«ЧЕМ ПРОЩЕ СТИХ, ТЕМ ОН ТРУДНЕЕ»
«КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ» были написаны в 1925 году и вошли в сборник стихов того же названия, выпущенный в 1931 году в Белграде.
Вряд ли можно назвать случайным рождение этого шедевра. Тема утраченной родины становится одной из главных в творчестве поэта полубеженца, полуэмигранта.
Эпиграф к стихотворению первая строфа мятлевской элегии. Чисто формально оно пересекается с «розами» К.Р.: три строфы, три времени были, ныне, будут.
Но лаконизм, простота, ясность соединены с такой глубиной мысли; трагизм с таким светлым оптимизмом, что к этому небольшому стихотворению хочется возвращаться снова и снова. Стихи положены на музыку уже в наше время (композитор Олег Иванов) и вошли в репертуар лучших современных исполнителей.
В стихотворении Игоря Северянина собственная судьба поэта переплетена с судьбой страны, его родины, неотделима от нее. В нем и грусть по ушедшему, когда в сердцах людей роились ясные грезы, и короткая констатация трагических перемен в стране. Цветы превратились в «розы воспоминаний о минувшем дне». Кстати, розы эти не увядшие; они также хороши и свежи, как раньше.
Проходит время, и появляется надежда на возрождение страны. «ВЕРНУТЬСЯ В ДОМ РОССИЯ ИЩЕТ ТРОП»
Но самому поэту уже нет места в этом новом доме. Как многие творцы, он предчувствует свою кончину. И снова поворот его не будет, но страна не отвергнет поэта. Она помнит о нем, любит его и достойно почтит его память.
«КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БУДУТ РОЗЫ,
МОЕЙ СТРАНОЙ МНЕ БРОШЕННЫЕ В ГРОБ!»
Эти строки выбиты на могильном памятнике поэта, которому не грозит забвение, на Александро-Невском кладбище в Таллине.
V
Все любители поэзии, без сомнения, должны быть признательны И. Мятлеву за то, что свое элегическое воспоминание о рано оставившей его возлюбленной он начал такой проникновенно-щемящей строкой.
Эта строка, вдохновившая И. С. Тургенева, сопровождает горькие размышления писателя об уходящей жизни тихой печальной мелодией и придает «Стихотворению в прозе» лиризм и поэтичность.
Конкурсный опыт К.Р., поэзия которого грешит вторичностью и изобилует «общими местами», интересен, однако тем, что автор воспротивился минорности строки и попытался повернуть ее на мажорный лад, «не дал розам увянуть». И в этом смысле предварил северянинские «классические розы», ставшие, по моему мнению, апофеозом, строки
«КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БЫЛИ РОЗЫ»
Молитва
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
В этом удивительном произведении Михаил Юрьевич Лермонтов не приводит текста молитвы, не называет того, к кому она обращена. Читателю представляется возможность воссоздать в своем воображении моление, в котором «созвучье слов живых» дышало бы святостью, обладало силой благодатной.
Само по себе обращение к литературному жанру молитвы представляется явлением необычайным. Поэт беседует не наедине со Всевышним, поверяя ему свои сомнения и упования. Не повторяет слов молитвы в Божьем храме вместе с другими молящимися. Но исповедально обращается к миру себе подобных, им адресует поэтические страницы, доверяет свою боль, переживания, надежды и ожидает понимания, поддержки и ответного сочувствия.
Дмитрий Веневитинов (1805 1827), активный деятель кружка «любомудров», за год до своей ранней смерти обратился в стихах к невидимому хранителю души. Его желание, его чаяние уберечь свою обитель, свою душу от обольщения, лени, зависти, лжи и коварства, воспитать в ней «огонь возвышенных страстей» («Моя молитва», 1826).
Вот еще одна молитва М. Ю. Лермонтова. Она полна нежности и любви. Поэт вручает Божией матери, «теплой заступнице мира холодного», достойную душу невинной девы.
В тяжелые для России годы Первой мировой войны голоса русских поэтов вливаются в общий хорал молитв русских людей о жизни воинов, о победе на поле брани.
Такова «Молитва матери» Сергея Есенина, в которой соединены и тревога за жизнь солдата, и гордость за его ратный подвиг.
Поистине трагического звучания полна «Молитва» Анны Андреевны Ахматовой. Ради Отечества поэтесса готова на непомерные жертвы: ей не страшно перенести годы недуга, потерять друга и даже ребенка, лишиться своего «таинственного песенного дара», лишь бы
Туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
В шестидесятые годы ХХ столетия Булат Шалвович Окуджава создал свою «Молитву Франсуа Вийона». Обращение к Господу, прозвучавшее от имени поэта средневековой Франции с подкупающей подлинностью интонаций Вийона, оказалось понятным и близким нашим современникам.
Это он, вечно голодный бездомный Франсуа, просит дать «каждому, чего у него нет». Это он, изгнанный отовсюду и немало претерпевший от сильных мира сего, смешивает сарказм с великодушием: «дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть». И кто, кроме автора «Баллады повешенных», мог обращаться к Всевышнему с казалось бы недопустимой просьбой: «Каину дай раскаянье!»
Поистине единые устремления и гуманизм высокого поэтического духа не знают границ времени и пространства, преодолевают национальные и конфессиональные различия.
И если Вийон верит:
Наш вседержитель благ, я это знаю,
И с верой сей мне жить и умереть,
то и Окуджава заканчивает свою молитву утверждением:
верит каждое ухо тихим речам твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.
Уже в нашем, ХХI веке свою молитву сотворил поэт Евгений Макаров. Это, прежде всего, покаянная исповедь человека, понимающего сколько вреда принесено людьми окружающей природе их варварским отношением к лесам и обитателям лесов, их губительными проектами преобразования (реки вспять, смрадные заводы и т. д.).
Высок эмоциональный накал «Молитвы прощения». Речь идет уже о нравственном падении людей, их бездуховности. Автор осознает и свою собственную причастность к тем прегрешениям, тем черным деяниям, что были совершены в нашей стране в прошлом веке и не изжиты до настоящего времени. Он чувствует личную ответственность за то,
что жили без забот,
За всех бомжей и всех сирот,
За опустевшие деревни,
За наш язык забытый, древний
Последнее тем более актуально, что «Молитва прощения» появилась в печати в 2007 году, объявленном Годом русского языка. Обращаясь с покаянием к Святой Руси, поэт самым большим грехом считает забвение дороги в Храм, забвение Бога. Сотворенная молитва очищает душу, дает уверенность, что просьба будет услышана:
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко
И верится, и плачется,
И так легко, легко
(М. Ю. Лермонтов, 1839 г.)
Два стихотворения о любви
Русская поэзия полна звуков любовной лирики, которая воспевает удивительное чувство, приносящее столько надежд, радости, а порой и разочарования.
Восхитительные поэтические портреты возлюбленных, тончайшие нюансы душевных движений влюбленных, искренность чувств от мимолетных увлечений до той любви, что выпадает человеку один раз и остается с ним на всю жизнь.
Этот год знаменателен двумя датами в культурной жизни страны: 215 лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и 200 лет со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова.
Вспоминаются два лирических стихотворения поэтов, так по-разному выразивших свои чувства, но в одинаковой мере вызывающих и в наше время восхищение и сопереживание.
А. Пушкин
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем
Всего восемь строк признания, прощания и благословения. Сознавая, что любовь в его душе угасает, поэт отваживается на это признание единственное первое и последнее. Как бы мимоходом он упоминает о своих переживаниях:
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим
Но это не главное поэт заботится о том, чтобы своим признанием не потревожить, не опечалить ту, которую любил и еще любит:
Я не хочу печалить вас ничем.
Так бережно может обращаться к женщине человек, который знает цену любви, умеет беречь и хранить воспоминание о ней.
В заключительных строках душа поэта раскрывается полностью:
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Это не крик боли это обращение ко Всевышнему с мольбой о счастье все еще любимой, апофеоз благородства и возвышенности чувства, данного богом единственному существу на земле человеку.
М. Лермонтов
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье
Эти строки обескураживают. Поэт отдает должное красоте той, что сейчас перед ним, но не допускает мысли о своей влюбленности в нее.
В этих строках нет ни нежности, ни теплоты это скорее констатация факта. Почему же поэт обращается к ней?
Кажущееся сходство красавицы с подругой юных дней воскрешает в его памяти горькие воспоминания о молодости, «погибшей молодости», о прошлом страданье, которое не покидает его.
Но напрасно он вглядывается в прекрасное лицо, долгим взором вникая в ее глаза, перед ним лишь копия, далекая от оригинала.
не с тобой я сердцем говорю
.
В твоих чертах ищу черты другие
..
В глазах огонь угаснувших очей
Эта почти мистическая картина поражает безысходностью.
Можно сострадать поэту, но нельзя ничем помочь, не найти слов, которые принесли бы утешение.
Мучительное сознание невозвратимости прошлого остается до конца жизни поэта стихотворение написано летом 1841 года незадолго до его гибели.
Два стихотворения о любви
В моем представлении они дополняют друг друга. От благоговейного чувства и обращения к небесам до неизбывного страдания и верности памяти навсегда ушедшей возлюбленной.
Второе «Я»
Двойственность человеческой натуры издавна привлекала внимание писателей и поэтов, этих «инженеров человеческих душ».
С одной стороны восторженное восприятие окружающего мира, созидательное творчество, любовь ко всему живому; с другой неприятие действительности, попрание нравственных устоев, гётевский дух отрицания.
Два человека в одном, их противостояние друг другу, скрытая борьба по воле авторов предстали перед читателем.
А. С. Пушкин в стихотворении «Демон», написанном в 1823 году в южной ссылке, дает характеристику злому гению, который вторгается в душу молодого человека и отравляет её ядом сомнения.
Современники Пушкина видели в демоне реальное лицо, даже называли Александра Раевского. Но сам автор отверг такое толкование демона и интерпретировал свое произведение по-иному. Незрелое молодое сердце, доступное всему прекрасному, соприкасается с «вечными противоречиями существенности», влияние которых навсегда уничтожает лучшие надежды и «поэтические предрассудки души» (А. Пушкин. «О стихотворении «Демон»).