Сила тяжести здесь, конечно, отсутствовала.
Собственно, даже если бы Мать подала напряжение, ничего бы не изменилось: кто бы ни были хозяева этого Корабля, они ещё не изобрели искусственной гравитации. Ну, уж если быть честными мы сами изобрели её только после открытия гиперпривода: чтобы не расплющиваться в лепёшки при чудовищных ускорениях в сорок и даже больше, любимых «Ж»
Вот и цокал я теперь магнитными присосками этакая двуногая лошадь на полтонны само-собой, я был в экзоскелете.
Картина огромных залов, буквально нашпигованных гибернаторами, меня не удивила. Хотя число их потрясало воображение не менее трёх-четырёх тысяч. Размещались они как бы в ядре уцелевшей части корабля. Вероятно, строители считали, что так они в большей безопасности. От метеоритов и всего прочего. Словом, внешнего врага.
Это наводило на мысль, что Корабль летел к конкретной цели, и вероятнее всего, должен был доставить колонистов на какую-то уже известную подходящую планету. Осталось только узнать, что это: вынужденное переселение с загаженной и перенаселённой планеты, или эти бедолаги добровольцы-пионеры, вроде наших, земных.
Мать правильно сказала примерно по тем же принципам строили большие корабли и мы. Так что и размеры коридоров и кают экипажа, и надписи на стенах, люках и приборах, да и вообще, всё слишком уж напоминало наше. Земное.
Меня пробрало волосы на затылке стали шевелиться. Так у меня бывает только перед реально большими неприятностями Я удвоил внимание.
Но всё было мертво. Тишину нарушал только стук моего сердца, да чуть слышное пыхтение сервоприводов систем жизнеобеспечения. Ну, на цоканье магнитных подошв, скрипы ткани скафандра, жужжание сервомоторчиков и редкие щелчки счётчика радиации я привык внимания не обращать.
Прошёл вернее, проклацал я запутанным лабиринтом коридоров, межуровневых люков, и вереницей служебных помещений. И как-то инстинктивно нашёл их Рубку.
Помещение вовсе не было большим. Скорее, тесным и чисто функциональным ну точно как у меня.
Экраны, занимавшие все стены и часть пола и потолка, мертвенно черны. Почти всё покрывал тонкий слой тысячелетней, и вездесущей, словно реликтовое излучение, пыли. Судя по её состоянию на полу и пультах, никого живого здесь не бывало очень давно.
Однако, когда я подошёл к центральному пульту, (А я решился не сразу. Всё стоял у входа думал. Правда, не помню о чём. О тщете всего сущего?..) в кресле дежурного пилота обнаружил скелет. То есть, реальный скелет, а не мумифицированные останки, как было в гибернаторах.
Вероятно, этот человек был одним из последних, кто остался в живых. И решил встретить свой конец на посту, «в ботинках альпиниста». Наверное, Капитан.
Во всяком случае, на последнюю вахту он одел Парадный Мундир. Белый цвет в рассеиваемой только моими прожекторами темноте, нисколько не выгорел.
Китель, почти как у наших военных: строгий покрой, погоны, лампасы на брюках Даже фуражка на черепе с остатками коротких волос.
Сидел он, глубоко погрузившись в удобное кресло. Одна рука бесцельно свешивалась до пола. Другая прижимала к груди вернее, животу какую-то книгу.
Я сразу понял, что здесь-то Корабельный Журнал вели. Значит, хоть что-то выясним об этих несчастных.
Я подобрался поудобней, зацепился коленом за ручку кресла. (Мать её!..)
Со всеми возможными предосторожностями вынул покрытую пылью сморщенную книгу из-под неестественно длинных фаланг пальцев. Косточка одного из пальцев всё равно рассыпалась в труху, и в гнетущей тишине мои усилители передали в наушник чуть слышный хруст и шелест. Но в сознании они отдались, словно чудовищный взрыв
Проклятые нервы.
Хотя чего я так переживаю? Ну, возможные предки, ну все мертвы Для них я, похоже, уже ничего сделать не смогу. А впрочем
Мать. Если я пролистаю этот Журнал, сможешь отсканировать и перевести текст?
В наушнике, навсегда вживлённого в другое ухо немедленно прозвучал её нарочито нейтральный голос:
Конечно. Только опусти правую камеру пониже.
Я так и сделал. Основная камера у меня на правом плече. И разрешение у неё такое, что читать обычную книгу можно хоть с двадцати шагов. Камера же на левом плече предназначена для кругового обзора общей, так сказать, панорамы.
Поэтому когда Мать дистанционно вращает её туда-сюда, сервомоторчик забавно жужжит словно трудолюбивая пчёлка. Впрочем, ведь это так и есть: Мать заботится о моей безопасности даже больше меня самого. В том числе и поэтому я так храбро и нагло везде прусь: знаю, что тылы надёжно прикрыты, и если что меня предупредят!
Или за меня даже постреляют.
Я стал медленно и осторожно листать и просматривать Журнал. Всё с самого начала
Первые несколько страниц занимали сложенные в несколько раз чертежи. Схемы устройства помещений. Размещение всех коммуникаций и механизмов Корабля. Таблицы для обслуживания двигателей, насосов, криогенных установок. Ссылки на справочные материалы по устранению типовых неисправностей в пяти томах. У меня и у самого такие талмуды есть. Ну, где-то в ящике рубки. (Правда, их куда больше «Лебедь-то у меня посложней этого Допотопного чудовища. Но Никогда не пользовался. А на что у меня Мать с дроидом?!)
Дальше шёл текст отпечатанный мелким шрифтом. А затем и рукописный. Я листал.
На это ушло около получаса. Рукописных страниц оказалось больше пятисот. Последняя была исписана крупными корявыми буквами, и обрывалась, как мне показалось, на полуслове, да ещё зачёркнутом Впрочем, может я и не прав.
После того, как Мать подтвердила, что текст скопирован и уже даже переведён, я ещё более осторожно подсунул Журнал обратно под руку скелета
Сувениров, как опять-таки делают многие из наших, я с этого Корабля брать не стал.
Просто отдал честь Капитану, потоптался рядом с ним, вздохнул, и убрался восвояси, прихватив дроида и ощущение тоски и утраты.
Люки Мать заваривала сама.
Санитарно-карантинная обработка снова заняла не меньше четверти часа.
Войдя в свою рубку, я первым делом спросил:
Рассчитала, где база этого Корабля?
Конечно. Это было нетрудно. Во-первых, именно туда летел челнок. А во-вторых, пока с тобой мы занимались Журналом, с дроидом и навигатором мы занимались их звёздными картами и курсовым столом. (Точно. Я слышал, как он там, в углу, копошится и шелестит.) Дорога займёт две недели. Вылетать?
Да. Немедленно. А ещё выведи на центральный монитор текст журнала
Я почитаю.
Вот этим я и занимался почти три дня. Ел, спал, работал на тренажёрах, и читал.
А остальные дни полёта пришлось уже только думать
Я почитаю.
Вот этим я и занимался почти три дня. Ел, спал, работал на тренажёрах, и читал.
А остальные дни полёта пришлось уже только думать
Планету свою они называли Земля. (Чтоб мне провалиться почти все встреченные в Космосе расы, что гуманоидов, что не-гуманоидов, в этом не оригинальны: у всех «Земля»! Только у гидроидов-амфибий «Вода»! )
Книг по истории их Цивилизации, да и вообще книг, Мать даже с помощью дроида не нашла. Только справочники да таблицы. Видать, всё библиотечное хранилось в кристаллах-флэшках. А сами электронно-кристаллические носители за шестьдесят-то тысяч лет, конечно, разрушились. Здесь и видеомагнитофон почему-то отсутствовал Возможно, конечно, что его просто выбросили в космос. Ну, это мне, с моим извращённым чутьём, так показалось.
В Журнале же первые, печатные, страницы, были посвящены только описанию конструкции и техническим параметрам Корабля.
Корабль оказался просто ужасен. (Конечно, с точки зрения нашего уровня техники и технологий.)
Максимальное ускорение, которое не разрушило бы его, не превышало трёх «Ж».
Собирали его, разумеется, в открытом космосе, на орбите возле «Земли». На это ушло, если документы не преувеличивают, «девять витков вокруг центрального светила» т.е., конечно, «Солнца».
И, разумеется, это был «спецпроект», рассчитанный на «проезд в один конец».
Плохо. Если Корабль не многоразовый, и строители, и проектировщики обычно халтурят: запас прочности и живучести минимален. Материалы похуже, и аппаратура попроще. Чтобы, значит, подешевле всё равно же на один раз!..
Про саму конструкцию Корабля мне и Матери практически всё прояснили чертежи в начале Журнала, и всё тот же отпечатанный текст.
Ну, что сказать он и на второй взгляд казался нелепым порождением технологий, ограниченных примитивнейшими двигателями на ракетной (!) тяге. Располагались все дюзы в кормовой части этого гигантского «карандаша» длиной в добрую милю.
Но всё же главнейшая часть, для которой всё и делалось, сердце, которое придавало смысл всему Проекту сами гибернаторы, и их системы жизнеобеспечения всегда казались мне дикостью. И при этом ненадёжной до дрожи
Это каким же надо быть храбрецом (или идиотом!), чтобы согласиться заснуть на десятки лет в этой консервной банке!
А если что случится в пути? А если откажет техника? А если при разморозке в мозгу (как это часто и случалось с бедными подопытными собачками, обезьянками, а затем и людьми!) произойдут «необратимые изменения»?! Проще говоря человек проснётся полным дебилом?..
Конечно, чего открещиваться кое-кому и у нас лет пятьсот назад такая технология казалась чудесной панацеей, позволившей бы заселить Человечеством всю Вселенную И я даже знаю о нескольких проектах весьма схожих по конструкции транспортов.
К счастью, до изготовления их в металле дело так и не дошло. Посчитали слишком дорогим и долгим. А главное, всё же слишком рискованным, удовольствием. Так что и по экономическим, и по этическим соображениям проект заморозили.
А уж с открытием гиперпривода об этой идее вспоминали лишь историки космонавтики и медицины.
Из Журнала я, как ни странно, так ничего и не вычитал о причинах, вынудивших отчаянные три тысячи шестьсот девятнадцать человек пуститься в долгое, судя по расчётам, не менее чем восьмидесятилетнее, странствие к соседней Солнечной системе. Зато узнал, как проходил сам полёт.
Стартовала «Надежда Человечества» (Вот именно: эта бездарная железяка их Корабль так гордо и называлась!) в каком-то там году по местному летоисчислению, которого придерживались на борту и в дальнейшем. Мне же Мать, для простоты и ясности, пометила первый день и год старта нулевыми, и в дальнейшем я так и отсчитывал даты со дня старта.
Весь полёт был рассчитан на постоянное ускорение чуть больше двух «Ж». Иначе, с инерциальной фазой в середине, лет ушло бы не восемьдесят, а триста А на большее ускорение не был рассчитан корпус: усилить значит утяжелить. То есть, больше и горючего. А горючее с окислителем и так занимало восемьдесят пять процентов общей массы корабля.