Однако и у Ф. Энгельса (а также других представителей марксизма), и у современных этнографов здесь, как правило, наблюдается некая «черная дыра». Почему собственность неизбежно должна была сосредоточиться в руках мужчин, до конца не вполне ясно (тем более что известны примеры обществ мужчин-«домоведов»)?
Однако и у Ф. Энгельса (а также других представителей марксизма), и у современных этнографов здесь, как правило, наблюдается некая «черная дыра». Почему собственность неизбежно должна была сосредоточиться в руках мужчин, до конца не вполне ясно (тем более что известны примеры обществ мужчин-«домоведов»)?
Если «разделение труда между мужчиной и женщиной для производства детей» было исторически первым актом в формировании системы разделения труда и до возникновения частной собственности, отмечает О.А. Воронина, а «общество было матриархатным и матрилинейным, то почему бы этой собственности не концентрироваться в руках женщин?» Может быть, концентрация собственности в руках мужчин это вполне удавшаяся попытка отобрать у женщин центральный статус, который базировался на ее способности рожать новых членов общества?.. О.А. Ворониной представляется, что «игра власти вокруг категории пола вещь очень любопытная и не стоило бы даже ради чистоты классового анализа так легко отбрасывать ее». (Этнографы отмечают отсутствие системной линейной зависимости между собственностью и общественным статусом женщин и мужчин и преувеличение значения кровного родства между наследодателем и наследником).
Не было ли, продолжает автор, наоборот, именно возникновение и развитие моногамной семьи, вопреки утверждению Ф. Энгельса, «условием накопления частной собственности в руках мужчин, сумевших вывести детей из-под опеки матери и превратить их (да и женщин) в своих рабов, в свою собственность?!» Автору представляется, что такое агрессивное поведение первобытных мужчин ближе к исторической правде, чем их альтруистическое желание передать собственность именно своему кровному сыну[64].
Как отмечают В.П. Алексеев и А.И. Першиц, экономические и идеологические принципы патриархата нередко активно внедрялись в жизнь мужскими тайными союзами: например, мужчины члены таких объединений в масках грозных духов нападали на женщин, вымогая или отбирая их имущество, совершая насилия и даже убийства: при этом «тайные» союзы часто намеренно обнаруживали и афишировали свою антиженскую деятельность[65]. История обнаруживает множество мужских обществ («клубов»), где, в отрыве от матерей и других женщин, молодые люди с отрочества воспитывались в «мужских» обычаях, необязательности послушания матери и признания ее авторитета[66]. (Существовали также и женские союзы, «дома», «клубы». Они носили, как правило, вторичный характер и не были воинственными. Так, у африканских народов эти союзы играли роль важного фактора в общественной жизни, так как хозяйственные функции женщины были существенно значимыми[67]).
Кроме того, патриархат в эпоху классообразования все же не был универсальным порядком во взаимоотношениях полов. В некоторых обществах господство мужчин не установилось вплоть до возникновения ранних государств, да и то не вполне и окончательно выраженное с сохранением влиятельного положения женщин. Однако, подчеркивают авторы «Истории первобытного общества», в большинстве своем это были общества, в которых практиковалось именно ручное земледелие, что еще раз с очевидностью указывает на роль межполового разделения труда, его влияния на отношения собственности и последующего переворота в положении полов[68]. Это же подтверждается и гораздо более ранними исследованиями: в местах, где кормились преимущественно охотой, значение женщины было не очень велико, где же плодами земли господствовало влияние женщины (жены)[69]. «Руки женщины, пишет Ю. Липперт, впервые вертели жернов, она первая, ради своей дорогой ноши ребенка, участвуя в охоте, заботливо, с трудом отыскивала и собирала питательные семена злаков, и там, где они росли, избирала место для очага, а впоследствии научилась искусно выращивать их Таким образом, женщина дала образец предусмотрительного трудолюбия и сделалась матерью земледелия»[70].
Длительное время сохранялся у ряда народов (Древний Египет, Древняя Греция, африканские государства Лунда и Буганда и др.) и материнский счет родства. В Древнем Египте, иньском Китае, древней Спарте женщина, как известно, обладала достойным общественным статусом[71].
Поскольку причина угнетения женщины, пишет Симона де Бовуар, кроется в продлении рода и содержании вотчины в неприкосновенности, женщина может избежать абсолютной зависимости от мужчины в той мере, в какой ей удастся избежать семьи[72]; «если общество, отрицающее частную собственность, отвергает и семью, судьба женщины тем самым значительно улучшается». В Спарте, продолжает автор, где преобладал общинный строй, девочек воспитывали так же, как мальчиков; жена не заточалась в доме мужа, он так мало имел на нее прав, что другой мужчина для совершенствования своего рода мог потребовать соединения с нею само понятие супружеской неверности исчезает, когда исчезает наследство; дети принадлежат городу; не имея потомков, не владея имуществом, мужчина не владеет и женой; женщины несут на себе тяготы материнства, как мужчины тяготы войны[73].
Поскольку причина угнетения женщины, пишет Симона де Бовуар, кроется в продлении рода и содержании вотчины в неприкосновенности, женщина может избежать абсолютной зависимости от мужчины в той мере, в какой ей удастся избежать семьи[72]; «если общество, отрицающее частную собственность, отвергает и семью, судьба женщины тем самым значительно улучшается». В Спарте, продолжает автор, где преобладал общинный строй, девочек воспитывали так же, как мальчиков; жена не заточалась в доме мужа, он так мало имел на нее прав, что другой мужчина для совершенствования своего рода мог потребовать соединения с нею само понятие супружеской неверности исчезает, когда исчезает наследство; дети принадлежат городу; не имея потомков, не владея имуществом, мужчина не владеет и женой; женщины несут на себе тяготы материнства, как мужчины тяготы войны[73].
Известны и более современные примеры. Так, среди аборигенов Австралии встречаются женщины, которые никогда не подчиняются мужчинам и говорят с ними как равные, являются примирительницами во время драк между мужчинами, членами совета старейшин и даже главами общин[74].
Впрочем, например, О.А. Ворониной не кажется принципиально важным, что явилось причиной закабаления женщин и детей в семье: накопление собственности в руках мужчин или, наоборот, «первоначальный акт агрессии способствовал накоплению собственности, которая содействовала утверждению власти мужчин» в семье и социуме. Гораздо важнее, с ее точки зрения, что формирование патриархатной (моногамной) семьи явилось началом становления патриархатных структур. Стратификация общества (в нашем случае на гендерной основе) породила и продолжает воспроизводить антагонизм между полами, который может быть преодолен через «снятие» «маскулинистской идеологии» и патриархатного принципа социальной организации[75].
Полагаем все же, что не только результат (следствие), но и причина в нашем случае (как и во всех других) принципиальна. Другое дело, что системная теория таковой причины (причин) в философии, социологии, этнографии, видимо, пока не созрела
Поэтому будем иметь дело со следствием, т. е. с патриархическим типом организации общества. Естественно, он проявляет себя во всем от филологии до политики, бизнеса, труда, семьи, иных социальных контактов. Гендерная асимметрия вездесуща, хотя и является в новом и новейшем времени объектом некоторой, иной раз весьма успешной нейтрализации, которая, впрочем, не везде необходима и возможна.
«Взбудораженность» гендерной проблематики нарастала весьма и весьма постепенно. Были, разумеется, эпизоды истории о женщинах-воительницах, женщинах-властительницах, писательницах и т. д., которые, как всякие исключения, лишь подтверждали правило[76]. И появлялись сочинения о равенстве полов. Например, в XVII в., отмечает во вступительной статье к первому российскому изданию книги Симоны де Бовуар «Второй пол» С.Г. Айвазова, был издан труд Пулена де ля Барра «О равенстве обоих полов», в котором автор заявляет о том, что неравное положение мужчины и женщины в обществе есть результат подчинения женщины грубой мужской силе, а не предписания природы[77]. Этот тезис стал основой целой традиции, отчасти поддержанной просветителями. «Согласившись с тем, продолжает С.Г. Айвазова, что миф о женщине как существе второго сорта, органически неспособном претендовать на равенство с мужчиной, по сути своей абсурден, просветители воздержались, однако, от признания ее гражданской состоятельности, т. е. способности выступать в роли субъекта истории», ссылаясь на теорию «естественного права», полагающую женщину продолжательницей рода, силой, воспроизводящей социальное пространство, но не занимающей в нем значимого места. Чтобы снять противоречие между таким подходом и основным документом Французской революции, «Декларацией прав человека и гражданина» (ст. 1: «Все люди рождаются свободными и равными в правах»), законодатели были вынуждены дополнить этот документ рядом актов, в которых разъяснялось, кто же попадает в категорию «свободных и равных», женщины в нее не попали. Отказ толкователей революционных идей признать француженок полноправными гражданами, замечает С.Г. Айвазова, способствовал рождению нового общественного явления феминизма, получившего развитие в XIX и особенно в первой половине XX в.[78] (Одна из родоначальниц движения за права женщин Олимпия де Гуж в известном документе «Декларация прав женщины и гражданки» констатировала: «Если женщина имеет право взойти на эшафот, она должна иметь право взойти и на трибуну»). В результате активизации этого движения, а также развития социалистической идеи, общественные стереотипы и нормы постепенно менялись, доктрина обогащалась специальными трудами по «женскому вопросу», а сами женщины получили «право» быть автономными, самодостаточными и многообразными.
Следует заметить, что феминизм относится к наиболее интенсивным, эмоциональным (вплоть до агрессии) и политически результативным явлениям XIX, XX вв. и начала XXI в. Прежде всего, особенно вначале, он имел политическую окраску недаром процесс уравнения прав мужчины и женщины, установления гендерного равенства (пусть и весьма относительного) в западных странах называют «тихой женской революцией»[79].