Не один полк Частей Особого Назначения «ЧОН» предтечей будущих чекистов, направленный на расправу с восставшими казаками, заманивался под пулемётный огнь, а потом, атакой из засады, был «порубан в капусту»! Только после тяжелого ранения, в беспамятстве, увезли Нину Бурову с родной кубанской земли в постылую эмиграцию.
И покатились годы богемной жизни на чужбине. Зарубцевало тело молодое рану под сердцем, да и забыло о ней. Но нет-нет, будто гривой игривого жеребца по лицу, ка-ак хлестанёт по сердцу смертная тоска! хлестанёт памятью о запахах ковыльной южно-российской степи и горячего конского пота да память о ветре о дух захватывающем ветре лихой кавалерийской атаки! И зачастит тревожно сердце, когда громыхнёт в памяти дробный раскат гулкого грома казачьей лавы, летящей в кавалерийскую атаку! и, невольно, потянется, рука к бедру, чтобы ощутить жутковатый восторг от чувства смертоносности острой шашки в лихом замахе и полыхнёт азартным жаром в крови страстный порыв: успеть доскакать, дотянуться и рубануть острой, как бритва, казачьей шашкой по ненавистной будёновке чоновца!
В том же яростном порыве порыве атакующей казачьей конницы, рождались трагичные скульптуры Нины Буровой, скульптуры чуждые, непонятные французским буржуа основным заказчикам и покупателям скульптур. Воспитанные на утончённом фимиаме искусств, иллюстрирующих библейские сюжеты, тонкие ценители эллинской эротики, благопристойные буржуа, вздрагивали, как от удара электрическим током, увидев застывший в гипсе, вихрь сабельной схватки и лица искаженные ненавистью и яростной жаждой смерти врага, такой лютой жаждой мести, за утоление которой и собственной жизни не жалко!
Талант не расстёгнутая ширинка не каждый его сразу видит. Не находили страстные работы Нины Буровой отклика в устричных душонках буржуа, не понимавших чувства ярости и боли, душонках заплывающих голубеньким жирком прохладного равнодушия. Не пользовались успехом её работы у склеротичных сексуальных бодрячков, падких на прелестные округлости попочек муз и граций, закруглённых по холодным классическим образцам античной эротики.
Не ублажала Нина Бурова души французских снобов, подражаниями эталонной красоте скульптур Микельанджело, очарование которых воплощено в идеальной законченности форм, замороженных в зябком глянце мрамора. Мотыльково восторженным французским эстетам не понятен был внутренний взрыв чувств в скульптурах Нины, где пламя страстей раскрывается не столько в декоративности жестов и внешних форм, сколько рвётся из глубины скульптур, подобно сокрушительной энергии, спрессованной в тротиловых зарядах.
Да и сама грубо шершавая фактура российских страстей, так не похожая на отполированные традициями эталоны чувств, освященных мастерами Возрождения, отпугивала робких французских эстетов. Не могли они понять талантливость работ Нины Буровой, в которых замерли мгновения эмоциональных взрывов самых сильных из чувств человеческих: страха и ненависти! Чувств, из которых состоит душа России.
Долго, замысловато вели Гриневского и Нину от Новороссийска до Парижа пути-дороги эмиграции, чтобы в тот же день, час и минуту подвести к двери аудитории в Сорбонне.
Здравствуйте, земляк! сказала Нина по-русски. И улыбнулась.
А а как вы узнали? простите!.. здравствуйте!.. добрый день!!.. что я русский? смешался от смущения Гриневский, забыв открыть дверь женщине.
Французы не смотрят на женщину так испуганно И не держатся так долго за дверную ручку! рассмеялась Нина.
С этой минуты начался отсчёт минут, дней и месяцев неразделённой и мучительной любви Гриневского. Полюбил Гриневский сразу, не зная: кто она, та женщина при виде которой у него перехватило дыхание, отключилось сознание, оставив беспомощное неуклюжее тело стоять, ухватившись за дверную ручку с идиотской улыбкой на физиономии. Но чем больше Гриневский узнавал о Нине, об её удивительной судьбе, тем большее отчаяние испытывал он, понимая безнадёжность своей любви. И тем более страстно продолжал любить её, не рассчитывая на взаимность.
Мучительно ревновал Гриневский Нину к её друзьям офицерам, воевавшим на юге России. И к корниловцам, и к деникинцам, но больше к дроздовцам, которыми восхищалась Нина из-за их беспримерного похода через всю Украину, занятую красными. И не к западной границе, к союзникам, а в самое пекло гражданской войны на Кубань, к Деникину! В обществе офицеров героев гражданской, у Нины, кроме искусства, были и другие темы для горячих споров. Были общие воспоминания о Кубани, о путях дорогах войны, романсы под гитару
А у него?? Гриневскому казалось, что Нина должна презирать его за то, что он не воевал, изменив долгу российского офицера, хотя не только Нина, но и никто из его друзей не укорял его, считая, что гражданская война на то и гражданская, чтобы каждый распорядился своей судьбой так, как ему подскажет гражданский долг. А если не уверен ты в своей гражданской правоте, стоит ли убивать земляков с кем-то за компанию!? И если человек в гражданской войне выбрал, вместо пулемёта, резец скульптора, значит, для него это правильный выбор: честь и хвала тому, кто вместо смертоносной пулемётной очереди подарит миру шедевр русской культуры о которой поэтесса Нина Бурова писала:
Русская культура смех сквозь слёзы Гоголя,
Русская культура наша жизнь убогая
Русская культура это очень многое:
С вечными желаньями, замками во сне
Никто не знал, что было на душе Гриневского. Казалось всем, что у него с Ниной дружеские отношения, хотя чувствовал он, что относится к нему Нина гораздо серьёзнее, чем к доброму приятелю однокурснику. В отличие от работ Нины, работы Гриневского пользовались успехом. На последнем курсе Сорбонны имел он хорошо оплаченные заказы по реставрации скульптур и изготовлению копий.
Ободрив себя афоризмом Козьмы Пруткова: «И в тупых головах любовь нередко преострые выдумки рождает», Гриневский, тайком от Нины, через посредников стал скупать наиболее талантливые её работы, чтобы устроить выставку. Он был уверен, что работы Нины Буровой будут поняты и объективно оценены тогда, когда будут выставлены все вместе, дополняя друг друга.
Но, узнав о приглашении в Россию, Гриневский бросил все дела, уплатил неустойки и препоручил организацию выставки работ Нины Буровой своему другу, известному парижскому скульптору, оставив его душеприказчиком по завещанию своей мастерской Нине Буровой.
Рассказ о своей любви закончил Седой словами:
Козьма Прутков изрек: «От горечи на сердце помогает касторка!» Вернувшись в СССР, убедился я, что совковая жизнь действует крепче! Ошеломило меня не коварство НКВД, о котором был наслышан я в Париже, как об учреждении, созданном из злобных садистов и мерзавцев. Потрясло меня то, что русский народ превратился в безмозглое, трусливое стадо подопытных скотов, над которыми теперь можно делать любые безнравственно жестокие социальные эксперименты! Скотов, а не рабов, потому что рабам не чужды душевная боль, сострадание, любовь и ненависть. А русский народ превратился в равнодушных домашних животных, кротко терпящих издевательства своры подонков, захвативших власть! Ведь, к народу вернулся я! И оказалось, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Зато сесть в одну и ту же лужу можно много раз. И понял я, что попал не туда, не в ту Россию. Убедился в правоте Нины и друзей, которые говорили, что вернутся они на Родину, но с оружием в руках, и будут из «народной биомассы» лепить русских людей! Понял я, что насловоблудил Чехов фразочкой: «красота спасёт мир». Не спасёт мир красота! Пока она будет спасать мир, уроды мир изуродуют, переделав его, по уродским понятиям о красоте! Для спасения культуры оружие нужней пера и кисти! Даже, если пуля дура, а штык совсем идиот.
Замолчал Седой, расставив точки над ё-маё о своей любви, оставшейся в Париже в далёком, прекрасном мире. И мы молчим, каждый про своё. Но дотошный Вася, тут как тут, с ревнивым вопросом:
Седой, извини, не обижайся ты красавЕц-мужик умный, храбрый каждый хочет быть таким. А в чём красота Нины Буровой? Не как художницы, а как женщины, в общем-то, ну бабы как бабы? Говорят, все они одинаково устроены.
Усмехается Седой. Отвечает не понятно. А мы не переспрашиваем: темочка деликатная.
Ты, Вася, Новый Завет не читал и не знаешь, что есть на свете любовь. Материалисты долдонят, что любовь, продукт инстинкта размножения. Для животных и большей части общества, состоящего из «плевелов», это верно. Но у избранных людей дух соединен с Духом Божиим,
«А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом»!! (1Кор. 6:17).
Эти люди духовная часть Бога тоже боги. Не каждый удостаивается звания бога, нужен для этого нравственный духовный потенциал. Не каждому дано и чувство любви. Большая часть людей, я назову их по библейски ПЛЕВЕЛАМИ или, на языке науки, биороботами, не способна на то. Дух плевел не может соединяться с Духом Божиим. Почему? это отдельный разговор. Апостол Павел давал чёткие определения. Он назвал биороботов людьми, но не духовными, а душевными.
«Есть тело душевное, есть тело и духовное» (1Кор. 15:44),
«Рожденное от плоти есть плоть, а Рожденное от Духа есть дух» (Ин. 3:6), но
«Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим. 8:14).
Так как душевный человек не сын Божий, то
«Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия». (1Кор. 2:14).
И Иуда Иаковлев, ученик Христа, пророчествовал:
«в последнее время появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям. Это люди душевные не имеющие духа» (Иуд. 18,19),
но допустил неточность: душевные люди тоже имеют дух, только дух у них без контакта с Духом Божиим! А потому Иисус Христос называл таких людей «мёртвыми», хотя и
«живущими на земле, имена которых не вписаны в Книгу Жизни» (От. 13:8).
То есть, они изначально рождены «плевелами», то есть, сорняками. Ибо
«Рождённое от плоти есть плоть» (Ин. 3:6).
И есть строки в Евангелии про них:
«Иисус сказал ему: иди за Мною и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8:22).
Потому что за Иисусом «мёртвые» духом не пойдут. Им это ни к чему. Они живут по своей програме:, комфорт, секс, деньги и, желательно, ещё слава.
А зачем Богу надо, чтобы между духовными или живыми путались какие- то душевные мертвяки ходячие? удивляюсь я. На фиг Богу морока ещё и с этими сорняками!
Не Богу, а людям нужна эта морока! Для духовного роста необходима борьба! С поповской ложью! С искушениями богатством, славой! Борьба не на жизнь, а насмерть!