Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля - Сборник 6 стр.

А с ним исчезла муть обид,
цвели ромашки на поляне;
с каких немыслимых орбит
такие инопланетяне?

Как занесло их к нам? Зачем?
Что ни скажи, всё будет спорно.
Два карпа всплыли между тем
к поверхности воды озёрной.

И встали в метре от меня.
Кто на кого пришёл дивиться?
Ёж, торопливо семеня,
спустился к озеру напиться.

Мерцал экраном Кара-Голь,
мир добрым стал, а был несносен,
и звёзды жгучие, как соль,
блестели в кронах крымских сосен.

Вернулся я в родной бедлам,
я знал, свой день легко итожа:
есть Кара-Голь, и если вам
невыносимо, он поможет

Душевную снимая боль,
покинув стрессовые зоны,
я к озеру шёл Кара-Голь[5],
где чудо-юдо есть тритоны[6].

О, из каких дремучих эр
они, о ком поведал Плиний[7],
являют нам собой пример
рептилий грозных, ставших мини?

Со дна всплывали пузыри,
светилась гнилостно коряга,
и, что ты мне ни говори,
а смена обстановки благо.

Тритон из ила всплыл ко мне,
взглянул на тающее небо
и, извиваясь средь камней,
исчез в траве, исчез, как не был.

А с ним исчезла муть обид,
цвели ромашки на поляне;
с каких немыслимых орбит
такие инопланетяне?

Как занесло их к нам? Зачем?
Что ни скажи, всё будет спорно.
Два карпа всплыли между тем
к поверхности воды озёрной.

И встали в метре от меня.
Кто на кого пришёл дивиться?
Ёж, торопливо семеня,
спустился к озеру напиться.

Мерцал экраном Кара-Голь,
мир добрым стал, а был несносен,
и звёзды жгучие, как соль,
блестели в кронах крымских сосен.

Вернулся я в родной бедлам,
я знал, свой день легко итожа:
есть Кара-Голь, и если вам
невыносимо, он поможет

Кое-кому из прошлого

Забодали своею заботою,
замурыжили, как при колите.
Я по фене достаточно ботаю,
чтоб послать вас, да ладно, живите.

Что за мания гложет вас подлая?
Что за злоба в душе у вас плавится?
Стороной обхожу ваше кодло я,
но и это настырным не нравится.

За окном стонет птица полночная,
льёт фонарь тусклый свет на дорогу:
и опека мне ваша заочная
хуже очной, чесслово, ей-богу!

Я не знаю настырней советчиков,
кое в чём даже радуйтесь!  вторю;
вы кувшин называете глечиком,
ну и добре, ведь я же не спорю.

Уживаются кошка с собакою,
воду, правда, не носим мы в сите,
и на мове неплохо я вякаю,
чтоб послать вас, да ладно, живите

За мыс Монастырский заплыв,
ныряю над скальной грядой:
на свете есть множество див,
но главные все под водой.
Вот стая кефалей, вот краб,
вот грота подводного мрак;
наверно, привыкнуть пора б,
а всё не привыкну никак.
Выходит из грота горбыль,
зубарь непуглив, как пижон,
я знаю, что всё это быль,
а кажется всё это сон.
Медузы пульсируют в такт
дыханию моря, их путь
неясен но нужен антракт,
пора от чудес отдохнуть.
И вдруг серебристый оскал!
то рыщет лаврак, словно волк,
и я выхожу возле скал
под мерные рокоты волн.
Бакланы на скалах сидят,
безлюдно и глухо окрест;
когда здесь штормит это ад,
подальше б от этаких мест.
Сейчас тишина. Полный штиль.
Любимейший час нереид.
И, стаю возглавив, сингиль[8]
несётся за мыс, в Партенит.

С Ай-Николы[9] к востоку видны Аю-Даг и Мартьян,
эти виды в душе, я всегда припадаю стихом к ним,
и такие рассветы над ними, что даже Сарьян
спасовал бы, наверно, тибетские краски припомнив.

Возле сосен дольмены[10] о таврах легенды хранят,
можжевельник живёт на откосах, отвесных прилично,
по тропинке Курчатова[11] можно вернуться назад,
где библейского возраста в скалах растёт земляничник.

Я с обрыва смотрю на открытый обзору простор,
я по Южному Крыму поплавал-побегал и много:
столько моря иметь и таких удивительных гор
может только земля, очень чем-то угодная Богу.

На крутом повороте храм к небу вознёс купола,
и церковное пение кружит по кронам иглистым,
и парит надо всеми согретая солнцем скала,
на которой учились победам своим альпинисты.

Ореанда у моря внизу манит взгляды к себе,
там, в подвальчике царском, хранятся бутылки токая,
и плывут теплоходы, как будто плывут в серебре,
так парчовыми бликами дали морские сверкают.

О, такие восторги банальны для Крыма давно!
И, живущие здесь, к тем восторгам привыкли давно мы!
Но на этой горе их сдержать, никому не дано,
я таких не встречал, мне такие пока незнакомы.

Потому и пишу эти строки, сомненья смирив,
с яхт прогулочных ветер доносит мотивчик весёлый;
я поездил по свету, я видел достаточно див,
но Мартьян с Аю-Дагом им фору дадут с Ай-Николой!..

Как парят горбыли[12] в некий час
в толще водной в местечках укромных!..
Вновь политики сделали нас,
словно я этих рыбин огромных.
Похвальбой не страдает мой стих,
вспомнил рыб тех с сочувственной миной,
любопытство, доверчивость их
уязвимости стали причиной.
Вот ныряю идут на меня.
Выстрел! Стая рванулась с испугу.
Леска с рыбой пронзённой, звеня,
режет воду, несётся по кругу.
Так и мы на посулы идём,
всё мы верим в нардепскую милость;
вот и строй уже рухнул, как дом,
как стена, вся страна развалилась.
Но молчим всё, как рыбы молчим,
ничего уж как будто не смыслим,
доверяем удачливым, им,
подставляемся сами под выстрел.
Мы не сами ль себя довели,
одурачили, уговорили?..
Невесомо парят горбыли
Тьфу! О чём это я здесь?.. Парили.
Горбылей тех уже не найти,
смёл их ужас похлеще торнадо
Снова мы выбираем пути
и идём за манками, как стадо.

С отвесных скал опасен спуск весьма,
но горный Крым особая страна.
Как горизонта тёмная тесьма
дрожит словно задетая струна!

Без альпинистских навыков кранты!
Пусть сленг кого-то и коробит, пусть!
Я с тропами и спусками на «ты»,
я перевалы знаю наизусть.

Ат-Баш, Байдары, по Шайтан-Мердвень
сам Пушкин шёл, подъём всегда был крут,
такие тропы крымских деревень
по пальцам старожилы перечтут.

Посмотришь снизу кажется, пустяк,
и манит ввысь свод неба голубой;
не зря же на вершине ставим стяг
как честную победу над собой!

И с высоты полёта хищных птиц,
душою выше птиц тех в небо взмыв,
ты видишь, что дороже всех столиц
твой городок у моря и залив.

Опасен спуск весьма с отвесных скал,
подъём к вершинам труден, я не лгу,
но если ты к ним подступ не искал,
считать тебя мужчиной не могу.

Об этом пел Высоцкий в свой черёд.
Мир это смесь побед, свершений, драм!
С любой вершины ярче небосвод,
и значит, ярче жизнь!  увидишь сам!..

Уже кончается мой век.
А в небо в ореоле млечном.
Луны янтарный чебурек
всплыл из-за крыши «Чебуречной».

Поблёкла россыпь крупных звёзд.
Стих парк. Закрыли дискотеку.
Коль честно, был мой век непрост,
всего хватило в жизни веку.

Но завтра выгляну в окно,
светло, и я его открою,
хоть небеса заволокло
какой-то хмарью над горою.

Всё изменяется, течёт,
мелькает, мчится, как в угаре.
Плохие дни мои не в счет,
я дням хорошим благодарен.

Я благодарен им за то,
что в них встречал рассветов алость,
что дел запутанных моток
подчас распутать удавалось.

Что в них я встретился с тобой,
бриз летний гладил ветви кронам,
и нам рассказывал прибой
о далях, что постичь дано нам.

Что нам вдали, под рокот рек,
в густой тянучке серых будней,
луны янтарный чебурек
напоминать о доме будет

Как упоительны в России вечера!
Любовь, шампанское, закаты, переулки
Ах, лето красное! Забавы и прогулки.
Как упоительны в России вечера!
Балы. Красавицы. Гвардейцы. Юнкера.
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки

Как упоительны в России вечера!
Как упоительны в России вечера!
В закатном блеске пламенеет снова лето.
И только небо в голубых глазах поэта.
Как упоительны в России вечера!
Пусть слава дым, пускай любовь игра.
Ну что тебе мои порывы и объятья!
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера

Как упоительны в России вечера!
Любовь, шампанское, закаты, переулки
Ах, лето красное! Забавы и прогулки.
Как упоительны в России вечера!
Балы. Красавицы. Гвардейцы. Юнкера.
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки

Как упоительны в России вечера!
Как упоительны в России вечера!
В закатном блеске пламенеет снова лето.
И только небо в голубых глазах поэта.
Как упоительны в России вечера!
Пусть слава дым, пускай любовь игра.
Ну что тебе мои порывы и объятья!
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера

Ах, кружевница! ах, шалунья, ах,
В прозрачных ослепительных чулках!
Пускай меня рассудок не оставит,
Когда она на цыпочках впотьмах
У зеркала мгновенно их поправит

Так ты все видел? Ах, негодник Ах!..

С тобой ли танцевал,
Вальсировал так славно
И в губы целовал
Еще совсем недавно,
Всё стрелы я пускал.
Мелькнули и пропали.
Ах, если бы я знал,
Куда они попали!
В объятьях, как змея,
Без устали кружилась,
Где из-под ног земля
Взяла и отделилась.
А то, что я шептал,
Не спели б менестрели,
И так дотанцевал
Я до твоей постели.