Больные-гении, например, Ван Гог, Стринберг, Чюрленис, Игорь Федорович Стравинский, Всеволод Михайлович Гаршин, Михаил Александрович Врубель, старались изо всех сил, чтобы их болезнь, и сексуальные «ненормальности» жизни, не влияли бы на их творчество» (См. К. Ясперс. «Стринберг и Ван Гог». СПб. 1936, «Клинический Архив гениальности и одаренности. Эвропатология». М.-Л.-Св. 19221028 гг.). Современные «творцы» черных PR, широко используют с целью манипулирования общественным сознанием, имена психически больных и сексуально перверсных гениев, всех времен и народов, рассчитывая на невежество масс, которыми они пытаются манипулировать. Задача пенитенциарного психолога разоблачать подобные акции, кто бы за ними ни стоял, во имя общественного здоровья и чистоты нравов общества.
Запрет клонирования человека имеет несколько ответов-адресатов, на традиционный вопрос: «Кому это выгодно?» Мы не будем касаться всех аспектов запрета клонирования человека. Для того, чтобы указать на широту и разнообразие интересов в этом запрете, отметим, хотя бы, следующее:1) Клонирование человека предполагает также клонирование любых его органов. Следовательно, отпадет потребность в «донорах» для трансплантации. 2) Так как клонировать можно органы, в которых нуждается реципиент, следовательно, отпадет необходимость в производстве дорогостоящих иммунодепрессантов. 3) Так как клонировать орган можно прямо на месте (рядом) больного органа, то, следовательно, отпадет потребность в самой операции трансплантации. Один только аспект клонирования человека затрагивает радикально интересы трех разных производств дорогостоящих компонентов.
Но, для пенитенциарного психолога в запрете клонирования явное ущемление интересов, связанных с самой сложной, и, на сегодняшний день, как и несколько тысяч лет назад, остающейся «закрытой», проблемой личности преступника.
Задолго до Франца Йозефа Галля, австрийского врача, создателя френологии (17581828, френология возникла в 1810 году), на расцвете рабовладельческой цивилизации, клеймо (стигму) накладывали не только на рабов, но и на преступников. В Британском Музее хранится каталог стигм (клейм), где каждая стигма соответствует определенному виду преступления, которое может совершить человек. Этот каталог хорошо был известен в Древнем Египте и странах Месопотамии. Да и в других странах, в другие времена преступника клеймили именно тем клеймом, которое обозначает преступление, на которое данный человек способен. 75% клейм британского каталога отмечают леворуких преступников. По данным исследований, проведенных в 90-х годах в лесных «ИТУ» СССР Институтом социологических исследований АН СССР, совместно с сотрудниками Политотдела лесных ИТУ, процент леворуких пенитенциарных субъектов в 10 раз превышает процент леворуких в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического изучения личности осужденного». МВД СССР, Главное Управление по исправительным делам». М., 19811990, Н. Н. Брагина. Т. А. Доброхотова. «Левши». М.,1995). Так вот, к пониманию личности преступника: 1) Один из двух природных клонов, что, как отмечено выше, зафиксировано даже в мифотворчестве, левша. И, не просто левша, но и преступник. Николай Семенович Лесков, ничуть не уступая в интуитивном знании генетических закономерностей Эмилю Золя, написал не только знаменитого «Левшу», но и «Захудалый род». А, галерею праведников, он дополнил галереей врожденных преступников. Достаточно назвать такие произведения, как «На ножах» и «Леди Макбет Мценского уезда». 2) Среди пенитенциарных субъектов чрезвычайно высок процент однояйцевых близнецов (как правило, лишь один из близнецов преступник), по сравнению с процентом природных клонов в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического исследования особенностей личности осужденного»).
Но, для пенитенциарного психолога в запрете клонирования явное ущемление интересов, связанных с самой сложной, и, на сегодняшний день, как и несколько тысяч лет назад, остающейся «закрытой», проблемой личности преступника.
Задолго до Франца Йозефа Галля, австрийского врача, создателя френологии (17581828, френология возникла в 1810 году), на расцвете рабовладельческой цивилизации, клеймо (стигму) накладывали не только на рабов, но и на преступников. В Британском Музее хранится каталог стигм (клейм), где каждая стигма соответствует определенному виду преступления, которое может совершить человек. Этот каталог хорошо был известен в Древнем Египте и странах Месопотамии. Да и в других странах, в другие времена преступника клеймили именно тем клеймом, которое обозначает преступление, на которое данный человек способен. 75% клейм британского каталога отмечают леворуких преступников. По данным исследований, проведенных в 90-х годах в лесных «ИТУ» СССР Институтом социологических исследований АН СССР, совместно с сотрудниками Политотдела лесных ИТУ, процент леворуких пенитенциарных субъектов в 10 раз превышает процент леворуких в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического изучения личности осужденного». МВД СССР, Главное Управление по исправительным делам». М., 19811990, Н. Н. Брагина. Т. А. Доброхотова. «Левши». М.,1995). Так вот, к пониманию личности преступника: 1) Один из двух природных клонов, что, как отмечено выше, зафиксировано даже в мифотворчестве, левша. И, не просто левша, но и преступник. Николай Семенович Лесков, ничуть не уступая в интуитивном знании генетических закономерностей Эмилю Золя, написал не только знаменитого «Левшу», но и «Захудалый род». А, галерею праведников, он дополнил галереей врожденных преступников. Достаточно назвать такие произведения, как «На ножах» и «Леди Макбет Мценского уезда». 2) Среди пенитенциарных субъектов чрезвычайно высок процент однояйцевых близнецов (как правило, лишь один из близнецов преступник), по сравнению с процентом природных клонов в свободном обществе. (См.: «Материалы социально-психологического исследования особенностей личности осужденного»).
Клонирование людей пролило бы свет и на такую загадку преступников, что среди них чрезвычайно высок процент диспластичных личностей. Среди природных клонов, будь то представители рода людского, животного или растительного мира, один близнец непременно диспластичен. Оноре де Бальзак, первый, кто произнес словосочетание юридическая психология, назвав так себя в посвящении меценату романа «Кузина Бетта», по-видимому, знал, что писал, создавая образ Вотрена, самую яркую, преступную до гениальности и мозга костей, личность. Вот только несколько штрихов к его портрету («Отец Горио», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок»).
Вотрен появился на сцене «Человеческой комедии», в самом начале его последней, блестящей аферы, которая привела его сначала в камеру-одиночку Консьержери, а затем, когда он «сдал» прокурору Парижа всех своих «подельщиков», в кресло шефа парижской полиции. Находился он тогда в трагическом и переломном периоде своей биографии, в ее «горячей точке» (А. Г. Амбрумова). То есть, ему было 40 лет. Вот как начинает знакомить читателя с Вотреном Бальзак:
«Человек лет сорока, в черном парике и с крашенными баками, который называл себя бывшим купцом и именовался г-н Вотрен Он принадлежал к тем людям, о ком в народе говорят: Вот молодчина! У него были широкие плечи, хорошо развитая грудь, выпуклые мускулы, мясистые, квадратные руки, ярко отмеченные на фалангах пальцев густыми пучками огненно-рыжей шерсти. На лице, изборожденном ранними морщинами, проступали черты жестокосердия, чему противоречило его приветливое и обходительное обращение. Не лишенный приятности высокий бас вполне соответствовал грубоватой его веселости. Вотрен был услужлив и любил посмеяться. Если какой-нибудь замок оказывался не в порядке, он тотчас же разбирал его, чинил, подтачивал, смазывал и снова собирал, приговаривая: Дело знакомое. Впрочем, ему знакомо было все: Франция, море, корабли, чужие страны, сделки, люди, события, законы, гостиницы и тюрьмы. Стоило кому-нибудь уж очень пожаловаться на судьбу, как он сейчас же предлагал свои услуги; не раз ссужал он деньгами, но должники его скорей бы умерли, чем не вернули ему долг, столько страха вселял он, несмотря на добродушный вид, полный решимости, каким-то особенным, глубоким взглядом. Одна уж его манера сплевывать слюну говорила о таком невозмутимом хладнокровии, что, вероятно, он в критическом случае не остановился бы и перед преступлением. Взор его, как строгий судия, казалось, проникал в самую глубь всякого вопроса, всякого чувства, всякой совести У Вотрена руки были достаточно длинны.»
К внешнему портрету Вотрена, Бальзак добавляет, что он был с короткой бычьей шеей, и коротким, мускулистыми, как у лошади-тяжеловеса, ногами. Таким образом, телосложение Вотрена, полностью подпадает под категорию диспластичной личности, согласно классификации Альбрехта Дюрера. Несколько штрихов к внутреннему портрету Вотрена. Бальзак пишет:
«Кто я? Вотрен. Что делаю? Что нравится. И все. Хотите знать мой характер? Я хорош с теми, кто хорош со мной или кто мне по душе. Им все позволено, они могут наступать мне на ногу, и я не крикну: Эй, берегись! Но, черт возьми, я зол, как дьявол, с теми, кто досаждает мне или просто не приятен! Надо вам сказать, что для меня убить человека все равно что плюнуть. Но убиваю, только когда это совершенно необходимо, и стараюсь сделать это дело чисто: я, что называется, артист. И вот, каков я есть, я прочел Воспоминания Бенвенуто Челлини, да еще по-итальянски!,то был сорвиголова, он-то и научил меня подражать поведению, которое нас убивает и так и сяк, но, кроме этого, он научил меня любить прекрасное во всем, где только оно есть. А разве не прекрасна роль, когда идешь один противу всех и у тебя есть шансы на удачу? Я много размышлял о современном строе вашего общественного неустройства. Я разобрался в земных делах и вижу в жизни только два пути: тупое повиновение или бунт. Я лично не подчиняюсь ничему, ясно?»
(См.: Оноре де Бальзак. Собрание соч. М., «Художественная литература». 1983. Том 2. Стр. 235, 240, 313, 383,, 392, 393, 394.)В преступном мире Вотрена звали обмани смерть.
Еще несколько штрихов к портрету Вотрена, или аббата Карлоса Эрреры из «Блеск и нищета куртизанок» (Назв. Соч., т.3) и «Утраченные иллюзии» (Назв. Соч., т.4).
«Аббат Карлос Эррера не был похож на иезуита, он вообще не был похож на духовное лицо. Плотный, коренастый, большерукий, широкогрудый, сложения геркулесова, он прятал под личиной благодушия взгляд, способный внушить ужас; лицо его, непроницаемое и обожженное солнцем, словно вылитое из бронзы, скорее отталкивало, нежели привлекало. Только длинные прекрасные волосы, как у князя Талейрана, придавали этому удивительному дипломату облик епископа, да синяя с белой каймой лента, на которой висел золотой крест, изобличала в нем высшее духовное лицо. Черные шелковые чулки облегали ноги силача. Изысканная опрятность одежды говорила о тщательном уходе за своей особой, что весьма необычно для простого священника, да еще в Испании. Несмотря на столь отталкивающие черты, впечатление сглаживалось манерой держаться, резкой и вместе с тем, вкрадчивой». Вотрен имел: «Торс атлета, руки старого солдата, широкие, сильные плечи приличествовали бы кариатидам средневековых зодчих, сохранившимся в некоторых итальянских дворцах. Люди, наименее прозорливые решили бы, что пламенные страсти или необычайные злоключения бросили этого человека в лоно церкви; несомненно, лишь неслыханные удары судьбы могли его изменить, если только подобная натура была способна изменяться. Испанец, как видно, был фаталистом, подобно Наполеону, Магомету и многим великим политикам. Удивительная вещь! Почти все люди действия склонны к фатализму, так же как большинство мыслителей склонно верить в провидение». А, вот характеристики, которые дают Вотрену, хорошо знавшие его люди. Люсьен де Рюбампре: «Мастер парадокса. Для меня он страшнее дьявола». Корантен: «Аббат чрезвычайно хитер, это дьявол высшего чина». Камюзо: «Не человек, а дьявол; у него на все есть ответ. Великий актер. Титан хитроумия, притворства, наглости Кромвель каторги! Я никогда не встречал подобного мошенника». «Плотская и разнузданная любовь этих людей первопричина семи десятых преступлений. Именно женская преданность повинна в том, что столько темного и неясного остается во многих процессах. Тут и сила и слабость преступника».