С тобой все в порядке? с робостью в голосе поинтересовался Священник.
Да, если ты хочешь, то мы можем поговорить, ответил Максим.
Я говорю: спасибо тебе, Максима раздражал этот речевой оборот, захотелось ударить Священника по губам, но парень сдержался. Я знаю, что ты хороший человек. Я вижу это, Максим. Мне кажется, что ты пережил что-то страшное и если ты хочешь выговориться, то не стесняйся. Я выслушаю и постараюсь понять, возможно, я помогу тебе.
Мы все пережили что-то страшное.
Священник заглянул в глаза Максима и понял, что если этот человек и повидал ужаса на своем веку, то не станет рассказывать первому встречному об этом.
Да, это верно, Священник решил перейти к своему основному вопросу. Антон рассказал мне, что случилось в аптеке, он с беспокойством глянул на Максима. Ты как-нибудь можешь пояснить случившееся?
Нет, я сам не понял, что произошло, спокойно и уверенно ответил он. Сначала я подумал, что там обычный ребенок, а потом он пошел на меня и я понял, что это мутант. Я начал выхватывать мачете, а тварь заорала и кинулась через стойку на Антона.
Военный молчал и с презрительным подозрением смотрел на Максима. Антон знал, что слушает ложь, но вмешиваться не собирался. На самом деле он не видел полной картины того, что произошло в аптеке, видел только, как непонятно откуда появившейся ребенок-мутант снес стеллаж и, разбив своим маленьким тельцем стеклянную дверь, набросился на него. Но в любом случае мутант должен был кинуться сначала на Максима, но не сделал этого. И это странно.
И мутант тебя не видел? Священник продолжал расспрос, но в его глазах отсутствовала та подозрительность, которая постоянная мелькала в глазах Антона. Возможно, слуга Господа верил Максиму, а может просто хотел верить. Ты извини меня, Максим, что расспрашиваю тебя но, мне кажется, эта ситуация немного странная. Ты так не думаешь?
Не знаю. Я вообще не думаю об этой ситуации, Максима начали раздражать дурацкие вопросы Священника. Что было, то было. Главное что все живы.
Повисла пауза, в которой как будто витало напряжение. Антон смотрел на Максима нехорошо. Священник смотрел на Максима тоже. Но служитель алтаря снял напряжение очередным вопросом:
А зачем тебе в Москву?
У всех людей есть свои личные дела, и они не обязаны никому говорить об этом, Максим сделал неуверенный шаг в сторону лагеря, затем второй. Он опасался, что Антон может сорваться и пристрелить его, но тот был недвижен. Там осталась твоя жена и Маша. Думаю, правильнее будет, если мы пойдем к ним.
Да, ты говоришь правильно.
Мужчины двинулись к лагерю, Антон так и не произнес ни слова. Он пребывал в непонимании, но решил, что обязательно докопается до истины. Возможно, не сегодня, но в самое ближайшее время, конечно, если этот тип в дождевике не сбежит сегодня ночью. А если уйдет, то и скатертью дорога!
Они довольно быстро дошли до лагеря, хотя Максиму казалось, что он далеко успел отойти от костра. Лидия спала, а Маша сидела и караулила (хоть ее глаза и слипались) как велел Антон. Увидев Максима, она улыбнулась ему и позволила себе расслабиться. Легла подле Лидии и разрешила глазам сделать то, чего они так долго ждали.
Максим залез на поваленное дерево рядом с костром и сказал Антону:
Можете спать, я покараулю ночью.
Антон медленно подошел к нему и заговорил так, чтобы никто, кроме Максима его не слышал:
Свалить надумал? Так, это правильно. Можешь проваливать. Но только помни, что я за тобой наблюдаю, и если тронешь кого убью.
Максим не стал отвечать на эту дерзкую угрозу, он отвернулся от Антона и уставился в лес. Военный немного постоял, ожидая ответа, но плюнул на это, и лег у костра так, чтобы можно было видеть объект возможной угрозы.
Максим думал о том, чтобы уйти отсюда, но решил, что пока ему с этими людьми по пути, он останется. Хотя у его пути есть цель, а у них нет.
Тебе нравится белокурая сучка.
Паша что-нибудь успел сказать?
Максим повернул голову и увидел Лидию, которая приподнялась на руках и смотрела на него. И что ответить? Что перед тем, как мальчику сунули язык в мозг, он кричал: «Они везде. Я умру»?
Максим повернул голову и увидел Лидию, которая приподнялась на руках и смотрела на него. И что ответить? Что перед тем, как мальчику сунули язык в мозг, он кричал: «Они везде. Я умру»?
Он сказал, что очень любит вас, Максим не мог «тыкать» этой женщине.
Спасибо тебе, Максим. И Лидия легла.
В этот момент Максим увидел, как на ее щеке блеснула слеза, а может ему просто показалось. Ему стало стыдно за то, что он обманул эту приятную женщину.
4
Маша проснулась, когда уже рассвело но, к ее сильному разочарованию, солнце не светило. Небо затянуло сплошными серыми тучами и сейчас оно чем-то напоминало мятую фольгу, сквозь которую прорывалась мерзкая морось. За ночь влажность сильно повысилась и упала температура градусов на пять, отчего по всему телу пробежал озноб. Маша заметила, что костер продолжает гореть (Максим позаботился об этом), но холод не покидал ее. И тут девушка заметила, что накрыта черным дождевиком, а Максим сидит на поваленном стволе в тонкой серой кофте, обхватив себя руками. Лидия, ее супруг и Антон мирно спали, но теперь их тела находились ближе к костру. Замерзнув, люди во сне инстинктивно придвинулись к источнику тепла.
Маша поднялась и аккуратно оттряхнула дождевик от утренней росы. Подошла к Максиму.
Доброе утро, заговорила она с улыбкой, протягивая элегантно наброшенный на правую руку дождевик. Спасибо.
Ночью ты замерзла, Максим потянулся за плащом, но остановился. Если тебе холодно, то оставь.
Нет, я уже согрелась. Маша слегка покраснела.
Максим надел дождевик, застегнул на все восемь пуговиц и накинул капюшон. Маша залезла на ствол и уселась рядом.
Я так тебя толком и не поблагодарила за помощь, застенчиво и немного стесняясь, заговорила она. Если бы ты тогда не пришел, я не знаю, что бы они со мной сделали
Они бы ее трахнули.
Максим скривил от боли лицо, но Маша не видела этого, капюшон почти полностью скрывал его лик.
я даже не хочу думать об этом. Это очень ужасно, Маша немного помолчала, вспоминая своего отца, который любил прикладывать руку к домочадцам. Спасибо тебе.
Рад был помочь.
И они замолчали.
Маша чувствовала себя в безопасности рядом с Максимом, а теперь добавилось еще и чувство комфорта. Ее совсем не напрягало то, что они сидят молча. Маша боялась, что сейчас появится неловкость из-за молчания, ведь так часто бывает, когда молчишь с малознакомым человеком, но с Максимом оказалось по-другому. С ним, словно со старым добрым знакомым, можно молчать, и желание убежать как можно дальше не появится. Но все же Маша хотела поговорить. Появилось безудержное желание узнать о Максиме все: откуда он, какая у него фамилия, что любит, а что нет. Девушка попыталась посмотреть на него, но капюшон закрыл лицо, она увидела лишь подбородок и торчащий кончик носа. На мгновение ей стало страшно спрашивать что-либо.
Да прекрати ты, подбодрила Маша сама себя. Не ударит же он меня, в конце концов. И не зарежет.
Максим, а сколько тебе лет? Она все же решилась на разговор.
А сколько дашь?
Э ну, Маша не поняла, шутит он или нет. Наверно не больше тридцати?
Двадцать восемь, ответил Максим. Некоторое время он молчал, но все же спросил: А тебе?
Двадцать пять.
И они снова замолчали.
Так они просидели минут пять, может, семь, и за это время Максим ни разу не шевельнулся. Во время этой молчаливой посиделки проснулся Священник и, увидев, что молодые люди не спят, подошел ближе. Маша ощутила легкое расстройство из-за того, что Петр так нагло вторгся в их уединение, но тут же пожурила себя за то, что испытала злобу. Священник хороший человек и она не должна на него злиться. Когда пять месяцев назад Маша и Антон появились в Тосно и ступили на порог дома божьего, Священник не прогнал их, а принял и накормил. И Маша должна не злиться на этого человека, а благодарить за добро.
Доброе утро вам, сказал Священник глядя в небо, и мелкая морось оросила его бородатое лицо. Скажем: спасибо Господу, он даровал нам еще один день. Как твой синяк, Маша? Он посмотрел на девушку, к пятну темно-синего цвета прибавился желтый оттенок. Да, выглядит не очень хорошо, но думаю, скоро пройдет.
Наверно, согласилась Маша. Уже практически не болит.
И это прекрасно, решил Священник. Максим, а давно рассвело?
Около часа назад. Максим даже не повернул голову.
Тогда, сейчас, примерно Священник закрыл глаза и принялся подсчитывать в уме. Сейчас где-то восемь утра. Ведь я стараюсь считать дни с того самого момента, я даже практически точно могу сказать, какое сейчас число. Он думал, что Маша или Максим захотят узнать число, но те не показали заинтересованности. Однако Священник все равно продолжил: Сейчас двадцать седьмое сентября. Ну, плюс-минус пару дней. А если сегодня действительно двадцать седьмое сентября, то сегодня Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня. А ведь Явление Креста это, прежде всего, победа добра над злом. Я говорю вам: спасибо за то, что вы добрые люди.
Нам пора идти, Маша и Священник не заметили, как проснулся Антон и подошел к ним. Он все тем же ненавистным взглядом смотрел на Максима, но после этой ночи военный убедился в том, что чужак не собирается их убивать. Буди жену и пойдем. Сегодня я планирую найти нам новый дом.
Священник склонился над Лидией и нежно потряс ее за плечо, он не смел спорить с Антоном, ведь военный казался безоговорочным лидером их маленькой группы. Возможно, Антон опасался, что Максим займет его место и, именно, поэтому невзлюбил парня. А то, что случилось в аптеке, всего лишь подлило горючего в тлеющий костер противоречий, отчего тот разгорелся сильнее.
Проснувшаяся Лидия посмотрела на всех, но ничего не сказала. Ее лицо по-прежнему передавало горечь пережитой утраты и нежелание принимать то, что близкого ей человека больше нет в живых, во всяком случае, в том понимании, к которому привыкли люди. Невыносимая грусть, исказившая лицо Лидии делала ее старее, морщины под глазами и на щеках казались глубже и отвратительнее.
Идемте, скомандовал Антон и двинулся к шоссе тем же путем, которым они сюда пришли. Твари могут нас преследовать и, если их ничто не отвлекло, то скоро нас нагонят.
И все двинулись за Антоном.
За ночь растительность, которую они примяли, когда прокладывали себе тропу вновь потянулась к небу, и людям пришлось протаптывать путь вновь. Минут через двадцать они вышли на федеральную трассу «М-10» и двинулись на юг. С каждым шагом Максим становился ближе к Москве.