О грохоте, шуме, стрельбе и пр. писать не стоит. Надоело до чертиков. Да ты и сама всё это видишь и слышишь постоянно вот уже четвертый год. Все чувства, впечатления от них притупились, и теперь каждый день так похож на другой Нет уже той особой новизны, нет свежих ощущений всё идет по-старому. И всё разнообразие, всё новое, интересующее, увлекающее в твоих письмах, в тебе.
Кроме твоих писем абсолютное молчание. Молчит Тбилиси, Сталино, Якутия, молчат полевые почты. Почему аллах только ведает. Пишу всем ругательные письма, злюсь и все напрасно. Сегодня всем отправляю по открытке и баста. Будут молчать тем хуже для них.
Роднушка! У меня к тебе большущая просьба. Дело в том, что я тоже начал шагать по твоим стопам нужна «История ВКП (б)». Если есть возможность пришли пару. Благодарность от всех твоих коллег политработников нашего полка. А то в наших дебрях не то что Историю ВКП (б) найти невозможно, а и газеты иногда отсутствуют.
Привет всем. Тебя целую крепко, крепко, обнимаю, желаю здоровья, успехов.
Глеб Ольге
18 ноября 1944
Роднушка моя дорогая!
Ты извини меня положа руку на сердце, скажи, не смущают, не стесняют тебя ничем и ни в чём письма моей старушки? Знаю сейчас на мою бедную заблудшую голову низвергнутся гром и молния, но всё равно семь бед, один ответ. Приеду, отдам тебе на вечное и полное владение повинную свою головушку: казни или милуй.
Знаешь, мама мне такое написала! «Столько тепла и добра, как от своей невестки, мне в моей жизни ни от кого видеть не довелось». Не сердись на неё за то, что она тебя уже окрестила невесткой. Написал и жалко стало тебя. Честное слово, даже сердце заболело. Вот уж поистине: без тебя тебя женили. Бедная моя, бедная. Одно успокаивает: в любую минуту ты вольна и меня и всю мою родню послать подальше.
Я чувствую, что с твоей добротой если не будет рядом того, кто будет эту доброту укрощать ты всю жизнь способна прожить для других. А ведь многие постараются это использовать. Подумай над этим.
Письма мамы после того, как вы познакомились, как ты, говоря прямо, взяла над ней шефство или опёку не знаю, как назвать дышат покоем, полны юмора и признательности к тебе.
Если бы ты знала, сколько покоя, радости принесла ты мне, сколько тревог, сомнений отогнала. Ведь у меня теперь осталась одна работа кончить фашистов и к тебе. Остальное, верю, все будет хорошо. Легко живётся на свете, легче воюется, когда знаешь, что любят, ждут. Ей богу, я иногда сам себе завидую.
Что немного смущает: во-первых, почему ты худеешь. Придется разработать тебе распорядок дня и потребовать точного выполнения. Всё гоняешь своих комсомольцев (или наоборот)? Ты их там поразгонишь, они с перепугу еще бросят свои танки и к нам в пехоту подадутся. Серьёзно дело всегда остается делом, но, роднушка, не забывай, что ты мне необходима, что твое здоровье очень нужно мне.
И второе все те же, иногда мрачноватого оттенка мысли о будущем. Что ни говори, они не могут не шевелиться под моим поредевшим чубом. Что это за мысли, каким представляется мне мое ближайшее будущее ты приблизительно знаешь. А с другой стороны уверенность в том, что раз ты будешь со мной, значит все будет хорошо не покидает меня. Иначе быть не может.
Столько чудесных картин грезятся, когда думаю о нашей встрече, о нашей нашей, а не моей, жизни. Разве можно рассказать, описать. Не хочу и пробовать. Только все эти мечты, все грезы отдал бы за одну минуту встречи.
Когда же, когда? Никто не знает. Может скоро, может ещё полгода-год (в вашем, историческом понятии, это тоже скоро). Похоже на испанскую инквизицию или на муки ада там тоже наверное испытывают терпение таким же путем. Говорят, разлука усилит радость встречи. По-моему, уже достаточно. А ты как думаешь?
Ну, Роднушка дорогая, пожелай мне успехов.
Завтра начинается война. Все, конечно, будет хорошо.
Р.S. Знаешь, что я написал Олегу? Ругаться не будешь? Написал, что «я проиграл наше пари и женюсь, вернее женился, раньше тебя». И еще: «а с другой стороны, я выиграл, потому что полюбил лучшую девушку в мире, и она ответила мне тем же, как это ни странно для тебя. За что, не знаю».
Чувствую, как ты тянешь меня за уши, но, ей богу, не больно.
Всегда твой.
Глеб Ольге
19 ноября 1944
Здравствуй, дорогое моё солнышко!
Не пугайся, пожалуйста, я не буду расписывать оба эти здоровенных листа (других нет), боюсь надоем. Я по-культурному половинку испишу.
Сегодня получил твои письма. Значит опять порядок. Порядок и в делах и, главное, в голове и на сердце.
Знаешь, у меня всегда праздник, когда получаю письма с таким знакомым адресом, написанным такой знакомой рукой. Что бы ни творилось в это время на передовой.
Я тут было размечтался и представил, как мы идём с тобой по нашему Киеву, по его тихим улицам, мимо парков, можно по дороге зайти на старика седого взглянуть, как он катит свои волны Подняться к каштанам на Владимирскую горку В общем, Оленька, прогуляла бы ты лекции в Университете, это уж точно!
А насчёт того, что я буду жив, тут вопрос решён. Ведь мы решили так, ведь ты ждешь меня, ведь мне надо обязательно приехать к тебе. О чём тут ещё речь может быть?
И всё-таки многое беспокоит. Моя несостоятельность, главным образом. Мама пишет: дрова, рамы, овощи Каррраул! Оленька, ты спроси у мамы какой я хозяйственник, что я понимаю во всех этих вещах? Будет кто-то бедный, и, наверное, я. Сыграть в футбол, волейбол вот, пожалуй, всё, на что я способен. В остальном порядочный лопух. Я с ужасом думаю, что надо постигать эту сложную науку. А ведь там и ещё посложнее вещи пойдут? Мама, роди меня назад! А ведь надо. Придется быть Вашим примерным учеником (только предупреждаю, готовь уже сейчас хорошую палку).
Неужели ты так редко получаешь мои письма. Я пишу последнее время обыкновенно через день, чаще каждый день. Сейчас есть такая возможность, и я пользуюсь ей и пишу ежедневно. Может и мои письма задерживаются из-за дорог, как и твои тогда дело другое. Ну уж тут я не виноват.
Хорошо вам с Ал. Ос. сидеть и рассуждать. А я и порассуждать не имею полной возможности не с кем. О войне, о боях, о прочей надоевшей дребедени не пишу. Сама все знаешь. А с друзьями неохота, а вот о тебе, дорогая, любимая, не с кем. Плохо. И опять надежды приеду, нарассуждаемся.
Хорошо вам с Ал. Ос. сидеть и рассуждать. А я и порассуждать не имею полной возможности не с кем. О войне, о боях, о прочей надоевшей дребедени не пишу. Сама все знаешь. А с друзьями неохота, а вот о тебе, дорогая, любимая, не с кем. Плохо. И опять надежды приеду, нарассуждаемся.
Мне так хочется к тебе, что даже не знаю, с чем сравнить это жгучее, страстное, временами мучительное, желание. Только, известно, невозможно пока это.
И ещё права ты сам бы я смог попасть к тебе наверное став бы дезертиром, в часть не вернулся. Это, конечно, шутка, ни ты, ни я не позволили бы себе этого, но уехать от тебя опять это было бы выше человеческих сил. Так что встречу приходится отложить.
Странно звучит всё отдал бы, чтобы увидеть тебя и лучше пока на время нам не встречаться. Странно, но так и есть. Так уж странно построена эта жизнь наша.
От ребят тебе горячие приветы, поклоны. Они мои ближайшие друзья, очень хорошо знают тебя. Много переживают со мной вместе, когда долго нет от тебя ничего. И двое самые мои близкие Николай Кузьмич и Федька Семенов те уже составляют планы: как будут гулять на нашей свадьбе (вот черти!), как мы с тобой будем приезжать к ним в гости. В общем самые радужные, счастливые и весёлые мечты. Не скрою достаётся мне от ихних злых язычков, но ничего кроме удовольствия при этом не испытываю. Николай Кузьмич особенно от тебя в восторге. Ты, кажется, покорила его капитанское сердце, и я кроме восторженных отзывов о тебе ничего от него не слышу. Знаешь, временами даже ревность шевелиться начинает.
Да, кстати, почему ты не написала ни мне, ни им получила ли ты их какое-то ехидное письмецо с карикатурами, в основном, конечно, на меня. Но и себя они не пожалели. Так вот, имей в виду, что карикатуры на меня недалеки от оригинала рыжего лопуха. Очень испугалась?
Теперь о другом рыжем лопухе не о калининско-литовско-латвийском, а о дальневосточно-якутско-золотоносном. Сидит в своей тайге, золото в мешок собирает и отказывается что-либо понимать. Пошли ему от меня телеграмму: «Женился. Завидуй. Всё равно лучше Оленьки не найдёшь, хоть всю Сибирь свою перекопай. Рекомендую женись на якутке». Длинно получилось, ну, что-нибудь в этом роде. А от своего имени, роднушка, напиши: «Жена Глеба. Уже и палку приготовила, жду только его самого. Маму вашу после войны заберу. А вы с Глебом можете и не приезжать вовсе, воюйте себе на здоровье или кирпичи собирайте ещё хоть три года». Ну, или ещё что-нибудь, что тебе может больше нравится. Пиши всё, что хочешь, я ему ничего «такого», как тогда, стесняясь мамы (фу, противно вспомнить), не писал, а недавно написал всё довольно подробно и точно.
Тоскливо ему, бедняге. Он там совсем полысел уже. И стал, наверное, ещё более замкнутым, серьёзным. Но, я надеюсь, только бы нам собраться мы его расшевелим. Мне написал Андрей, что Клава невеста Олега замуж грохнулась. Крепко! Вот тебе и пятилетняя верная любовь. А, впрочем, не мы первые, не мы и последние. Конечно, Олегу это известие не по нутру придётся, ну да всё к лучшему. Честно говоря, любил он некую Азу, ещё в школе, оставил её из-за излишней щепетильности. Думаю, он и сейчас её любит. А Клава, без преувеличения, сама сохла по нём, довольно настойчиво добивалась его дружбы. И вот итог.
Я ему посоветую найти себе любимую с помощью писем. Пусть строчит ежедневно сотни по три во все концы, а потом сортирует и выбирает. Только пусть и не надеется, что ему так же улыбнется счастье, как и младшему отпрыску рода Радзиевских. Ничего не выйдет, потому что второго такого друга он не найдёт не то что на здешней земле, а и на Луне. Да-с!
А вообще я тебе серьёзно скажу сейчас я абсолютно уверен: письма, знакомство на расстоянии дают возможность значительно лучше узнать душу человека, проверить себя, свои чувства, чем встречи при луне. Да ещё, когда оба на фронте, а кругом война.
Все лодырничает, совсем не пишет. Боюсь, что она и пирожки разучится печь так, как она их когда-то пекла. Правда тогда обычно я и Олег здорово ей помогали (в основном тем, что съедали их). Ты, Олюшка, пошли ей «Капитал», пусть к моему приезду изучит как следует. Может она ещё экономистом будет?