Я ломал голову над вопросом, занимавшим меня почти с самого перехода границы. По логике войны государство лишь тогда окажется побеждённым, когда будет повержена его столица так, почему же мы, влекомые нашим Великим Полководцем, шли по пятам русской армии, отступавшей к Москве? Почему бы часть Великой Армии не развернуть на север, в сторону Санкт-Петербурга, никем почти не прикрытого? Быть может, главная цель нашего Императора уничтожить армию противника, а столица она без армии падёт и сама?
В этом как раз и заключался гениальный замысел Барклая-де-Толли, подхваченный впоследствии Кутузовым, и на который «повёлся» Наполеон: отступать, изматывая противника, но не к столице для её защиты (что было бы вполне логично, однако, тогда война будет неминуемо проиграна, поскольку французов силой не остановить!), а вглубь страны, к Москве, создавая у неприятеля иллюзию, что на этом городе свет для русских сошёлся клином!
Ну а Санкт-Петербург это направление закрыть было просто нечем (все войска брошены под Смоленск!), и его прикрывал всего лишь один-единственный корпус (двадцать три тысячами пехоты с конницей, при 108 орудиях) генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна бросать против которого половину Великой Армии, необходимой для уничтожения главных сил противника (оставшегося бы тогда у неё в тылу), было бы просто глупо. И в этом состоял второй крупный просчёт Бонапарта!
Не успел я отыскать ответ на свой вопрос, как на другой же день, такова уж наша жизнь, что нередко ответы на вопросы как-то находятся, а сами вопросы как-то решаются лишь оттого, что мы начинаем о них думать! итак, на другой день, вызывают меня через посыльного к нашему полковнику, и притом, в полной выправке
Не успел я отыскать ответ на свой вопрос, как на другой же день, такова уж наша жизнь, что нередко ответы на вопросы как-то находятся, а сами вопросы как-то решаются лишь оттого, что мы начинаем о них думать! итак, на другой день, вызывают меня через посыльного к нашему полковнику, и притом, в полной выправке
Полковник Конно-гренадерского Полка Императорской Гвардии дивизионный генерал Фредерик-Анри Вальтéр (звания в Гвардии соответствовали армейским, но были рангом выше), одновременно являлся командующим третьей бригадой, куда входил полк, а также и дивизией корпуса кавалерии Гвардии, командовал которым маршал Империи Жан-Батист Бессьер, генерал-полковник Императорской Гвардии
Гвардеец должен являться по приказу командира в полном вооружении и походной экипировке, одним словом, готовым к выполнению задания. Ну что ж, сборы недолги: протёр ладонью орден Почётного Легиона, красовавшийся на доломане а надо сказать, орден этот, полученный за Прейсиш-Эйлау, был для меня прямо-таки палочкой-выручалочкой! Мало того, что он приносил доход в 250 франков, что для солдата совсем недурственно, так ещё и в трактирах поднесут бесплатно, ежели не слишком наглеть да и жандармы документа не спросят, а часовые так те аж на караул берут, вытягиваясь по струнке! Вона как!
Затем, осмотрев збрую и закрепив на лошади лёгкое кавалерийское седло, приторочил к нему гренадерский карабин с длинным (почти до среза ствола) деревянным ложем, пару пистолетов An XIII с обеих сторон седла, патронную сумку нацепил новую, только что выданную шефом нашего эскадрона, саблю «а ля Монморанси» с изогнутым клинком делов-то!
Захватил с собой, правда, и недельный денежный запас, всё, что было на руках! 15 франков, 10 су и 4 сантима да лошади пуд овса на пару дней (в мешках с обеих сторон седла), ну а сена можно раздобыть по дороге и в путь!
Куда мы направляемся? спросил я посыльного с удивлением, когда палатка полковника осталась в стороне, а мы, тем не менее, продолжали путь. Немногословный посыльный, молчавший всю дорогу, словно воды в рот набравшись, на этот раз «снизошёл», удостоив меня ответом:
Терпение, мой друг, терпение и вновь углубился в молчаливо-глубокомысленное изучение разбитой Великой Армией ухабистой дороги, толчками ложившейся под копыта наших лошадей.
Вскоре мы подъехали к Вильно, всюду следы пожаров и опустошения! На окраине городка я сразу приметил домишко, чудом не разорённый русскими, его нельзя было не заметить: пикет гвардейских конных егерей гарцевал, красуясь, на породистых скакунах, окружив халупу со всех сторон. Это была Ставка Верховного Главнокомандующего!