Экономика Востока в течение всего второго полустолетия XX в. никак не могла стать на ноги ввиду ее постоянного обескровливания. Довольно быстро почти у всех молодых государств Востока образовалась колоссальная задолженность либо бывшим метрополиям, либо крупным международным банкам, либо государствам-кредиторам (Японии, Тайваню, США и другим). Наращивавшиеся с каждым годом грабительские проценты все более отдаляли перспективу освобождения от долговой кабалы. В большинстве стран Востока постоянная нехватка капиталов (их было вообще мало, да и выгоднее было их инвестировать в экономику развитых стран), ресурсов (которые было более прибыльно продать) и квалифицированной рабочей силы (ее проще было импортировать, чем обучить) не давала возможности развернуть ускоренное экономическое развитие. Ввиду этого лишь отдельные группы и элементы населения (в основном эмигранты в Западную Европу и Северную Америку) могли вырваться из состояния отсталости и приобщиться обычно при участии иностранного капитала или в рамках госсектора, к модернизации и даже «вестернизации». Уделом же основной массы оставались безработица, нищета и полная бесперспективность. По разным данным, пауперы и люмпены, а также прочие социальные низы (главным образом городские) составляли в 19601980-х годах от 20 % до 40 % населения Азии, Африки и Латинской Америки. Образовав мощный (от 1/5 до трети всех горожан) пласт городского населения афро-азиатского мира, пауперы и люмпены не столько были под влиянием более высокоразвитых классов и слоев (кадрового пролетариата, интеллигенции), сколько сливались воедино с другими обездоленными группами беднейшими ремесленниками, наиболее низкооплачиваемыми служащими, неквалифицированными рабочими. Всем им, вместе взятым, были свойственны отчаяние, озлобление и склонность к крайним формам социального протеста.
Это имело самые важные последствия для жизни Востока. Во-первых, низшие слои города давили снизу на всю социальную пирамиду, искажая нормальные отношения между ее «этажами», т. е. классами и слоями, размещавшимися на разных ступенях социальной иерархии. Во-вторых, городские низы составили основу всех массовых экстремистских движений второй половины века. Достаточно привести в качестве примера события 19781979 гг. в Иране, где только в крупных городах тогда насчитывалось до 1,5 млн. маргиналов (т. е. лиц, выброшенных из экономической, социальной, иногда просто из более или менее человеческой жизни). Именно они составили базу «исламской революции» Хомейни, изгнавшей шаха и учредившей в Иране исламскую республику. В Египте, где даже в столице сельские мигранты, в основном ставшие городскими маргиналами, составили в 1970-е годы более половины (56 %) жителей, они образовали обширную питательную среду религиозного экстремизма, остающегося именно поэтому важнейшим фактором социальной жизни.
В середине XX в. маргиналы были также основой левого экстремизма, анархизма, троцкизма, коммунизма, преимущественно в форме маоизма. Их влияние было значительным, естественно, в Китае и в основной массе хуацяо, среди таких угнетенных народов, как палестинцы и курды, среди некоторых фракций турецкой и иранской оппозиции, а также по всей Юго-Восточной Азии. Однако после разгрома в 1965 г. крупнейшей в ЮВА компартии Индонезии и отхода от лево-экстремистов основной части хуацяо в Малайзии, Таиланде, на Филиппинах и в странах Индокитая, после ослабления в ходе многочисленных расколов комдвижения в Индии маргиналы в основном сменили ориентацию и перешли от лево-экстремизма к реакционному консерватизму, преимущественно религиозного характера. Начиная с конца 1970-х и начала 1980-х годов они стали главной опорой исламских фундаменталистов Ирана, Сирии, Ливана, Бангладеш, Турции, Туниса, Алжира и других стран.
Рабочие
Конечно, кроме формирования монополий, ФБК и разных групп бюрократического капитала, а также помимо разорения и обнищания, порождавших маргинализацию восточного общества, афро-азиатский мир переживал и другие социальные процессы. В частности, отмечался рост наемного труда. В 19701990-е годы уже до 4050 % жителей Востока работали по найму. К началу 1990-х годов только в Азии насчитывалось 190 млн. наемных работников (до 30 % самодеятельного населения), в том числе около 50 млн. рабочих в промышленности, строительстве и на транспорте. Однако на 2030 % они были заняты на мельчайших предприятиях неформального (т. е. неорганизованного, нецензового) сектора и представляли собой нефабричный, т. е. малоквалифицированный, низкооплачиваемый пролетариат, в социальном отношении более близкий к маргиналам, нежели к своим братьям по классу. Лишь 2534 % (в зависимости от конкретной страны) промышленных рабочих были квалифицированными профессионалами. Но эта своеобразная верхушка рабочего класса весьма дорожила своим положением и высокой оплатой, как правило, не выступая поэтому против работодателя (государства или частного предпринимателя, не важно иностранного или «своего»). Так что было бы неверно считать рабочий класс и рабочее движение на Востоке второй половины XX в. единой и самостоятельной общественной силой. Рабочие низы были скорее наиболее активной частью маргиналов и руководствовались в своих совместных с ними выступлениях (когда они были) не столько классовыми, сколько общенациональными, религиозными, этнообщинными, кастовыми (в Индии и сопредельных странах) и прочими «непролетарскими» соображениями. А рабочие верхи, как правило, стремились к социальному консенсусу, к соглашению с государством и частным капиталом, во многом занимая позицию не пролетариата, а средних слоев, к каковым они, в конкретных условиях восточного общества фактически и принадлежали и по уровню доходов, и по уровню культуры (в том числе по степени модернизированности), и по реальному положению.
Средние слои и их особенности
Что же касается средних и промежуточных слоев Азии и Африки, то их путь в рассматриваемые полвека был более извилист и непрост. Прежде всего, под средними слоями понимаются лица, не владеющие средствами производства, но обладающие образованием, знаниями и квалификацией, необходимыми для организации, ориентации и удовлетворения потребностей экономической и духовной жизни современного общества. В основном это интеллигенция, служащие, офицерство, студенчество и другие жители как города, так и деревни, органически связанные с городом, школой, университетом, СМИ и т. д. В отличие от них промежуточные слои это мелкие и мельчайшие владельцы средств производства, в социально-экономическом смысле категория переходная, расположенная между наемным трудом и бизнесом. В эту категорию входит прежде всего хозяйствующие крестьяне и городские мелкие собственники. Они как бы составляют социальную подпочву национального капитализма, имея тенденцию «врасти» в него снизу. Вместе с тем, в конкретных условиях многоукладности восточного общества, именно промежуточные слои наименее модернизированы и наиболее связаны с традицией, общинностью, патриархальщиной, с ограниченностью этнического, конфессионального и регионалистского характера.
Политическое и социальное развитие Востока в рассматриваемый период постоянно стимулировало рост средних слоев. Их нехватка на первых порах компенсировалась инонациональными и приезжими кадрами. Например, в Египте в 1947 г. 18,6 % лиц с высшим образованием составляли иностранцы (а среди всего населения страны иностранцев было менее 1 %). В Алжире даже в 1966 г. иностранцев среди высших технических кадров было в 5,5 раза больше, чем алжирцев. В дальнейшем, однако, удельный вес иностранцев неуклонно снижался как в общей численности жителей любой страны Востока, так и в средних слоях. В то же время наблюдался бурный рост почти всех категорий средних слоев. В Египте только за период 19601976 гг., т. е. за годы наиболее интенсивной индустриализации, численность лиц свободных профессий и технических специалистов увеличилась с 224 тыс. до 725 тыс. человек (т. е. с 3,2 % до 7,5 % всего самодеятельного населения), количество административно-управленческих кадров с 35 тыс. до 109 тыс. человек (с 0,5 % до 1,1 %), конторских служащих с 324 тыс. до 704 тыс. человек (с 4,7 % до 7,3 %). Иными словами, доля средних слоев (преимущественно городских) возросла в Египте за 1617 лет с 8,4 % до 15,9 %, т. е. почти вдвое. Соответствующие темпы роста средних слоев были характерны и для других стран Востока. В Иордании число лиц с высшим образованием в 19531967 гг. увеличилось впятеро с 3163 до 15657 человек и в дальнейшем продолжало неуклонно расти. В Марокко только госаппарат в 19561970 гг. возрос с 35 тыс. до 200 тыс. человек, вследствие чего количество чиновников здесь в полтора раза превысило количество квалифицированных рабочих. В Алжире число служащих госаппарата в 19611970 гг. увеличилось с 30 тыс. до 285 тыс. человек, в Сирии (в 19601989 гг.) со 128 тыс. до 431 тыс. человек. Улучшение качества образования и потребности развивающейся экономики определили ускоренный рост численности специалистов самого разного профиля практически всюду в Азии: в Индии в 19711981 гг. с 4834 тыс. до 7094 тыс. человек на 47 %), в Индонезии (в 19711980 гг.) с 884 тыс. до 1917 тыс. человек (на 72 %), в Иране (в 19661976 гг.) с 203 тыс. до 557 тыс. человек (на 174 %), в Малайзии (в 19701979 гг.) со 129 тыс. до 246 тыс. человек на 89 %), на Филиппинах (в 19701980 гг.) с 284 тыс. до 559 тыс. человек (на 97 %).
Конечно, не все эти лица могут считаться представителями современных средних слоев, в частности проживавшие вне городов. Например, «чистых» горожан среди них в 1970-е годы в Индонезии было не более 700 тыс., на Филиппинах около 300 тыс., в Таиланде около 150 тыс., в Малайзии до 90 тыс. человек. Однако, сельский учитель или врач среди них был, пожалуй, более «современен», чем встречавшиеся и среди горожан представители духовенства, различных семейств знати, феодальные идеологи и вероучители, главы сект, братств, тайных обществ и т. п., причисляемые обычно к традиционной интеллигенции консервативного типа. Безусловно, к средним слоям относится научно-техническая интеллигенция (2328 тыс. человек в Индии к концу 1970-х годов, 1218 тыс. в Индонезии, 1084 тыс. на Филиппинах, 708 тыс. в Турции, 218 тыс. в Иране, 101 тыс. в Пакистане, 20 тыс. в Таиланде). Однако при этом надо помнить, что в конкретных условиях афро-азиатского мира инженеры и физики, врачи и адвокаты, учителя и студенты не отделены китайской стеной от мира традиций, религии, национальной мифологии, племенных обычаев и клановых связей. Тем более, что почти во всех странах Востока сохранились так называемые традиционные социальные общности, не имеющие аналогов на Западе.
Наиболее типичны из них касты в Индии, существующие также среди индийцев за рубежом и даже среди мусульман Пакистана и Бангладеш. Профессиональный характер каст (с ориентацией на разные занятия ткачество, забой скота, исполнение музыки и т. п.) ныне во многом дополняется (и заменяется) взаимоподдержкой, сплоченностью, материальной, финансовой и прочей взаимопомощью. В Индии и Пакистане только в 1960-е годы насчитывалось до 14 торгово-ростовщических каст, позволявших их богатой верхушке объединять вокруг себя, особенно через кредитные и жилищные кооперативы, сеть фондов, школ и больниц до 15 млн. человек, в основном лавочников и служащих. В то же время низшие касты и хариджаны (неприкасаемые) составляли от 2/3 до 3/4 жителей деревни, постоянно пополнявших городские низы. Освященность тысячелетней традицией их приниженного положения несколько смягчало, обуздывало их социальное недовольство, с одной стороны, стимулировало верность кастовой солидарности с другой, независимо от положения человека в нетрадиционной, модернизированной структуре современных секторов общества.