Что, земляк, отдыхаем?! свободно воскликнул Федор I, попыхивая сигаретой. Едкий запах дешевого вина просачивался с дымом сквозь его великолепные зубы. Константин с недоумением уловил во всех плохо скрываемое напряжение.
Надолго к нам ты? двигаясь ближе, развязно спросил Витюнчик.
Да, в училище собираюсь, удивленный резкостью тона, ответил новичок.
Слушай, земеля, сказал Медынский, почесывая могучий затылок. Креститься надо, а то в козлы запишем.
Как это?
Надолго к нам ты? двигаясь ближе, развязно спросил Витюнчик.
Да, в училище собираюсь, удивленный резкостью тона, ответил новичок.
Слушай, земеля, сказал Медынский, почесывая могучий затылок. Креститься надо, а то в козлы запишем.
Как это?
Ну, каждый из нас пнет тебя пару раз в задницу, ты ставишь нам пузырь, и все дела!
Что за гадость?! поразился Константин.
Земляки выразительно и печально переглянулись. Федор I отступил, и Витюнчик вдарил Голова Константина рванулась вбок от позорящего хлестка по губам.
Вы что, серьезно? Он с трудом выдохнул горький воздух
Да, насмешливо отозвался Босс, легко развернулся, и верный удар свалил бы тугодума, да весь этот удар полетел в сияющую за плечом новичка пустоту, а следом и сам Федор I Медынский решительно прыгнул вперед и тут же получил по голове так хорошо, будто штакетиной Федор I силился подняться Витюнчик в панике схватился за камень, поднять его не смог, заорал дурнинкой и побежал прочь. Паша, напрягшись, стоял как вкопанный
Пляжный гул приутих и немедленно возобновился. Кое-где даже аплодировали, а Киоскер тот страшно хохотал, когда крещение повернулось столь неожиданным образом.
С каким стыдом бежал Константин с поля боя! «Ну, зачем же так, черти зеленые? Как про тюрьму рассказывают новенький, получай оплеуху, знай свое место И сам хорош. Ждал, пока треснут. Сразу бы объяснить, не лезьте, ребята, опасно! Как теперь с ними дружить по кривой дорожке обегать начнут»
Глава пятая
Ободренный интимным происшествием, дядя возлежал в поролоновом кресле и курил, стряхивая пепел на аккуратно выщипанную гроздь винограда. Томно округляя глаза, он наслаждался своими раздумьями. «Ириша, конечно, обходительнейшая женщина. Как она! Ну, просто жар, просто огонь какой-то!»
Он с пристрастием убрал остатки файф-о-клока, вынес пустую бутыль на площадку лестничной клетки этажом ниже, и насухо вытер столик. Рывком приподнимая дипломат, выронил его и тот изящно раскрылся, выпустив на ковер десятки денежных пачек в новых банковских упаковках!
Тысячи свежих незапятнанных рублей, шипя, расползлись у его ног
Мать честная, Костюша, вот это номер! Чувствуя, как в груди разливается холодное онемение, дядя присел и ткнул пальцем банкноты. Точно, рублики! Те самые, что обеспечиваются всем достоянием Государственного банка России!
Шепотом высказывая ряд непечатных выражений, пересчитал их. Вышла круглая цифра десять тысяч.
«Подлец, вот подлец! в величайшем волнении подумал Петр Васильевич. Извинительный такой, порядочный, а ишь, чего выкинул!»
Беспокойно замерил комнату тяжелыми шагами. Осененный, встал. «Банда, не иначе. Уговорили, застращали. Передать там, как-то для них использовать Что делается, а?»
Время отсчитало по копейке минуту, вторую, а Константина все не было. «Где этот стервец пропадает, неужто все на пляже?» Некстати вспомнилась дача в Садовом поселке у озера ее прежний хозяин, требуя последние две тысячи, при встрече стал чаще жаловаться на крайне нищенский уровень жизни
Дядя разозлился. «Какие-то бандюги могут раскидываться деньгами, как попало, а ты сдыхать должен в четырех стенах, вдали от природы. Я этим скотам покажу, как детей портить! Обойдутся!» молниеносно решил он и, не колеблясь, сложил купюры в одну из секций зального гарнитура. «Пусть только коснутся племяша, головы пооткручиваю!» свирепо решил он.
Запели соловьи.
С порога Константин весело и напрямик спросил:
Теперь можно?
Загадочно играя голосом, дядя ответил:
Давай-давай, проходи Стой! Где взял деньги, говори быстро, ну?
Племянник замер и медленно опустил голову. Петр Васильевич приблизился и положил руки на плечи маленького заблудшего человека. Тот согнулся и плаксиво затянул:
Мне грозили, но я все скажу-у, все
Шмыгая носом, достал из внутреннего кармана пиджака не заклеенный конверт. Дядюшка величественно принял бумагу и зачитал ее, с трудом вникая в текст. Сноха сообщала, что посылает с сыном часть суммы, вырученной за проданный дом, и просит использовать ее для Константина постепенно и как можно рациональнее. «Целую Наденьку, простите за навязанное беспокойство, но так, после всего случившегося, будет лучше».
А кто тебе губу разбил? упавшим голосом спросил он.
А кто тебе губу разбил? упавшим голосом спросил он.
На пляже, не моргнув, ответил племянник.
Дядя покорно, как выдоенная корова, преклонил главу. За один миг приобрести и потерять десять тысяч этого не вынесли даже шахтерские нервы!
Константин тут же повис на его шее.
Не обижайтесь, пожалуйста! Вы на меня напустились так, что мне ничего не оставалось, как подыграть вам Я к этому в театре привык, у нас здорово было насчет розыгрышей ни одна репетиция без них не обходилась.
Какой еще театр? еле вымолвил дядюшка.
У нас дома, радостно сообщил Константин. Приехала к нам с Дальнего Востока бабушка одна, Энне Николаевна, режиссер, бывший артист цирка Совершенно случайно, ей наш климат был нужен, подлечиться. Что у нас тогда началось! Какие там военные училища, все в артисты пошли! Как она учила! Бесподобно! На высочайшем уровне отработка голоса, разминка, грим, этюды и пантомимы Я помощником у нее был режиссером театра эстрадных миниатюр! Гордо закончил несвязицу Константин.
Пришла Надежда Прокофьевна, целовала, расспрашивала, любовалась своим единственным племянником, с которым так нехорошо обошлась судьба. После гибели отца, мать недолго оставалась вдовой
Закипел модный самовар. Дядя, с трудом помещаясь в тесной кухне, резал колбасу, племянник жевал ее на ходу Скоро расположились в гостиной, а Петр Васильевич не отказал себе по такому случаю в рюмочке коньяка
Этажом ниже звонил к себе домой Игорь Сперанский. Вздрагивая избитой головой, он ладонями прикрывал порванную на животе рубашку.
Встретила мать.
Кто тебя так, Игорек? побелела она от испуга.
Он молча втиснулся в прихожую.
Миленький, ну разве можно так, ну за что ты меня вечно наказываешь, что я тебе плохого сделала? заплакала она. Умоляла же, не дерись, не связывайся с шантрапой. Нет, ты не слушаешь родную мать, не сидишь дома, мотаешься, где попало может, ты уже пьешь, пьешь?! с остервенением подскочила она к сыну. Растишь, ночами не досыпаешь, а потом вот такая сволота вырастает!?
Привлеченный скандалом, выглянул отчим, с лица которого вечно не сходила всепонимающая улыбка.
Эк, петух, как тебя разукрасили! воскликнул он, разглядывая неприглядную физиономию пасынка.
сердце им отдавай, корми, а он, хулиганье Я не могу больше!
Томочка, умоляю ничего страшного, успокойся, пожалуйста эк какая невидаль подрался! Все мы пацанами были, известное дело, тумаки там, подзатыльники Ну, я тебя прошу, прекрати, увещевал он впавшую в расстройство супругу.
Он в ду-ушу плюет, а ты расти, воспитывай, жаловалась, повторяясь, мать, дозволяя увести себя в комнаты.
Оттуда понеслась равномерная бархатная волна отчимовского баритона.
Господи, да нельзя же так, Томочка. Пойми, мужчина растет, а не пентюх какой-то Суровые обстоятельства они воспитывать должны, без этого-то жизни не бывает
Он снова показался в прихожей и укоризненно зашептал:
Ты того, давай не увлекайся вечно отдых норовишь испортить. Завтра поговорим.
Игорь закрылся в ванной и сел на кафельный пол.
«Завтра Какое у меня может быть завтра?»
И расплакался до полнейшего душевного бесчувствия.
Новгородцевы укладывались на покой.
Петя, ты первое время присмотри за мальчиком, сказала Надежда Прокофьевна, наши уличные безобразничают, шампанское уже в подъезде распивают
Будет сделано, Надюш, легко согласился дядюшка и забылся сладким непобедимым сном.
Константин прошел в свою комнату, качаясь от усталости. Постель была заботливо расстелена, он выключил свет и на секунду задержался у окна.
Ощущение зябкости и непоправимого одиночества кольнуло его; на улице орал пьяный, и за темным стеклом Константину вдруг почудился окровавленный кулак.
Глава шестая
В единственном на весь город ресторане «Универсал» к девяти часам вечера уже и спились и спелись. На втором этаже в зале, на мраморной лестнице, в вестибюле и обоих туалетах фейерверком рвалось искреннее и неудержимое веселье. Перезнакомились, передрались и перецеловались все бывало в эти волшебные вечера!
Что здесь годы и чины Ребятишки лет под сорок доверчиво разглаживали коленки юным спутницам; младые юноши бойко конфликтовали из-за дам в зрелых годах, а те уже соглашались перейти с сухих вин на водку
Киоскер, напротив, был солиден и трезв. За столиком городская элита: Слава Морозов диск-жокей при ДК, Павлик Растопчин машина, Мариночка книги. Глаза точно льдинки в цветном коктейле изогнулась в кресле нежным стебельком Последнее приобретение Юлая, человека разрушительной силы, временно и. о. Карпа.
На скатерти все строго: молдавский коньяк, шоколадное ассорти, кофе и голые апельсины.
Пропустили по одной рюмашке, по второй Лихой гвалт вокруг бодрил, жег кровь. Радужный туман сгущался, в груди задавило от беспричинного смеха, соседка умна, красавица, а жизнь именно сейчас стала приниматься как бесценный и изумительный дар!
Грубым викингом залетела на стол водка, поданы дежурные бифштексы, забыты мелкие пакости дня. Юлай необыкновенно мягок вокруг его кряжистой талии руки Мариночки, возносит тост да и пошло-поехало
Киоскер растрепанный, добрый, несколько раз вытаскивал смеющуюся усталую Наташу к столу, целовал ей руки, поил коньяком. Знал, что вскоре будет ее минута, когда он погаснет в толпе ревущих поклонников, и поэтому заранее демонстрировал свои права на нее.
И вот завсегдатаи нестройно, но рьяно забили в ладоши:
Натали! Натали!
Новички озирались, хор полнился, выкрики нарастали, музыканты поспешно освобождали центр своего гнезда, и туда, наконец, впорхнула невысокая девчонка в строгом бежевом костюме, по виду совершеннейшая школьница. На чистом прихмуренном личике гранатовая полоска губ и челочка, краем бегущая на распаленные зеленые большущие глаза.