хорошие деньги.
Насильно усмехнулась Гульнара.
Ты мне покою не даешь, сказала она. Что мне делать с тобой?! Жаловаться не хочу боюсь сраму, но чтобы ты больше не приставал ко мне, я согласна продать тебе свою любовь за пятнадцать золотых.
Пошла, продалась и получила кошелек с золотом.
Прибежала в хижину и радостно воскликнула:
Мой милый. Бог счастье нам послал: на базаре нашла я кошелек с золотом. Вот посмотри!
И высыпала перед Аслан-Гиреем золото, пересчитала.
Пятнадцать золотых! воскликнула она удивленно. Есть чем заплатить за твое лечение!..
И поспешно сунув под изголовье Аслан-Гирея кошелек с золотом, побежала за врачом.
Врач явился и, получив два золотых, начал каждый день приходить к больному лечить его.
И стал поправляться Аслан-Гирей, а Гульнара осунулась, в глазах ее глубокая печаль легла, и уже не слышался ее смех, не могла она открыто взглянуть в глаза Аслан-Гирею.
Утром уходила она на работу и возвращалась с нее измученная, молчаливая.
Жадным оказался врач, и еще два золотых потребовал за лечение, и Гульнара отдала их. И таяли золотые: на лекарство они шли, на лучшую пищу для больного, на одежду для него, и пришло время, когда последний золотой был истрачен.
А врач потребовал еще два золотых.
Это уж последняя плата, сказал он.
И опять, как в то утро. Гульнара долго умывалась, чинила платье и ушла, а когда возвратилась в хижину, молча сунула под изголовье Аслан-Гирея кошелек с десятью золотыми, старик-купец больше не дал.
Губы у Гульнары дрожали и, взглянув на Аслан-Гирея, она вышла на двор и там упала на землю, долго лежала, как мертвая.
Аслан-Гирей не спрашивал ее, где она взяла золотые, и она ему об этом ничего не говорила.
И потемнело его лицо, и молчалив он стал.
Поднялся с постели Аслан-Гирей, но работать еще не мог и, набираясь сил, он по целым дням сидел на берегу реки, смотрел на рыбаков, закидывавших невода. Вечером за ним приходила Гульнара, и оба они тихо возвращались в свою хижину.
Однажды шли они домой, и вдруг Аслан-Гирей увидел, что навстречу им едет сановник его отца, окруженный свитой.
Еще издали узнал сановник Аслан-Гирея, быстро слез с лошади, его примеру последовала и свита.
И, кланяясь, подошел сановник.
Приветствую тебя, сын великого хана, сказал он, приложив руку к сердцу. Много месяцев искал я тебя и уже заранее простился с жизнью, потому что был обречен на казнь твоим отцом, если вернусь к нему без тебя.
Здоров ли отец? спросил Аслан-Гирей.
Тоска по сыну угнетает хана, сказал сановник, вздохнул и запечалилось его лицо. Глаза его меркнут от слез. Обрадуй его, отдали его смертный час
И сановник, старая придворная лисица, всхлипнул, и слеза выкатилась у него из глаз, поползла по щеке, а он нарочно не смахивал ее.
И сердце Аслан-Гирея от боли сжалось.
Бедный, бедный отец, прошептал он.
И совсем он не думал о Гульнаре, а она стояла молчаливая, глаз не смея поднять на сановника.
Посмотрел на нее сановник и проговорил, вздыхая:
Милое дитя, Бог наградит тебя за то, что ты не покинула в несчастье сына славного хана.
Тоска давила Гульнару.
Славная девушка, продолжал сановник, чтобы предстать перед ясные очи хана, доблестному сыну его надо вымыться в бане и одеться в лучшую одежду. Поэтому, прошу тебя, на время ты оставь нас. Вот тебе, протянул он ей кошелек с золотом, оденься в самую красивую одежду, и потом мы заедем за тобой.