Злее надо быть, тихо посоветовала сама себе женщина. Полдеревни на тант подсадить и тогда уж глянуть, как прочие запоют полное имя с придыханием. А я что? Я так не умею Это к брату, он подход к людям знает. Цену им тоже знает. Три кархона за молодого мужика в порту на месте, один за старших. Старостина дочка пойдет за пятнадцать. Пухлых да светловолосых любят. Только танта ей не видать, будет учиться сознательно услуживать. И гулявой никто не назовет, рабы делом заняты, они попусту не гуляют.
Кончик повода хлестнул страфа по крылу. Вороной возмущенно заклокотал и прибавил, переходя с побежи на особый, немногим его родичам доступный, скок. В седле этот кошмар выдержать едва возможно, зато мысли он вытряхивает из головы получше любой выпивки.
А мыслей много Всяк знает: безродь Монька с управляющим сговорилась, и признали её законной. Глупости. Тогда у неё ни силы не было, ни повода для торга. Дурой выросла, с обозом в город добралась на батюшку знаменитого да богатого хоть одним глазком глянуть, от постылой судьбы увернуться. А что на неё саму под шааровыми окнами еще кто глянет и мысли не родилось. Впрочем, батюшка, сам шаар лично, выглянул на балкон, заслышав крики и причитания в своем саду. Послушал-послушал, ручкой управляющему махнул мол, не шумит пусть, голова болит. Про родство, впрочем, всё разобрал. Велел в трактир не отдавать и в порт на торг не везти. Выпороть до бессознания за свою головную боль да за врожденную бабью глупость и в сарай бросить. Потом пришёл и сказал: злее будешь, если выживешь. А как выжила да ходить начала, поставил за управляющим приглядывать. Умел понять, кто кому такой враг, что и за деньги ту вражду не избыть.
У отца она многому научилась. Как про людей вызнавать то, чего они сами о себе помнить не желают. Как позже превращать знания в золото, а людей в своих личных кукол. Тант для того не требуется, если ниточки крепко привязать и дёргать с умом Батюшка шаар даже гордился ею иногда. Говорил: унаследовала отцов ум. А вот злость не унаследовала. Не нашла радости в играх, столь любимых шааром и его окружением.
Шаар, если вольно перевести с вырского, холодно усмехнулась Марница, успокаивая страфа и переводя на шаг, слышишь, Клык? Ну, так слушай «Шаа» есть всего лишь «имущество». Мой папаша имущество выра, раб. Ценный раб. Нашел, чем гордиться. Все мы шаары, даже та дура с повязочкой, мечтающая о покорении большого города. В самом свободном переводе шаар рыбий корм.
Закончив пояснения, женщина рассмеялась. Потом смолкла и устало потерла рукой лоб. Причин для радости не наблюдалось никаких, ровным счетом. Кто она? Никто, злющая баба, поставленная проверять вора и не давать тому украсть больше, чем следует. Не у деревни, само собой. Причем тут деревня, эта или иная, сколько их у отца в краю и счесть трудно. Деревни могут пухнуть от голода, но управляющий обязан меру знать, и с изъятого больше этой меры себе в сундук не пихать. Есть и поглубже сундуки. Там тоже свой пригляд, свой учет. Семь лет она служит отцу. И вот перемена. Брат внезапно стал законным наследником, сменил управляющего и ей ни полслова. Хотя и без того ясно, молчание оно куда как красноречиво. Когда имеется законный наследник, прочим пора двигаться. Куда? Да яснее ясного: в сторону порта.
Чем я не угодила ему? сквозь зубы шепнула Марница. Да просто время ушло, надоела батюшке игрушка. Опять же, тише надо быть. Незаметнее. Соблюдать хоть иногда внешние приличия, как это делает брат.
Женщина снова рассмеялась. Ей ли не знать, как именно брат соблюдает приличия! Точно так же, как отец. Злее надо быть и тогда остерегутся хоть одно гадкое слово молвить. А кто не будет осторожен, тех сразу и без разбора в порт. И на тантовую иглу. Десяток отправишь прочие станут выдыхать слово брэми совсем уж вежливо, еще десяток и поклон углубится до земного, а потом уже пойдут подарки, похвалы, даже восторженные слезы. Брата в городе любят. А её вот не очень.
Клык, может, нам пора съездить к ару? задумалась Марница. Он на редкость прост, наш великий и славный кланд Аффар ар-Сарна. Он не человек, не интересуется девицами и не ценит людскую убогую лесть. Он просто считает золото и очень, очень огорчается, когда у него воруют так изрядно, как это делает брат. Еще он синеет хвостом, едва услышав слово «князь». Брат же склонен себя считать правителем, он разыскивает женщину с интересной родословной У меня имеется список с пергамента, выданного наемникам, там приметы поиска. Так что, Клык, надо ли нам ехать этой дорогой? В столицу поблизости есть хорошая срезка, напрямки через старый лес. Опять же, товар можно попробовать сдать удобно, попутно. Вот не ждала, что староста расстарается и изготовит А ведь самое время, оговоренный день завтра. Хоть кто, а продавца поджидает, там место прикормленное.
Женщина хитро прищурилась, похлопала по сумке, куда убрала полученный у старосты мешочек. Таннскую соль додумался производить управляющий, она лишь перехватила это маленькое незаконное дельце из слабых рук. Выкупила в обмен на пару неблаговидных секретов пожилого сластолюбца.
Женщина хитро прищурилась, похлопала по сумке, куда убрала полученный у старосты мешочек. Таннскую соль додумался производить управляющий, она лишь перехватила это маленькое незаконное дельце из слабых рук. Выкупила в обмен на пару неблаговидных секретов пожилого сластолюбца.
Страф дернул головой, на лету изловив птичку. Шумно клацнул клювом, перья полетели разноцветным веером Вороной хищно сглотнул и уставился на лес пустыми, ничего не выражающими, круглыми глазами. Ему нравилась короткая дорога. Там есть надежда поохотиться, пока хозяйка будет решать свои дела, малопонятные верному страфу.
Женщина усмехнулась, приняла окончательное решение и качнула повод, подтверждая его. Страф зашипел, выпустил когти и покинул утоптанную дорогу, взбираясь по крутому склону к зарослям колючего кустарника. В несколько движений длинных защищенных чешуей ног миновал этот заслон, ограждающий лес от любопытства незваных гостей и скрылся в тени.
Солнце сразу отдалилось, задернутое плотной занавесью листвы. Недавний дождь висел на ветвях драгоценными ожерельями хрусталя, шуршал капелью, пах свежестью и прелым теплом. Страф развлекался ловлей мух и жуков, его хозяйка рассеянно озиралась, изучая приметы давно заброшенной тропы. И не забывала пригибаться, когда ветки угрожали голове. А угрожали часто: страфов создали для боя на открытых пространствах, в лесу их рост далеко не всегда хорош. Впрочем, этот хозяйку обожает, и потому сам бережёт. Гнет ноги, давая место всаднице под сводами зарослей. Или клокотанием и шипением предупреждает о низких ветках.
День достиг зенита и скатился в овраг вечера без всяких приключений. Разве от зелени рябило в глазах, да приметы давно утратившей наезженность тропы приходилось порой искать упрямо и долго.
Избушка, выстроенная в незапамятные времена, явила себя в прогале малой полянки. Марница тихо вздохнула, радуясь своему везению: сумерки, приметы искать уже невозможно. Еще бы чуть и пришлось ночевать последи мокрого леса. А что она выр, чтобы сырости радоваться?
Эй, есть кто? вырезанная по пути палка ткнула в старое гнилое бревно.
А чё не быть-то? лениво отозвался мужской голос. Жду с утра, ночь-то торговая, оговоренная. Думал: а не напрасно ли? Прошлый раз никто не пришёл и соли не предложил
Пешком добирался, да по лесу, фальшиво посочувствовала Марница. Или наконец страфом обзавелся?
Выродёру, душа моя, полагается самому резво бегать, подмигнул рослый мужчина, выбираясь из тени под деревьями. Привезла? Не как в прошлый раз, надеюсь? Я солидный человек, второсортную дрянь не беру.
Нормальная дрянь, усмехнулась женщина. Одного не пойму: на кой вы тайком её покупаете? Я-то давно сообразила, что наниматель ваш и заказ из одного народа происходят. Неужели не снабжают?
Разве могут ары пятнать себя общением с нами? напоказ ужаснулся мужчина. Нет, дорогуша. Мы вне закона. Гласно. Они нас ловят. Гласно и даже шумно. Но уж все прочее для того есть посредники и подельника. Слезай, шея болит глядеть вверх. Зверюгу привяжи там. После прошлого раза я просто обязан проверить соль. Идем, костра не видать, но он есть, и не прячь иззябшие руки в рукава, я хозяин гостеприимный. Ужином накормлю, обогрею. Ты хоть раз пробовала дикое мясо с приправой из диких трав?
Всякий в городе знает: дикое мясо яд, поучительно сообщила Марница, принюхиваясь и облизываясь. Опять же, я не намерена мешать дела с чем-либо. Проверяй товар и гони золото, не тяни.
Дела, гони мужчина презрительно скривился. Фи. Мы год встречаемся самым невинным образом в весьма уединенных местах. Ты красива, я так просто знаменит ты ни разу не спросила даже моего имени. Хотя я не могу не нравиться тебе. Может, плюнем на дела? Ну что ты забыла в гнилом доме этого шаара? Я через пару-тройку лет заброшу наёмничество, а личный каменный особняк на берегу я давно прикупил. Перебирайся, а? С тобой, пожалуй, не скучно коротать вечера.
На что намекаешь?
Наемник тихонько рассмеялся и подвинул чуть в сторону узкое лезвие клинка, толкнувшее его под горло.
Я слышал, что вы одинаковые придурки, ты и твой страф. Чуть что острым по голове. Только он в макушку, а ты под горло. Зря. Я не выжил из ума. Знаю, что привязать страфа это тоже самое, что не привязывать. И что он и есть основа твоей безопасности и наглости. Серьезна основа, надо признать. Я бы дорого дал за птичку. Выров ловить непросто, так что мне очень нужен страф. Такие заказы порой отдаю в чужие руки, аж больно вспомнить. Месяца четыре назад уступил полнопанцирного Три дня травил его, морока страшная, риск огромный и в оплату дали жалких пятьдесят кархонов, пшик Восемь сотен обломилось кому-то другому. Восемь сотен, золотом, а это самое ведь за такого меньшее наемник тяжело вздохнул. Так что, не надумала? Половина домика в твою собственность, время от времени одалживаешь мне страфа, доход от выродёрства делим честно, по-семейному, пополам.
На что намекаешь?
Наемник тихонько рассмеялся и подвинул чуть в сторону узкое лезвие клинка, толкнувшее его под горло.