По счастью, несколько любимых фильмов было у нее скачано. И Аня до темноты просидела, не отрывая глаз от экрана, полностью погрузившись в вымышленный кем-то мир, и стараясь не думать об ужасах окружившей ее реальности.
Перед сном, набравшись храбрости, Аня сходила в конец коридора, и тщательно почистила зубы. Закрывшись на щеколду в ржавой кабинке, стоически вынесла пять минут ледяного душа. Г-ди, как же люди моются в таких местах, где совсем-совсем-никогда не бывает горячей воды?! А зимой если?! Подумать страшно! В баню они, что ли, ходят? Или воду греют в кастрюльке? И таскают из кухни через весь коридор сюда? Интересно, сколько кастрюлек воды нужно, чтобы как следует промыть голову?
Это ей еще предстояло узнать.
Большая часть комнат на первом этаже были заперты, и казались пустыми. За некоторыми, однако, горел свет, и выбивался из-под дверей длинными светлыми полосками. Оттуда слышались голоса и смех. Хотелось постучать, зайти и представиться: «Здравствуйте, я Аня! Мы с вами будем вместе учиться!» Кто знает, приедь она сюда на автобусе, может, так и сделала бы.
В целом же коридор, по которому Аня возвращалась из душевой обратно к себе, был темен и бесконечен. Ни единой лампочки не горело под потолком. Одна лишь луна тускло светила сквозь мутные стекла окон. Идти было очень страшно.
Невдалеке от своей двери Аня с кем-то столкнулась. Она и этот кто-то, абсолютно невидимый в темноте, крепко приложились друг другу лбами. У Ани аж искры из глаз посыпались.
У самого аниного уха громко клацнули зубы.
Извините! пискнула, потирая ушибленное место Аня.
Бля-я! Опять эта московская фря с косичками! Глаз у тебя нет, что ли?! Смотреть надо, куда прешься!
Но ведь тут темно, оправдывалась Аня.
Сейчас ты еще скажешь, что не видишь в темноте! Локаторы к косичкам прицепи! А то вон их у тебя сколько, и все без толку! И откуда только такие берутся! И все на мою голову! Не, ну невозможно же жить, совсем!
И невидимый Анин собеседник, громко и горестно взвыл в сторону луны.
Толкнув дверь, Аня влетела в свою комнату.
Там было тепло, уютно, и совсем не страшно. Над застеленною кроватью горел ночник, освещая наскоро, скотчем приклеенный к стенке вышитый еще бабушкиными руками крестиком коврик. На коврике росли, переплетаясь между собой, диковинные цветы и травы.
Арчи свернулся на подушке в клубочек, во все стороны подрагивая усами. Бумс спал на своем матрасике под окном, вытянувшись, и положив голову на лапы. Во сне он изредка грозно взрыкивал, или, повизгивая, начинал вдруг перебирать ногами, точно бежал куда-то. Интересно, что ему снилось?
Аня села на койку, прижала к подбородку коленки и, жалобно всхлипывая, начала одну за другой расплетать косички. Косичек было так много, что работа эта заняла у нее полночи.
*
Утром, толком не выспавшись, и с трудом расчесав вставшие дыбом волосы, Аня кое-как закрутила их в хвост. Все эти действия сопровождались аккомпанементом из топота многочисленных ног. Но в коридоре, куда она выскочила с изрядным опозданием, Аня уже не встретила никого.
*
Утром, толком не выспавшись, и с трудом расчесав вставшие дыбом волосы, Аня кое-как закрутила их в хвост. Все эти действия сопровождались аккомпанементом из топота многочисленных ног. Но в коридоре, куда она выскочила с изрядным опозданием, Аня уже не встретила никого.
Бегом взбежав по тропинке на холм, Аня догнала спешившую в том же направлении группу знакомых уже ребят в банданах. За ними одиноко топал плечистый парень, с копной белесых, стянутых темной полоской дубленой кожи волос. Оба деревенских парня в кирзачах и чистых клетчатых ковбойках карабкались на холм по другому склону. С всех сторон к длинному, похожему на московский Манеж, зданию Главного учебного корпуса подтягивались, плелись, и неслись вприпрыжку разномастные фигурки будущих аниных соучеников. За некоторыми вслед бежали собаки, высунув языки, так как, несмотря на ранний час, солнце уже начинало припекать.
Мимо Ани, с гиканьем и свистом, пронесся на вороном коне тощенький кучерявый парнишка. Резко осадив коня у самого входа, пацан ловко спешился, и привязал своего красавца слева от крыльца к древней коновязи, где уже стояло несколько жалких на его фоне деревенских гнедых коняшек.
Собаки поджидали хозяев справа, прямо на большой потрепанной клумбе, посреди сильно примятых стеблей голубых и фиолетовых хризантем. Как водится, среди собак преобладали дворняжки, впрочем, Аня заметила пятерку немцев, одного сенбернара и двух колли.
Не посягая на саму клумбу, где и так уж яблоку упасть было некуда, Аня отвела Бутса чуть в сторону, в тенечек, скомандовала ему: «Лежать, ждать!» и, пройдя меж высоких, поддерживающих небольшой портик грязно-серых, облупленных колонн, храбро вступила в вестибюль нелепого строения.
Внутри все было также обветшало-древне-величественно, как и снаружи. Поддерживаемый пилястрами потолок уносился куда-то ввысь. Впечатление было, что чуть ли ни к самому небу. С потолка то и дело, как снег, сыпалась штукатурка. На нее не обращали внимания, просто стряхивали с плеч и с макушек.
Огромные, с пола до потолка, французские окна тянулись вдоль стен друг против друга. В окнах справа виднелись лес и река, с живописно обрамлявшими ее берега тростниками и зарослями кустов. В окнах слева по склону вниз сбегали обшарпанные жилые бараки Учебного городка, да где-то на самом горизонте маячили крыши домов ближайшей к Учгородку деревушки.
«А где ж все-таки Горечанск?» уже не в первый раз подумалось Ане.
Но думать было некогда. Она села за ближайшую парту. Почти все помещение было заполнено партами изнутри корпус представлял собой один большой класс.
Через проход от нее, оттеснив ближайшие парты к стенам, прямо на полу лежал Костя. При этом торс его изрядно возвышался над всеми. Где-то впереди между незнакомых затылков полыхнули знакомые рыжие косички.
Аня вынула тетрадку и ручку, достала по привычке планшет, и приготовилась записывать.
Учительский стол располагался в самом конце помещения, на небольшом возвышении у стены. Справа от стола стоял скелет лошади, слева коровы. Над столом, раскинув крылья, парил на свисающих с потолка веревках скелет какой-то немаленькой с виду домашней птицы не то гуся, не то индюка.
Затренькал звонок обычная электрическая тарахтелка, ни тебе гимнов, ни песенок. С последней трелькой в класс незаметно просочился через маленькую боковую дверь директор с неизменной сорокою на плече. Он подождал, пока все встанут и смолкнет болтовня в задних рядах, взмахом руки усадил всех обратно, и плавно, без пауз и придыханий, заговорил.
Аня сперва заволновалась было, что на таком расстоянии попросту ничего не услышит. Но боялась она зря в здании была просто изумительная акустика.
Дорогие абитуриенты! прям-таки громовым раскатом прокатилось над всеми. Я приветствую вас в старейшем здании нашего учебного заведения в бывшем генерал-губернаторском манеже, где когда-то обучались верховой езде отпрыски местных дворян и представителей высшего общества города Горечанска. С момента основания здесь сельскохозяйственного училища, многие крестьянские дети, и дети мастеровых, и даже дети жителей леса смогли приобщиться здесь к высокому искусству врачевания животных. К слову сказать, и верховой езде мы тоже здесь обучаем.
Считается, что первая Ветеринарная школа была открыта в середине восемнадцатого века, во Франции, в городе Лионе. Но еще за четверть века до этого, в 1721 году, по высочайшему указу царя Петра Первого, основано было Горечанское училище для всех желающих приобщиться скотоводческой и коновальской науки. По легенде, идею основания этого училища подал Петру придворный коновал Ермила Дикой, сам родом из здешних мест, неоднократно спасавший своим искусством от верной смерти любимого царского скакуна. Ермила-то и поведал царю, что еще издавна в наших местах знали, какими травами отпоить траванувшуюся свинью, ловко умели проколоть вздувшийся бок корове, и могли гипнозом, или, как в те времена говорили, заговором, снять колики у коня. Из Франций да Англий к нам приезжали учиться да опыт перенимать. Многие знания и навыки здешних коновалов славились по всему свету, как уникальные.
На здании Горечанской биржи еще и сегодня можно разглядеть
И бла-бла-бла, за аниным плечом нарочито громко зевнули, и конец фразы потерялся. Кто б ее сегодня саму разглядел-то, ту биржу! Лет пятьдесят, небось, уже, одно и то же талдычит, будто у него внутри пластинка заезженная.
Аня обернулась. Прямо за ее спиной сидел мальчик. Худенький, смуглый, в модных квадратных очках с затемненными стеклами. В джинсах и серо-зеленом, ладно сидящем хебешном свитере. Совершенно обычный мальчик.
И ровно такой же нездешний, как сама Аня.
Нас сюда каждый год на День открытых дверей сгоняют. Со всех окрестных школ, начиная с седьмого класса. На автобусах специальных привозят, водят повсюду, хвастаются. Показывают общагу, ферму, учебные корпуса. И директор каждый раз одну и ту же речугу слово в слово толкает. Поневоле наизусть выучишь. И пусть бы он ее хоть раз в десять лет слегка перекраивал, ну там, адаптировал к изменяющимся обстоятельствам. Нет, чешет по-прежнему одно и то же на стене Горечанской биржи и сегодня еще
Но, может быть, и в самом деле еще и сегодня можно вступилась за директора Аня. Ей директор с первой встречи понравился и с Копушей помог, и Арчика погладил. И вообще встретил не официально, а как какую-то долгожданную гостью.
Мальчик выразительно крутанул пальцем у виска. На секундочку снял очки, тщательно протер их обшлагом свитера, и воодрузил обратно на нос.
Заглянув на миг в его глаза без очков, Аня почувствовала, что проваливается вся, совсем, без остатка. У нее даже голова закружилась от этого дикого ощущения, и в горле разом пересохло.
Глаза у мальчика были абсолютно бездонные, и темные настолько, что, казалось, в них совсем не было зрачков.
Ты не местная, что ли? Издалека откуда-то приехала? спросил мальчик, внимательно разглядывая Аню сквозь очки. За очками глаза его казались вполне обычными.
Но уж теперь-то Аню было не провести! Теперь-то она знала, что у него там, за очками. Знала, и никак не могла забыть.