Сборник. Книга 1. Роман «Седой» и другие избранные произведения - Войлошников Александр Васильевич 2 стр.


Иду вдоль длинного состава, осматривая двери товарных вагонов. Тяжелые запоры дверей накрепко обмотаны толстой проволокой и запломбированы: ценный груз. Ни одного порожняка в составе! На открытые платформы и тормозные площадки я не смотрю: прохладно. Пройдя вдоль состава с одной стороны, обхожу его с другой, всё ещё надеясь найти не запертую дверь. Потеряв надежду попасть в вагон, в третий раз иду вдоль состава, приглядываясь к грузам на открытых платформах: нет ли там местечка, укрытого от ветра под брезентом?

 Эй, поц!..

Вздрагиваю: оклик тихий, но неожиданный: голос-то рядом!!..

 Чего гуляешь?  спрашивает, невидимый в контрастно чёрной тени вагона, худощавый мужчина в чёрной одежде. Железняк? Он бы не стал говорить тихо, а окриком шуганул меня отсюда! А потому не кручу я восьмёрки о пользе ночного променада для ударной работы кишечника.

 Уехать хочу

 А где вода на станции?

 Колонка возле вокзала.

Несколько секунд худощавый смотрит на меня. Потом протягивает небольшое закопчённое ведёрко.

 Лады. Принеси воды уедешь. Ходи по-тихому.

У меня достаточно своих резонов, чтобы не светиться и я, сторожко держась в тени вагонов, отправляюсь к колонке. Приняв у меня полное ведерко, худощавый подходит к одному из товарных вагонов, тихо свистит сквозь зубы и!  тяжелая щеколда, запирающая двери вагона, сама по себе поднимается вместе с проволокой, которой она обмотана и с пломбой на ней. Двери вагона медленно, бесшумно отъезжают в сторону. Худощавый подаёт ведёрко в дверь вагона, а потом, чуть опершись руками, легко, как кошка, запрыгивает в вагон и оттуда, подав мне руку, одним махом поднимает меня:

 Оп-паньки!

Дверь беззвучно закрывается, но не совсем. Худощавый просовывает руку в оставшуюся щель, поправляет на щеколде замысловато закрученную проволоку и проверяет, на ощупь, пломбу. Потом закрывает дверь плотно и щеколда, по ту сторону двери, как живая, тихо звякнув, опускается на место. Я слышу, как в темноте кто-то жадно пьёт воду.

 Бу-удет, будет, Вась  останавливает его Худощавый,  обопьёшься  и, взяв у невидимого в темноте Васи ведерко, сам начинает пить жадно, большими глотками.

 Разбуди Тараса, пусть попьёт  переводя дух, просит Васю Худощавый.

 Чую, шо воду лакають  раздаётся голос, зловеще низкий, как из преисподней, но, откуда-то, сверху. Глаза привыкают к темноте и я вижу, как из под потолка спускается могучий, как паровоз ФД, огромный Тарас и припадает к ведерку. Потом ведёрко обходит ещё круг, донышко ведёрка задирается всё выше

 Кажуть, шо вода не хорилка та бохато не выпьешь, а ось,  на троих ведёрочко уломалы  подводит итог водопития Тарас, когда донышко ведра поднялось выше его головы.  Прийдётся ще хлопчика посылать. Хто знае дэ и колы будем ще стоять?

 Кажуть, шо вода не хорилка та бохато не выпьешь, а ось,  на троих ведёрочко уломалы  подводит итог водопития Тарас, когда донышко ведра поднялось выше его головы.  Прийдётся ще хлопчика посылать. Хто знае дэ и колы будем ще стоять?

Все прислушиваются. Тихо. Так же успокаивающе сонно посапывает паровоз.

 Дуй хлопчик! Тильке обережно!  говорит Тарас.

Я вновь крадусь к колонке, чувствуя, что три пары глаз внимательно следят за мной. Когда возвращаюсь с полным ведёрком, Вася предлагает:

 Давай отопьём, а то расплещется

Все поочерёдно припадают к ведёрку, но, уже без охоты. В тусклом свете, сочащимся из маленьких грязных окошечек под потолком вагона, различаю я, что вагон, за исключением узкого пространства возле двери, загружен почти до потолка деревянными ящиками, а в них что-то железное, завёрнутое в провощённую бумагу.

 Лезь в кубрик!  приглашает Худощавый. Забравшись наверх, вижу,  часть ящиков вынута, а пустота заполнена соломой, на которой лежат, телогрейки.

 Ложись с краю. Места хватит. Параша, по-флотскому гальюн, в том углу,  на подветренной стороне. Ссать через щель в полу, а срать захочешь бери конверт из бумаги, там они заготовлены, и в него конверт через окно выбросишь там фанерка вынимается. Но! Дела такие только на ходу! Инструктаж закончен. По курсу так держать! Судя по адресам вагон до Киева без пересадок. А тебе куда?

 А всё равно

 Вот, и мы туда же! Значит, нам по-пути. А как ты возник на этой станции?

 Так по-тихому.

 Тихо стибрил и ушел, назвается нашел?  подначивает Худощавый. Майданишь?

 Ну когда нечаянно

 За нечаянно бьют отчаянно!

 За битого двух небитых

Обмениваемся затертыми прибауточками, а меня мандраж разбирает: чую, что очень метко угодил я в непонятку. Что за люди такие осторожные: не только по воду не ходят, но и хезают так аккуратно, что б и вблизи вагона не пахло? А если они ошмонают меня, когда я при таких-то форсах? Да что ошмонают! Таким и замочить меня не в падлу, чтобы я в оборотку их не засветил А на ходу кричи, не кричи Надо срочно когти рвать, пока стоим!.. Но только я полез к выходу, как Худощавый, поняв тревожно закрученную цепочку моих мыслей, стопорит меня:

 Ша, юнга! Малый назад! Харэ, харэ не менжуйся! Не бзди, Макар, я сам боюсь! Мы побегушники, не урки. Мы контра. Политики. Я да Тарас пожизненные комсомольцы. И срокА тянули на краю географии, где два месяца холодно, а остальное время очень холодно. Населяют тот, забытый Богом край, две северные народности: вОхра и зекА. Там тянули мы срокА. Да не дотянули у меня да Тараса бессрочка. У Тараса пятьдесят восьмая, пункты второй, восьмой, а у меня пятьдесят восьмая пункт тринадцать.

 Второй пункт восстание, восьмой теракт,  комментирую я пункты, а про тринадцатый пункт не слышал Бывает, разве, такой?

 Это, юнга, редкий пунктик называется «благородный.» Для тех, кого звали: «Ваше благородие». Не долго меня так звали после производства во флотские офицеры двух месяцев не прошло, как февральская революция!.. Повязал я на кортик красный бант, выступал на митингах. А закончилась моя флотская карьера после того, как большевички в Новороссийске флот бездарно утопили. Забросил я в Чёрное море романтическую мечту сопливого детства офицерский кортик, вместе с красным бантиком, и за бугор! Не хотел убивать русских людей, какого бы цвета они ни были. И прожил бы всю жизнь спокойно, вдали от взбаломошной родины, если бы не прикупился на дешевый понт: лажовую амнистию офицерам, не служившим в жандармерии и не воевавшим.

Друзья предупреждали: нельзя большевикам верить! Честь и совесть для коммунистов понятия царские, вражеские. Не поверил я друзьям, а поверил слову русского народа и в закон государства, который «обратной силы не имеет». А оказалось, что советскому государству плевать не только на честь и на совесть, но и на свои же законы! Они пятьдесят восьмую дополнили пунктом тринадцать, противоречащим не только закону, но и здравому смыслу, так как карают по этому пункту не за то, что ты сделал, а за то, что ты МОГ СДЕЛАТЬ не только до создания этого пунктика, но и до рождения советской власти!

Джонотан Свифт старался придумать что-нибудь невероятно абсурдное для злобной речи лилипутского адмирала, который заявлял, что измена зарождается в голове, а поэтому надо казнить каждого, у кого есть голова. Если бы Свифт ознакомился с законами советской власти, то понял бы, что по придумыванию абсурда он жалкий дилетантишко! Да только одну статью пятьдесят восьмую, с её пунктами и подпунктами,  не придумали бы, собравшись вместе, такие выдумщики, как Свифт, Рабле, Бюргер и Кафка Так-то, юнга! А теперь, когда ты не только знаешь, кто мы, но, думаю, веришь мне, то, надеюсь, у тебя отпало желание задавать отсюда лататы? А мы познакомились, как положено по лагерному камильфо: сперва по статье, потом по душе. Имя ничего не говорит о человеке, кликуха кое-что, а, вот, статья всё! Это и судьба и мировоззрение. Тебя как кличут?

Джонотан Свифт старался придумать что-нибудь невероятно абсурдное для злобной речи лилипутского адмирала, который заявлял, что измена зарождается в голове, а поэтому надо казнить каждого, у кого есть голова. Если бы Свифт ознакомился с законами советской власти, то понял бы, что по придумыванию абсурда он жалкий дилетантишко! Да только одну статью пятьдесят восьмую, с её пунктами и подпунктами,  не придумали бы, собравшись вместе, такие выдумщики, как Свифт, Рабле, Бюргер и Кафка Так-то, юнга! А теперь, когда ты не только знаешь, кто мы, но, думаю, веришь мне, то, надеюсь, у тебя отпало желание задавать отсюда лататы? А мы познакомились, как положено по лагерному камильфо: сперва по статье, потом по душе. Имя ничего не говорит о человеке, кликуха кое-что, а, вот, статья всё! Это и судьба и мировоззрение. Тебя как кличут?

 Рыжий

 А меня Седой. Почти тёзки А у Васи пятьдесят восьмая, пункт десять. Срок детский пятак. Часть срока он на малолетке оттянул и в зону попал после шестнадцати. Семячки остались дотянуть срок, да с блатарями у него конфликт. Тарас взял его под своё крылышко сперва в бригаду, потом в побег. Нельзя было оставить его в зоне искалечил бы его Хряп, садист уголовник. Побожился, что Ваську опарафинит и козу заделает зенки выдавит Я тебе, Рыжик, всё это подробно излагаю, чтобы знал ты, с кем связался и почему мы менжинские. Ориентировки на нас не только у ментов, но и у железнодорожников по линии. Хорошая премия светит тому, кто нас накнокает. А темнить мне резону нет завтра ты нас увидишь, да вдруг не так поймешь. А нам ты поможешь ты ещё шкет и под ориентировки не подходишь Интересно, откуда ты в столь юном возрасте пятьдесят восьмую по пунктам сечёшь?

 Она для меня родная. По дополнению. Я чес ЧСИР.

 Ну-у  протягивает Седой,  романтичная у тебя статья: вендетта!

 Чи-иво??  удивляюсь я.

 Вендетта кровная месть. По правилам вендетты за отца мстят сыну. Но!  только совершеннолетнему. Детей и женщин вендетта не касается. Но советская вендетта, названная «ЧСИР», распространяется на всех членов семьи. Не понимают чекисты, по пролетарскому скудоумию, что вендетта обоюдоостра: если мстят с одной стороны, то и с другой не заржавеет! И в какой кровавый тупик загоняет Сталин Россию только Богу ведомо. Россия не остров Сардиния, где все родня друг другу и вендетту исполняют строго по закону. В России такой кошмар представить трудно.

Вероятно, все выспались. И мне, после всех приключений, тоже спать не хочется. Сидим под потолком, ожидая отправления.

 Скорей бы состав пишов покурыть бы  сипит басом Тарас.  Скушные вы сёдни

 Рыжий, ты с воли, вертани прикольчик свеженький!  просит Вася.  Анекдотец бы

 Анекдотец?  переспрашиваю я не без ехидства, вспомнив о Васином пункте десять, (КРА контрреволюционная агитация), который лепят за анекдоты.  А что такое «бекас»?

Назад Дальше