Чучельник. трилогия - Мила Менка 7 стр.


Ругая себя за неосторожность, я огляделся по сторонам. Трупов здесь не было. По крайней мере, на виду. Посреди комнатки стоял ящик, похожий на гроб. Он был накрыт черной тканью. Как зачарованный, я подошел и одним рывком сорвал ее: ящик на три четверти был заполнен зеленоватой, густой и прозрачной жижей и укупорен толстым стеклом. Сквозь все эти преграды на меня смотрела девушка, в которой я узнал свою ночную гостью, что столь бесцеремонно влезла ко мне под одеяло.

Она резко стукнула ладонями по стеклу, но оно было достаточно прочным и выдержало удар. Лицо Амалии исказила гримаса, и она стала барабанить по стеклу, вспенивая вокруг себя белые маслянистые пузыри.

Я отпрянул, вновь накрыв черной материей страшный ящик. Но он продолжал сотрясаться  ведьма внутри отчаянно хотела выбраться наружу.

Стараясь не поддаваться охватившей меня панике, я стал осматривать небольшое помещение пядь за пядью, надеясь найти ход, по которому Амалия проникла ко мне той памятной ночью. Пол вокруг покрывал слой грязи, какие-то опилки, волосы, обрезки ногтей Подойдя к двери, я еще раз осмотрел ее. Дверь была идеально ровной, и с моей стороны открыть её было невозможно.

Подойдя к противоположной стене, я стал ощупывать её. Безуспешно! Скоро потухнет факел, и

Я задумался. Намерения Амалии явно не из лучших  улыбнись она мне, я бы сам помог ей выбраться. Разве не это было моей первоначальной целью? А что если отпустить её и заставить вывести меня отсюда, а заодно узнать о том, что здесь, в конце концов, происходит?

Рассуждая таким образом, я принял решение. Достав кинжал, я спрятал его за голенище и шагнул к ящику.

 Я бы не стал этого делать,  послышался за спиной голос, показавшийся мне знакомым.

Я обернулся, и последний всполох пламени осветил грустную насмешку на лице барона С*. Факел погас.

От неожиданности я потерял дар речи. Барон, невесть каким образом, открыл дверь (впоследствии я частенько ломал голову, как ему это удавалось, и, наконец, догадался, что это была приставная магнитная ручка), и мы оказались на пятачке. За одной из портьер оказалась стена-перевертыш, декорированная известняком, как и все прочие, и, пройдя сквозь нее, мы оказались в весьма уютном помещении с мебелью в стиле ампир.

Завещание барона

Комната была освещена стеклянными колбами, внутри которых находилась субстанция, вроде той, в которую была помещена Амалия. Барон показал мне на кресло, сам сел за стол, вытащил из ящика мешочек и длинную трубку чёрного дерева, и, глядя мне в глаза, стал забивать трубку табаком. Я узнал его терпкий запах.

 Полагаю, юноша, у вас ко мне масса вопросов? Я готов! Спрашивайте

Я следил за быстрыми движениями его длинных благородных пальцев и не знал, с чего начать.

Сейчас я понимаю, насколько глупо прозвучал тогда мой первый вопрос:

 Альфред, вы человек?

Барон ухмыльнулся в усы и начал раскуривать трубку. Раскурив, он посмотрел на меня сквозь сизый дым, и от этого взгляда мне стало не по себе.

 Я учёный, потерпевший крах. Счастливейший из смертных, взлетевший так высоко, что падение моё оказалось гибельным не только для меня самого, но и для тех, кого я когда-то любил

 Я вас не понимаю, барон.

 Вы живы, этого достаточно. Глаз вы потеряли в результате неудачного падения. А ведь я мог уничтожить вас, тем более, что вы убили моего верного Камала. Хотя на вашем месте, я, вероятно, сделал бы то же самое. Всему виной страх Во всём виноват я сам  не уследил за Амалией.

 Кто она?

Прежде чем ответить, барон встал, подошел к книжному шкафу и достал толстенную книгу в золотом переплёте  не листая её, он извлек оттуда две фотографические карточки и протянул их мне. Одна фотография была семейной, снимок был сделан в мастерской Мёбиуса, в Вене. С карточки на меня смотрели сам барон, и красивая светловолосая женщина с прелестным ребенком на руках.

 Моя жена, Вилма. На руках у нее наша дочь, Амалия.

 Где ваша жена сейчас?  спросил я.

 Вы уже имели счастье познакомиться с ней. Она прекрасна, не правда ли? И оба любовника охраняют её вечный покой.

Я посмотрел на барона  он не производил впечатления сумасшедшего.

 Вы убили собственную жену?

 Нет, она умерла сама по трагической случайности. Я написал три записки: две её почерком, одну своим. И назначил всем троим встречу в одном месте. Незадолго до этого я установил новые двери Понимаете, я ученый, и мои изыскания поглощают меня целиком. Когда я вспомнил о Вилме, она уже спала. Впрочем, как и её кавалеры.

Барон тихо засмеялся, и я опять усомнился в крепости его рассудка.

 А что заставило вас столь дико поступить со своей дочерью? Амалия больна?

 Мой друг, все намного хуже. Она мертва! Уже двенадцать лет я поддерживаю жизнь в её теле  питаю его, обрезаю волосы и ногти

Барон опять затрясся от беззвучного смеха. Наконец, лицо его вытянулось, глаза погасли.

 Я проиграл!  воскликнул он.  Возомнил себя Богом!

Он протянул мне карточку, на которой была изображена та же малышка, что и на первой фотографии, но в белом гробу и с венчиком из белых роз на голове.

 Я хотел вернуть дочь!  крикнул он, и глаза его были страшны в тот момент.  Разве это не нормальное желание убитого горем отца?

Барон достал из-под стола бутылку вина, словно фокусник, в два счета откупорил её. Как по волшебству, на столе появились два бокала. Разливая вино, он снова казался спокойным: движения его были точны, руки не дрожали.

 Я всё решил для себя. Вас мне послала сама судьба, и я не упущу возможности использовать вас в качестве своего душеприказчика. Надеюсь, вы не откажете мне в любезности?

В глазах барона угадывалась мольба, хотя тон не терпел возражений.

 Допив с вами это драгоценное вино, я пущу себе пулю в лоб. Достойное завершение недостойной жизни,  сказал он спокойно, словно речь шла об обыденной вещи.

 А как же Амалия?

Барон резким движением оторвал безупречный воротничок у своей рубашки, и я увидел сине-желтые кровоподтеки на его шее.

 Амалия давно мертва. Выращенное мною существо умрёт вместе со мной.

Барон достал из-под стола объемный ящик.

 Здесь вы найдете ценные бумаги на все мое имущество. Передайте вашему другу, иезуиту, пусть попытается вымолить для меня прощение у Папы, а тот, в свою очередь, у Бога.

Барон опять усмехнулся.

 Эх, жаль виноградники!  он еще раз отхлебнул из бокала.  За жизнь!  И выпил до дна.

Поражённый, я тоже хлебнул из своего бокала.

 А почему вы решили, что я не человек?  буравя меня взглядом, вдруг спросил барон.

 В ту ночь, когда ваша дочь когда Амалия проникла ко мне, а потом появились вы я не знал, что это вы и Камал Я был уверен, что это слуги дьявола: так горели во тьме глаза

Губы барона тронула усмешка.

 Пойдемте!

Рукой он незаметно привел в движение какой-то механизм, и средняя секция стеллажей, уставленных книгами, исчезла. Мы прошли узким ходом и оказались в темноте. Глаза барона светились жёлтым огнем. Потом погасли. Потом загорелись опять

Щёлкнуло, и по комнате медленно начал разливаться свет газового рожка. Я увидел, что барон держит в руках очки, то снимая, то одевая их.

 Попробуйте!  сказал он и свет снова погас.

Я надел очки и увидел комнату в мельчайших деталях, словно по ней разливалось желтоватое сияние. И это в непроглядной тьме! Комната оказалась самой настоящей лабораторией.

Барон показал тростью на небольшую колбу с непрозрачным содержимым:

 Вот он, рецепт абсолютного зрения!

Барон с быстротой молнии стукнул тростью, и колба разлетелась вдребезги.

 Не буду лукавить, я был рождён с печатью дьявола, и судьба моя была предрешена. Предки сплошь были безбожниками, и их грехи, вкупе с моими собственными, не оставляли мне шанса быть счастливым. Но я познал любовь! Я любил, хотя всё это оказалось всего лишь злой насмешкой.

 А вазы с органами внизу  ваша галерея?

 Ах, это  барон поднял на меня тяжёлый, усталый взгляд.  Мне было приятно сознавать, что сердце Вилмы стучит, ее органы не мертвы  они спят. А её глаза навсегда сохранят счастливый блеск, который я видел в них в момент рождения нашей малютки

 Я разбил колбу с её сердцем

 Это уже не имеет никакого значения, друг мой. Я ухожу и забираю всё с собой. Я простил Вилму, а душа нашей дочери давно покинула её тело. У меня есть к вам просьба: помогите мне похоронить их там, где должно. В моей просьбе нет ничего недостойного  напротив, вы сделаете доброе дело.

 А вазы с органами внизу  ваша галерея?

 Ах, это  барон поднял на меня тяжёлый, усталый взгляд.  Мне было приятно сознавать, что сердце Вилмы стучит, ее органы не мертвы  они спят. А её глаза навсегда сохранят счастливый блеск, который я видел в них в момент рождения нашей малютки

 Я разбил колбу с её сердцем

 Это уже не имеет никакого значения, друг мой. Я ухожу и забираю всё с собой. Я простил Вилму, а душа нашей дочери давно покинула её тело. У меня есть к вам просьба: помогите мне похоронить их там, где должно. В моей просьбе нет ничего недостойного  напротив, вы сделаете доброе дело.

Мне нечего было возразить, и я согласился. Мы спустились вниз и снова оказались в галерее. Подойдя к одной из ниш, барон толкнул потайную дверь. Это был склеп С*, столь волновавший моего спутника Йогана. Каменные гробницы стояли у стен, образовывая жуткий полукруг,  их было не менее двадцати. Свет из окошка скудно освещал каменные изваяния крылатых существ, мало напоминавших ангелов. Все было в паутине и пыли. В центре склепа, ощерившись, стояли три пустых гробницы. На плитах, прислоненных к ним, я прочел имена Вилмы, Амалии и Альфреда. Вдвоём с бароном мы отодвинули крышки и отправились за его женой и дочерью.

Баронесса, тело которой было по всем правилам чучельного дела набито соломой, была легка, и барон сам донес её. Он опустошил все ниши и все амфоры сложил туда же, в гроб.

 Деньги за эту работу не принесли Генриху Шнайдеру счастья!  глухо сказал он.  Хотя, признаться, это лучшая его работа! Совершеннее этой работы  только моя собственная!

Я понял, что он имеет в виду Амалию.

Мы задвинули гробницу Вилмы тяжелой плитой, и пошли за дочерью барона, или, вернее, за её живыми останками.

Барон зашел за стальную дверь один  я остался ждать снаружи. Наконец, он вышел, неся завернутое в простыню тело. Сквозь ткань проступали пятна крови, но лицо барона было непроницаемо.

Мы разместили Амалию внутри гробницы, и барон в последний раз захотел увидеть её лицо. Он убрал простыню и закрыл прекрасные зеленые глаза, изумленно смотревшие на нас. Бережно укрыв тело, он достал карточку с фотографией мертвой малышки и положил сверху, после чего мы задвинули и эту плиту.

Назад Дальше