«Из-за такой пигалицы я, взрослый матерый волчище, трачу свое золотое время?» уныло спросил себя детектив, продолжая улыбаться. «Надежда Сергеевна, хотя теперь в ваших жилах течет моя кровь, я вас не люблю. И предупреждаю не в девятьсот, а в тысячу девятьсот рублей обойдется вам моя работа». Отъевшийся Шмыга забыл, что еще неделю назад он был готов всего за пятьсот рублей предотвратить не то что несчастный случай, а даже техногенную катастрофу регионального масштаба.
Ты говорил дядя, повернулась Алина к жениху, а он почти твой ровесник.
Где же ровесник? торопливо сказал Паша, и недобрая тень вдруг промелькнула в его глазах. Сколько тебе, Иван? Лет двадцать семь, тридцать?
Тридцать, согласился Иван Петрович, почти тридцать.
Похоже, Паша ревновал свою красавицу ко всему на свете. «Надо бы шепнуть ему, что я не считаю его невесту красавицей. Чтобы в будущем не возникало коллизий Хотя какое будущее, завтра же закончу это дело».
Как там у вас в Хабаровске? спросила девушка.
Ничего, жить можно. Лососи, китайцы, тайга приморье одним словом, беззаботно ответил Шмыга. Единственное, что знал он об этом городе, это то, что по карте он находится с правой стороны от Уральского хребта.
Вы такую вкусную икру привезли. Паша угощал меня. Она у вас, наверное, копейки стоит?
Икру и лосося детектив купил в супермаркете на площади Горького. Он с подозрением посмотрел на Алину. Ему показалось, правда, только на мгновение, что лукавая усмешка тронула ее губы. Нет. Она серьезно ждала ответа на свой вопрос.
Да. Во время нереста.
Иван Петрович быстро и с неожиданным для себя юмором пересказал недавно виденный по РТР сюжет о приморских браконьерах. Паша о Дальнем Востоке ничего не знал и нетерпеливо ерзал в кресле.
Вань, ты, может быть, устал? вмешался он. Можно телевизор в твою комнату отнести
Иван, а вы что оканчивали? спросила Алина, не обращая внимания на Пашино предложение.
Университет, юрфак.
Вау! с восхищением воскликнула она. Тяжело учиться?
Иван Петрович вспомнил общагу в Саратове, холодные комья пшенки по утрам, ночной клуб в бывшей конюшне на окраине, где он на втором курсе подрабатывал охранником, позор, с которым он провалил на первой сессии административное право еще какие-то юношеские обиды полезли в душу.
Он с плохо скрытой горечью сказал:
Не просто И вздохнул. Зато библиотека там хорошая.
А сейчас кем работаете? По специальности?
«Стоп!» некий трезвый и холодный голос произнес в его мозгу. Он помедлил с ответом.
В частной конторке. Гражданские дела. Скука.
Ждете, как и все мы, больших дел и больших денег? как-то просто спросила она.
Иван Петрович изумленно посмотрел на Алину. То ли освещение изменилось, то ли она переменила позу, но он увидел ее совсем другой взрослой умной женщиной, в зеленых глазах которой дрожали золотые искры от настенных светильников.
Хотелось бы, сказал Шмыга, невольно подбирая живот и распрямляя плечи. Против загипсованного Паши он выглядел, наверняка, красавцем корнетом.
Вы способный, вы своего добьетесь, по вам видно, мягко сказала она.
Да, мог бы, неожиданно для себя согласился детектив, и внезапно со злобой подумал о Сибиреве. «Крутит старикан, крутит, держит в Нижневолжске на мелочевке. Вполне мог бы позвать к себе в Москву и привлечь к большим проектам».
Вам надо в центр выбираться, в провинции вас не оценят. Моей маме предлагали Москву и работу, но она выбрала Нижневолжск и мужа.
«Я не говорил о Москве вслух!» Мимолетный испуг коснулся его, однако тут же испарился. Павел как-то резко встрепенулся.
Линочка, мы сразу после свадьбы едем в Москву. Я еще не говорил с Димой, но он может нам на свадьбу квартиру подарить. Ему раз плюнуть. Не самую крутую, где-нибудь за кольцевой, но в Москве! Увидишь, он классный парень.
Не откажет. Ему раз плюнуть, еще раз с ожесточением повторил он.
Надеюсь, зябко передернула плечиком невеста.
Вот только мамаша уперлась колом и стоит, чуть не выругался Бурцев. Знает, старая, что мы уедем, боится остаться одна, вот и долбит нас, долбит молодые, без диплома институтского, без профессии
Ты бы навестил маму, посоветовал детектив.
Ее скоро выпишут, отмахнулся Павел, и, враз обессилев, откинулся на спинку кресла. Он явно был еще слаб.
Постель тебе приготовлю, сказала Алина, поднимаясь. И домой позвоню, что буду завтра.
Ну, как? прошептал «племянник», наклонившись к Шмыге со своего кресла, когда невеста вышла.
Ты знаешь, не в моем вкусе, небрежно отозвался детектив. А так ничего, симпатичная, добавил он, заметив, как помрачнел Бурцев.
Симпатичная, угрюмо повторил он, и еще раз наклонился к нему. Иван, я за нее жизнь отдам, и любому глотку перегрызу, кто дорогу мне пересечет.
Ты знаешь, не в моем вкусе, небрежно отозвался детектив. А так ничего, симпатичная, добавил он, заметив, как помрачнел Бурцев.
Симпатичная, угрюмо повторил он, и еще раз наклонился к нему. Иван, я за нее жизнь отдам, и любому глотку перегрызу, кто дорогу мне пересечет.
Успокойся ты, сумасшедший! засмеялся Иван Петрович. У тебя свадьба скоро, а ты глотки грызть собрался! Расслабься.
Но Паша не отвечал, наверное, продолжая мысленно грозить неведомым врагам, собиравшимся покуситься на его невесту. Так и молчал, пока его не увела Алина. Она переоделась, и теперь на ней был короткий халатик, невзрачный, из хлопчатобумажной ткани, небрежно перехваченный тоненьким пояском. Да, и ноги ее далеко не безупречны, как теперь мог убедиться в этом детектив.
«Хороши, но коротковаты, пожалуй», решил он, все же задержав на них больше внимания, чем положено для того, чтобы их просто оценить мужским взглядом.
На журнальном столике темно-синего стекла плоская коричневая бутылочка на двести пятьдесят граммов, две хрустальные рюмки, похожие на крохотные бочонки, раскрытая коробка шоколадных конфет
Коньяк «Дербент», прочитал Иван Петрович. Прислушался. Из спальни, куда удалились влюбленные, доносился звук приглушенно работающего телевизора. «Коньяк покупал Паша на свои деньги, карманные, поэтому на хороший не хватило», подумал детектив, и украдкой налил в один из бочонков немного жидкости светло-чайного цвета. Попробовал, причмокнув губами, и выпил разом, словно водку. Впрочем, по вкусу напиток ничем от водки не отличался.
«Да еще паленый», поморщился Шмыга, отправляя в рот конфетку. Вытянул ноги.
«Осторожнее надо с любовью сына, Надежда Сергеевна расслабленно подумал он. «Температура и скорость протекания этой биохимической реакции довольно велики. Сначала вы загнали в больницу Пашу, затем и сами в ней оказались. Не трогай чужой котелок, обожжешься!»
Основная мысль ясна, оставалось снабдить ее соответствующей аргументацией. Но все завтра завтра. Этот вечер он хочет провести здесь, в чужом комфорте и в чужом уюте, который ненадолго стал ему родным.
«Что-то Алина слишком долго укладывает женишка», подумал он с нетерпением. Выключил свет и подошел к окну, слегка отдернув штору.
На подоконнике с той стороны сидел черный кот с небрежно прорисованным белым галстуком на шее и смотрел на него круглыми желтыми глазами. Потом зевнул, обнажив розовую пасть с острым язычком, и вновь уставился на Ивана Петровича.
Легкие шаги скользнули за спиной, маленькие теплые ладони прикрыли глаза, и горячие губы щекотно коснулись затылка Алина с едва уловимой насмешкой произнесла:
Дядя Ваня, вас тоже спать уложить? Не получается без меня?
Он сжал эти ладошки, торопливо поцеловал одну за другой, не соображая, что делает, и не он ли несколько минут назад с высокомерием говорил что-то насчет чужого котелка Затем повернулся и обнял юную девушку за плечи.
И в третий раз Алина поразила его своим превращением. Сейчас перед ним стояла маленькая беззащитная девочка с прижатыми к груди руками; девочка, которая только что совершила дерзость и теперь спокойно, даже с интересом наблюдала, какое же наказание она за это понесет. Стояла тихо, запрокинув голову, и в глазах ее, прежде цвета весенней зелени, сейчас тревожно шелестела темная осенняя ночь.
Казалось, самое естественное это подхватить девушку на руки и, нежно целуя, отнести в постель Но Шмыга медлил, ровное дыхание Алины касалось его груди, разжигая в сердце безобразное пламя, от которого начинал плавиться рассудок. Вот-вот и но вдруг некто посторонний ответил его голосом, холодным и мерзки-равнодушным:
Спасибо, я попробую уснуть сам.
Иван Петрович хотел обернуться, чтобы найти наглеца, сказавшего эти невозможные слова, и немедленно убить его, но в следующую секунду догадался, что это был он сам.
И все то непонятное, безумное, страстное, желанное, что рождалось между ним и чужой невестой, вроде бы должно разлететься в клочья от этих слов, но Алина взяла «дядюшку» за руку и повела в комнату:
Я помогу тебе постелить.
И добавила фразу, расхожую, обыденную, словно клеенка на кухонном столе, которая вмиг сняла с него возникшее напряжение:
Куда вы без нас, мужчины!
В комнате окна были распахнуты настежь, белые тюлевые занавеси выгибались от ночного сквозняка, холодившего кожу. Алина наклонилась над широкой двуспальной кроватью, собирая покрывало. Иван Петрович стоял позади, мир дробился и плыл в его глазах.
Расправляя простыни, она склонилась ниже над кроватью, поставив на матрац одну коленку. В каждом ее движении простом, ловком, по-кошачьи грациозном не было и тени намека на непристойный провокационный подтекст, но эта стянутая тонким пояском гибкая талия, смуглые бедра, эта маленькая розовая пяточка босой ступни все вместе являлось величайшим из всех искушений, которые когда-либо приходилось переживать Шмыге.
Она села, взяла вторую подушку, обхватила ее руками и прерывистым шепотом сказала, отводя прядь волос, сбившуюся на глаза:
Ложись.
Иван Петрович медленно, как загипнотизированный, подчинился.
Мне нравятся сильные мужики, призналась она. Нравится смотреть на них, нравится, когда они меня сжимают
Любишь читать женские романы? спросил Шмыга, стараясь придать голосу твердость и даже насмешливость.
Я вообще не люблю читать, она двинула от себя подушку и легла головой на его колени. Легла так просто, естественно, и так неожиданно, что Иван Петрович ничего не смог предпринять. Даже не отодвинулся. Лишь безвольно подумал «Вот будет весело, если войдет жених!»