Хм, а я?
А ты уже. Только обрюзгший, равнодушный старикашка может сидеть перед своёй любимой в одних трусах в горошек и, наплевав на неё, сосать в одиночку пиво. Кстати, свежеё?
Свежеё, наше, местное. Я вот всё удивляюсь, как они быстро научились делать хорошеё пиво, когда без работы стали оставаться. А раньше, бывало, в рот не возмешь моча мочой.
Он наполнил её бокал, подождал, пока она его не выпьет залпом, положит на язык ломтик стерляжьего балыка, и наполнил снова.
Ну что, остыла, язва? А теперь вперёд за советами. Да ты не пугайся, не за теми, что раньше на площади Ленина жили.
Маша вздохнула, потуже запахнула на груди халат и зачем-то оттопырила нижнюю губу.
АЛёша, я боюсь за Сашку. На-ка вот, почитай.
Она вытащила из кармана халата письмо и подала ему. Алексей внимательно прочитал, нахмурился и пошёл одевать штаны. Вернулся, сел, молча налил в рюмку коньяку и, не чокаясь с партнершей, выпил.
Что-то предпринимала, конечно? На её недоумённый взгляд выставил ладони перед собой. Нет-нет, я не колдун и не экстрасенс, просто, когда ты мне звонила, в твоём голосе была, скажем так, определённость твоёго настроения. Так что рассказывай.
В своёй женской непоследовательности Маша изложила события предыдущих дней как можно последовательней, при этом не заламывая руки и потягивая согретый в ладонях коньяк.
Алексей выслушал её, а потом протянул:
Та-ак. Ясно.
Маша нервно встала, засунула руки в карманы халата.
Всем всё ясно, чёрт побери! Мне одной ни хрена ничего не ясно! Один советует видик за бесценок отдать, спекулянт хренов, второй похоронить кого-нибудь, желательно из близких родственников
Ну, а третий? тихо перебил её Алексей.
Маша рухнула в кресло, закрыла лицо руками и разревелась так, как не ревела с тех самых пор, когда она, беременная, уходила из общежития после цапанья со стервозной комендантшей в чужой и пустой для неё мир, населённый какими-то двуногими существами, так внежне похожими на неё, но которые равнодушно проходили мимо, не обращая внимания на её слезы. Вспомнив это, Маша простонала:
Алё-ёшка, как я одино-ока!
Алексей молчал и ждал, когда она перестанет хандрить. Дождался, изрёк:
У одинокого человека всегда много друзей, только он об этом не знает.
Он налил ей ещё коньяка, сходил за пиджаком, притащил из прихожей телефон и с приговоркой «Ну что за дурацкая привычка держать телефон у туалета», долго листал свою записную книжку. Потом куда-то позвонил:
Андрей Макарыч? Добрый вечер, Писанов беспокоит Ну, без дела, сами понимаете, беспокоить не стал бы. Нужна справка. Да, да, желательно сегодня, а ещё лучше вчера. Как мне дозвониться до воинской части Он наклонился к Маше и спросил номер воинской части. воинской части З526? Через коммутатор? Но должны же быть там атээсовские номера? Неужели так секретно? Алексей долго слушал, кивая невидимому собеседнику, потом спросил: Мне самому позвонить? Хорошо, через полчаса. Да, забыл, запишите на всякий случай данные: Александр Владимирович Святкин, семьдесят четвертого, призывался в июне девяносто третьего, сержант. Хорошо, заранеё спасибо.
Ну что? Маша устремила на Алексея болящий взгляд. С кем ты разговаривал? Он что-то знает?
Машенька, слишком много вопросов, ответы на которые тебе сейчас знать не обязательно. Ты пойми это кон-фи-ден-ци-аль-но! Понятно? А где Сашка, может быть, мы узнаем через полчаса. А сейчас давай оттянемся, как полагается любовникам.
У двери запел соловей.
Са-а-ла-а-вей мо-ой, са-а-а-ла-вей! пропел Алексей. Он недовольно поднялся и ушёл в спальню одеваться, ворча: Ну вот, и тут бедному мужику не дадут отдохнуть от семьи.
Щёлкнул язычок замка, и от двери донеслось:
Машка, ты где пропадаешь? Я уже два дня тебя ищу, ты же сама конфеты заказывала. А я и на работе, и дома тебя искала.
Галина залетела в комнату с тремя коробками конфет подмышками и, увидев Алексея, застыла на месте:
Здрасьте.
Алексей поздоровался своёобразно:
Ноги-то вытерла, кондитерша, а то я за тобой убирать не собираюсь.
Галина в долгу не осталась, скользнула к столу:
О-о, какие люди! Алексей Борисович, вы как сюда: насовсем или как?
Каком кверху, беззлобно отшутился Алексей. Садись, егоза-стрекоза, кушать станем, пить станем.
Галина с маху плюхнулась на диван, тут же взяла c тарелки кусок колбасы, отправила его в рот и промычала:
Ж-ать хоху. Потом без паузы кинула в накрашенный рот сразу два куска балыка и застонала от удовольствия, поглаживая рукой живот. Ем ананасы, рябчиков жру, чтобы тебе не досталось, буржуй! Как, складно?
Алексей насмешливо посмотрел на неё:
Ты, Галина, наверно, и во сне постоянно за столом сидишь.
Конечно, с вызовом ответила Галина, взмахнув распущенными черными волосами, потому что знаю, что во сне денег за это не берут. Тебе чего, тебе в твоёй таможне каждый день взятки на золотом блюдечке подносят, а нам, бедным, если на халяву не пожрёшь, так и ножки не раздвинешь.
Это откуда ты про взятки знаешь?
Газеты читаем, не слабоумные.
Маша прикрикнула:
Хватит вам цапаться-то, не надоело!
Галина сверкнула ореховыми глазами и вздохнула:
Дома, то есть в общаге, мне не с кем, вот и приходится отводить душеньку на чужом мужике. И вдруг без всякого перехода: С Сашкой как?
Маша молча подала ей письмо. Пока та читала, Алексей налил женщинам вина, а себе плеснул коньяка. Потом положил на колени телефон и набрал номер. Минут пять что-то слушал, затем со вздохом сказал:
Всё ясно, Андрей Макарыч. Большое спасибо. Есть, есть за что. Если б вы знали Спокойной ночи.
На немой вопрос подруг вздохнул.
Вобщем так, девоньки, созвонились с Сашкиной частью, там талдычат одно и то же уехал в командировку. Тогда Макарыч связался со своим другом по училищу, который служит сейчас в военной комендатуре на какой-то железнодорожной станции в Питере, тот сказал, что эшелон идет на Кавказ, куда конкретно не знает. Так вот.
Все молчали. У Галины изо рта торчал кружок лимона, весельчак и балагур Алексей опустил голову, что он делал только в бане, когда приходилось мыть свою намечавшуюся проплешину.
Вдруг Маша резко встала, не обращая ни на кого внимания, скинула халат и, сверкая белыми грудями, кинулась в спальню. Всё произошло так неожиданно, что Галина с Писановым лишь удивлённо переглянулись и пожали плечами.
Что это с ней? шепотом спросила Галина.
Вдруг Маша резко встала, не обращая ни на кого внимания, скинула халат и, сверкая белыми грудями, кинулась в спальню. Всё произошло так неожиданно, что Галина с Писановым лишь удивлённо переглянулись и пожали плечами.
Что это с ней? шепотом спросила Галина.
Ты не мать, всё равно не поймёшь, ответил Алексей. Галина восприняла его реплику с намёком на удивление спокойно, а, может быть, ей мешал очередной кусок колбасы, застрявший во рту.
Маша появилась минут через пятнадцать, когда Галина с Алексеём доканчивали бутылку с коньяком, и на лице Галины уже блуждала глупая и похотливая улыбка. Маша держала в руке чемодан. Лицо её было непроницаемо и спокойно, словно у египетской царицы Неффертити. Она не спеша село в кресло, налила себе вина и подняла бокал:
Ну, давайте выпьем на дорожку. Я еду к Сашке.
Все выпили. Алексей смотрел на свою любовь и узнавал в ней ту, шестилетнедавнюю, когда он пытался завоевать её сердце и тело, а Мария, холодная и недоступная, была прекрасна красотой нетронутого запретного плода, что распалял его воображение ещё больше. Нет, она не была холодной он чувствовал это, это был сухой сложенный костер, к которому достаточно было поднести спичку, что он однажды и сделал через многие месяцы ухаживаний. Вот тогда-то Алексей и убедился, насколько жарким был пламень её любви. Ему казалось, что он горел в этом костре, который вдруг вырвался из-под пепла огромными жаркими крыльями.
Вот и сейчас она казалась холодной, мраморной и недоступной, но Алексей понимал, что жар её любви готов согреть сейчас не его, а ту кровиночку её существа, которая находилась сейчас где-то далеко-далеко. Сам Алексей чувствовал себя раздвоенным, будто его развалили пилой надвое, и одна половина рвалась сейчас к Маше, чтобы хоть как-то помочь ей, а другая к неродному, но ставшему ему дорогим, чужому сыну.
Алексей помотал головой, стряхивая с себя отупление, и спросил:
Итак, Мальбрук в поход собрался. А деньги у тебя есть? На немой ответ добавил: Сколько?
Шестьсот тысяч.
Алексей встал.
Ложись спать.
Что? не поняла Маша.
А то! Ты совсем охренела? Ты знаешь, куда едешь и на сколько? Ты знаешь, сколько сейчас стоят билеты, жратва, ночёвки? Или ты решила туристическую поездку провести, босиком по ласковой травке побегать? Так что не дури, утро вечера мудренеё так ещё при царе Горохе говорили.
Маша тут же сникла и съёжилась. Вот так она терялась всегда при столкновении с рядовыми житейскими проблемами оказывается, самый высокий душевный порыв может разбиться о низкую бытовуху. От бессилья Маша снова заплакала, разом ослабла и стала похожа на тысячи и миллионы российских женщин, уставших от бремени вечных проблем и житейских невзгод. А Алексей смотрел на неё и думал: «Родненькая моя, ну как же ты собралась ехать в такую даль, неизвестно куда и неизвестно зачем? Ведь сломаешься, как сухая камышиночка под ветром».
8
На следующий день Машу разбудил солнечный луч, прорвавшийся сквозь голые ветки берёз под окном. Она почему-то не помнила, как заснула, словно накануне напилась до беспамятства, а ведь легла в уме и здравой памяти. Да и пробуждение было странным: не от страха опоздать на работу, не от звонка террориста-телефона, который всегда трезвонил в самый неподходящий момент, не от утреннего истязателя-будильника. А просто проснулась и все, как это бывало в детстве в родительском доме. Она поглядела на часы. Ни хрена себе уже десять! По привычке быстро вскочила с постели, а потом вдруг сообразила, что торопиться-то и некуда она с сегодняшнего дня в отпуске.
Маша верила примете: как день начнётся, так он и пройдет. Судя по легкому и приятному пробуждению и солнечному дню, он предстоял быть не таким уж и плохим. Она лениво помылась в ванной, посушила феном волосы, позавтракала и пообедала одновременно, полила цветы. Но все утренние приметы опроверг телефонный звонок. Она и ждала его и не ждала, поэтому с неохотой взяла трубку. Это был Алексей.